Новый Мир ( № 11 2008)
Шрифт:
где гуляет ветер, большой и пьяный,
но обычно гуляет не он один, —
там открываются взгляду широкие мутные воды,
и статуя Свободы видна со спины,
и стоят на приколе старые пароходы
от зимы до лета и с осени до весны.
Тут жил парусник, твой веселый однофамилец,
да,
и теперь его место у пристани занял красный эсминец.
Мы подумали: значит, скоро пора и нам.
Мы смотрели Свободе в спину, и было странно:
мы думали: отчего она так зелена?
И зачем нужна такая большая поляна,
и зачем на реке такая большая волна?
И, дивуясь на все эти дивные дива,
мы стояли и долго и молча смотрели туда,
где впадала в зловещий Хадсон таинственная Ист-Рива
и тяжелой волной набухала речная вода.
Июль 1996, Нью-Йорк
Письмо в Россию
Здесь щебечет американская птица,
перебегает дорогу американская кошка.
А ночами такое снится,
что становится тошно.
Все это очень странно: мрачные города,
ласковые звери, призрачные озера, —
вся эта сладкая, лакомая еда
для непривычного взора.
Равнины штата Огайо скучны и плоски.
Пенсильванские горы невысоки.
А над хайвеем березки роняют слезки,
и у обочин в траве горят светляки.
В отдельных местах океана тут очень мелко.
А в городах на крышах растут леса.
И скачет по тротуару американская белка,
и летает синяя птица*, и прочие чудеса.
Июнь—ноябрь 1996,
Нью-Йорк — Москва
* *
*
— Что вы тут ходите, mam?
Что вы смотрите из-за угла?
Что-то ищете? — Не совсем.
Просто я здесь жила.
— Что вы тут бродите, miss?
Бродите вверх и вниз,
бродите вкривь и вбок,
вдоль, поперек...
— А просто я здесь жила.
Только весна была.
Только вот этот склон
еще не был от инея бел
и вот этот платан
только-только зазеленел...
— Что ж вы тут ходите, girl,
в длинном осеннем пальто?
Вас не помнит уже никто,
да уж и снег пошел,
и колокол зазвонил...
— Нет, никто меня не забыл!
Я же помню, как здесь жила
целых три длинных дня.
Я же помню: вино пила,
ходила загорать на Гудзон
и все любили меня:
и она, и он...
— Ну и что вы тут ходите, honey,
со своими стихами,
со своими неясными, длинными
и запутанными делами,
и со всеми своими мужьями,
с дорогими друзьями,
с полоумной ухмылкой,
с обкусанными губами?
— Да нет, я так, ничего...
Просто люблю вспоминать.
Просто через неделю мне уезжать.
Просто хочу с собой кое-что отсюда забрать.
И когда-нибудь это все
еще как пригодится мне:
эта осень и этот свет,
сталь Гудзона и звон
заиндевевшей травы,
этот якорь под фонарем
и Манхэттен на той стороне.
Осень 1996, Хобокен
Десять лет спустя
I
Вы хотите, чтоб я писала о “Nine Eleven”:
об одиннадцатом сентября две тысячи первого года?
Я работала там, в подвале одной из башен:
я встречала клиентов в небольшом ресторане.
Там были официантка Джейн и менеджер Мэри.
Там были два безымянных мексиканца-басбоя:
они тайком от Мэри меня кормили
(потому что нельзя было есть на рабочем месте),
приносили сандвичи и жареную картошку,
говорили, в каком углу присесть: там, мол, нету видеокамер.
А голубой кокетливый Билл, разнося тарелки,
успевал доносить мужеподобной Мэри,
что они меня кормят, и Мэри очень сердилась.