Новый Мир ( № 12 2009)
Шрифт:
Знаете, Петя присылал мне открытку из каждого порта, куда они заходили на стоянку. С местным видом: получалось, как будто мы путешествуем вместе. Тридцать шесть лет!..
Пожалуйста, не верьте, если вам будут рассказывать. Мало ли что он делал у нее в комнате, может быть, зашел соли попросить по-соседски... Инфаркт — это же так внезапно, у Пети много лет было больное сердце. Кромешный ужас, не дай вам бог пережить. Он все годы смотрел только на меня одну...
О Марише все, извините. Всего доброго, милая. Не забудьте ваш диктофон.
—
— Ты часто уходишь в лес?
Глянула удивленно:
— Грибы же сейчас. И орехи. Осенью все в лесу.
— Про всех поподробнее. Много у вас тут живет людей?
— Не-а. Когда Каменки жили, то было много, шумели все время и дрались, мальчишки же. Но они в город уехали. Вон за той крышей, видите, острая — их половина. Вы туда не ходите, а то вернутся и скажут, что у них украли чего-то. А теперь только мы.
— Ты, Иллэ и Отс?
— Да. Здесь у нас баня. Если надо будет, скажите Отсу, он затопит. А так мы ее по субботам топим всегда. Кроме лета, летом-то можно в пруду.
— Купаться?
— Ага. Только там пиявки, но я не боюсь. Иллэ говорит, от пиявок сила. Ты им кровь, они тебе силу. Но она не всегда говорит правильно, потому что старенькая уже.
— Я думала, она вообще не разговаривает. Она твоя бабушка?
— Иллэ?
Таша приостановилась, посмотрела на меня, свела тонкие бровки над терновыми глазами, как если б услышала неожиданный, требующий осмысления вопрос. Пожала плечами. Двинула дальше по лабиринту хаотичных строений и пристроек. Я шла за ней, в ногу, в такт, стараясь запоминать, фиксировать, развешивать внутренние маячки. Я буду здесь жить. А значит, рано или поздно все освою и пойму.
— Тут зимняя кухня и подпол. Если надо яйца, или соленье, или еще что-то такое, можно лезть, только осторожно, там лестница старая, запросто полететь. Отс обещает новую сколотить, но он не успевает все.
— А Отс тебе кто? — Уловила в ее глазах все то же непонятное непонимающее выражение и срочно переформулировала: — Он муж Иллэ?
Или сын?
— Сын.
Ответ прозвучал как отзвук, как эхо, и его разумная однозначность осталась под вопросом. Подумалось: может, она плохо воспринимает на слух наш язык, и тут же с опозданием изумило противоположное, а именно ее свободное щебетание без малейшей запинки или неправильности. Но акцент был, вернее, не акцент даже, а интонация, странноватая, нездешняя. Хотя что я знаю о здешних местах?..
— Таша, а для чего такие высокие корзины?
— Для полестья. Но можно и катышь собирать. — Кивнула: — Ага.
— А вы давно здесь живете? Всегда или приехали откуда-то?
— Всегда.
И снова в ее ответе почудилось эхо: не надо задавать альтернативных вопросов, только предельно конкретизированные, чтобы и взамен получить конкретику, простую и понятную, как вот про полестье и катышь. Ничего, со временем — пойму, докопаюсь, узнаю. Проявлю, извлеку на свет картину, спрятанную в куске яшмы; для этого я, собственно, и осталась.
— К вам сюда приходят другие люди? Чужие, вроде меня?
— Зачем?
— Ну как зачем... Например, почтальон. Курьер из города, вы же покупаете какие-то вещи, вон тот же газ, наверное, заказываете? Или мастер, если сломалось что-нибудь. Или врач, если кто-то заболел. Или...
— Нет, Отс всегда сам. Если что-то надо со станции или в городе, он идет и приносит.
— А тебя с собой берет хоть иногда? Ты в школе, кстати, учишься?
— Нет.
На оба вопроса сразу. Нужно не торопиться, задавать по одному.
Таша завернула за очередной угол, и там обнаружился колодец, незаметный, коварный: круглая оцинкованная дыра в земле, ворот сбоку и ведерко на цепи, а так ни возвышения, ни крышки — форменная ловчая яма, особенно в темноте. Надо как следует запомнить место. Девочка указала на него мимолетно, подбородком, но называть и демонстрировать не стала, заговорила о другом:
— Из чужих у нас художник жил. Все лето. В той пристройке, где сейчас вы, она у нас и есть для гостей. И недорого. Вы потом договоритесь с Отсом, если нужно.
— Хорошо, договорюсь. Расскажи. Про художника.
Удивилась:
— Но он же уехал.
— Все равно, мне интересно. Что он здесь делал у вас?
— Жил. Рисовал картины. Художник же.
Она говорила скучно, досадливо, словно не видела смысла развивать тему, и это было неправильно, иррационально: для ребенка, живущего в таком вот затерянном и монотонном месте, приезд чужого человека — художника! — должен был стать событием, вспышкой, ярким фрагментом жизни, о котором вспоминают долго и рассказывают взахлеб. Почему?..
— А тебя он рисовал?
— Меня?
И снова неправильно задумалась, свела брови, будто припоминая с трудом; мало ли, вдруг, может, она забыла. Припомнила:
— Нет, только лес.
— И давно уехал?
— Когда лето прошло. А тут Отс живет. Только вы к нему просто так не заходите, он не любит, если просто так. Скажите заранее — тогда можно.
— Они с Иллэ не вместе живут?
Большие глаза:
— Нет.
— А ты?
Кажется, Таша не поняла вопроса. Ну хорошо, уточним: