Новый Мир (№ 3 2008)

Как будто говоришь ты: “…Паспорт,

Носки, тетрадь,

И не забудь зубную пасту…

Я буду ждать”.

Почтальон

Почтальон седлает велосипед.

Почтальона нету давно на свете.

Но в одном письме запечатан слепящий свет,

А в другом письме запечатан соленый ветер.

Обгоняя ветер, в какую-то едет глушь.

Он такой невзрачный, стершийся и прозрачный.

Там живет жена, у которой разбился муж,

Там живет отец, у которого сын внебрачный.

Вы сочли почтальона за ангела, за гонца?

Вы поверили мне? Посмотрите-ка, что в конверте:

Там лежит анонимка на адрес того отца.

И свидетельство о скоропостижной смерти.

И зовут почтальона Семен, ему 40 лет.

И он будет жить еще 44 года.

Что ты смотришь в глаза, дорогой равнодушный свет?

Что ты вертишь хвостом, моя дорогая свобода?

Портрет отца

Портрет отца без сходства

Я в детстве рисовал.

Мне все казалось просто:

Вот нос, лица овал.

Все так и было просто:

Рисунок оживал.

И плакала в прихожей,

Мне помнится, сестра.

Рисунок непохожий

Смотрел на нас с листа.

Родной и непохожий.

Живой глядел с листа.

Без Тебя

Играет на трубе мальчишка звонкий,

И память распрямляется, тонка.

Я помню, как звенели перепонки

От папиного звонкого звонка.

Он приходил с работы неуставший

И руки мыл, и улыбался мне.

И руки не похожи были наши

В следах смешных на ледяном окне.

Прошло сто лет. Но руки не похожи.

Их память злого времени прочней.

И сын идет к отцу и молвит: Боже,

Я без Тебя воистину ничей.

На записи

Поэт садится за стол и пишет.

Крупным планом: рука, свеча.

Шум дождя. Он его не слышит.

Близкий ракурс из-за плеча.

Перечеркивает. Неподвижен.

Наклоняется, как рыбак.

Фрагментарно: тарелка вишен,

Пепельница, пиджак.

Застрочил. Белый лист чернеет,

Убывает. Слова, слова.

Камера проскальзывает под дверью:

Доски крыльца, трава.

Камера набирает скорость.

Внизу промелькивает река.

На записи слышится чей-то голос,

Не разобрать наверняка.

Шорох разрядов. Треск. “Остановите съемку”.

Горизонт запрокидывается вбок.

Затемнение. Знакомый голос негромкий:

“Что ты смог? Повторяю: что ты смог?”

Сплошная польза

Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Закончили Пермский университет. Прозаики, эссеисты, печатались в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”, “Звезда” и др. Живут в Перми.

Действующие лица:

Горячкина, тележурналистка, 30 лет.

Ёжиков, тележурналист, 25 лет.

Петр, 40 лет, бывший золотой гобой Перми.

Лариса, 50 лет, бывшая лесничая.

Пенсионерка с аккордеоном (она же Судьба).

Дама-аниматор.

“Кикимора”, племянница Дамы-аниматора, работает медсестрой.

Фокусник (он же охранник).

Милиционер.

Северин Петрович, главред телеканала.

Прохожая, Прохожий.

Над Ларисой, Петром и Северином Петровичем все время парят шарики,

потому что они в опасности.

Сквер. Цветет куст сирени. За сценой слышно: на аккордеоне исполняют мелодию (на выбор режиссера — нечто среднее между Эдит Пиаф и Большим стилем). Входит Пенсионерка с аккордеоном и с гроздью шаров, надутых гелием, продолжает играть. Она — как Пьеро — с плиссированным воротником, шляпа с искусственными перьями. Входит Лариса, у нее все еще интеллигентное лицо, хотя и припухшее, закопченное солнцем. Над ней парит шарик, прицепленный за воротник. Лариса кашляет, шарик лопается. Женщина с аккордеоном тут же цепляет ей другой, продолжает играть. Лариса начинает ломать сирень. Появляются Горячкина и Ёжиков. У него в прозрачном пакете

овощи.

Ёжиков. Эй, мадам! Отставить ломать!

Горячкина. Пойдем, дай людям опохмелиться.

Ёжиков. Это общая сирень! Это наш город…

Горячкина. Так дай ей денег — она и не будет сирень мочалить.

Ёжиков. Да я все потратил (трясет пакетом с овощами). У тебя есть?

Горячкина (ищет в сумочке). Только сыну положить на телефон.