Новый Мир (№ 4 2008)
Шрифт:
Впрочем, бестселлером в привычном нам смысле и такая книга в Америке стать не могла: она произвела определенное впечатление лишь на университетские круги. Надолго. На целых несколько лет. При этом реакция в академическом мире была достаточно ироничной, фукуямовские игры с гегелевскими категориями аттестовались как “аспирантский реферат на четверку с минусом”. Тем не менее книга нашла свое место — то, которое, по-видимому, изначально и было ей предназначено. Сын протестантского пастора японского происхождения блестяще запечатлел американскую ментальность, выразил американскую мечту.
Сегодня мыслителю приходится свои воззрения корректировать. Что он и делает — смешивая гегельянский “конец истории” (на который он охотно ссылается) с кантовским “вечным миром” (принципиально не смешиваемым, кстати, с первой из этих двух концепций).
Впрочем, тут не до гегелей. Читатель
В подобных книгах не то важно, в чем старается автор нас убедить, — существенней то, чтбо они непосредственно нам являют. Фукуяма не презентирует американское мировоззрение: он слит с этим мировоззрением, он является им. А понимание американской идеологии нам сегодня необходимо.
Разрывом с неоконсерватизмом окрестили некоторые критики “Америку на распутье”. “Он твердит то же, что и прежде”, — утверждают другие. В каждом из этих случаев книга не представляла бы особого интереса; но в том-то интерес, что обе оценки одновременно верны. Автор не в силах вырваться из железного круга общеамериканских представлений — но с завидной решимостью ищет выход из порождаемых ими тупиков. Что же мы получаем “на выходе”?
В книге несколько тем, главные: американский неоконсерватизм; его следствие — тупиковая внешняя политика США, особенно в Ираке; рецепты на будущее. Впрочем, как отмечает автор (и тщательно подчеркивают некоторые его критики), не только неоконсерватизм — причина бесперспективной войны. К ней с энтузиазмом призывали обе партии, различные политики, аналитики, публицисты… Попросту говоря — американское общество в целом, и неоконсерватизм является лишь наиболее полным и четким выражением его настроений.
Фукуяма начинает с истории неоконсерватизма. Корни его, согласно автору книги, “восходят к деятельности примечательной группы интеллектуалов, которые в середине и второй половине 1930-х и начале 1940-х гг. учились в Городском колледже Нью-Йорка. <…> Все эти люди — выходцы из рабочего класса, из семей иммигрантов. Все они были студентами Городского колледжа, поскольку такие элитные университеты, как Колумбийский и Гарвардский, как правило, оставались для них недоступными. <…> Студенты Городского колледжа тяготели к левым взглядам. Ложа 1 в кафетерии Городского колледжа Нью-Йорка была троцкистской, а Ложа 2 — сталинистской”. В этих ложах и зародился будущий неоконсерватизм: гарвардские дети миллионеров так и остались леваками, к развитию вправо оказались способны потомки иммигрантской бедноты. Что ж, знакомая картина. (Вспоминается примечательная сцена, описанная в мемуарах Эжена Ионеско: оказавшись в большом обществе поклонников социализма и СССР, великий писатель вошел в раж и пустился доказывать окружающим их неправоту. “Дорогой, как это было смешно, — сказала ему после раута супруга. — Ты доказывал преимущества капитализма — миллиардерам!”) Но в Европе пробудившиеся “дети Солженицына” дозревали лишь до защиты прав человека — чтобы вскоре направить свою деятельность на защиту прав террористов. Их американские сверстники оказались все-таки более последовательны.
Все это не просто любопытно; как Фукуяма подчеркивает, троцкистско-ленинское прошлое многое объясняет в неоконсерватизме. Теория, а особенно практика нынешних неоконсерваторов — вариации на тему экспорта революции (на сей раз либеральной) и принудительного социального строительства. В чем же все-таки состоят взгляды неоконсерваторов? Автор выделяет четыре основных принципа; вот они.
1. Убеждение, что характер внутреннего режима каждой страны влияет на ее внешнюю политику — и уже поэтому не может не быть предметом интереса и давления со стороны либерально-демократических обществ. Это убеждение отличает неоконсерваторов от “реалистов”, всегда выражающих готовность “торговать хоть с людоедами” и декларирующих свое безразличие к чужим внутренним делам.
2. Убеждение, что американская мощь уже используется и должна использоваться в нравственных целях: мощь США, в том числе и военная, необходима для решения задач морального характера. США, главенствующая в мире держава, несут особую ответственность.
3. Недоверие к масштабным проектам социального строительства, боязнь нежелательных последствий программ социального планирования.
4. Скептицизм в отношении как легитимности, так и эффективности механизмов международного права и международных институтов в деле обеспечения безопасности и справедливости.
Картина четкая — и в то же время противоречивая: первый и второй принципы не могут не подталкивать к действиям, противоречащим третьему. Противоречие само по себе не столь уж непоправимое: перед нами не система математических аксиом, и мало ли кричащих программных неувязок заглаживается подчас в ходе реальной жизни. Но для этого нужны серьезные политики… “Если из инструментов у тебя только молоток, все проблемы выглядят как гвозди”, — характеризует Фукуяма линию сегодняшнего неоконсерватизма. Лихо. Но американский неоконсерватизм ассоциируется у нас прежде всего с рейгановской эпохой. Рейган начал политическую карьеру как правый профсоюзник, а впервые активно выступил в 1964 году, поддержав кандидата в президенты, крайнего консерватора Барри Голдуотера; где здесь можно усмотреть левацкие корни? Внешнеполитический проигрыш советского коммунизма имеет различные причины: от интуиции вчерашнего киноактера, понявшего значение Папы для Восточной Европы, до беспрецедентно гениального блефа СОИ. Где во всем этом “политика молотка”? “Лидеры Республиканской партии, — пишет Фукуяма, — всегда лучше разбирались с внешнеполитическими проблемами, чем с внутренней политикой или экономикой”. Это что — характеристика творца “рейганомики”, подготовившего последовавший за его правлением экономический взлет?
На фоне классического периода неоконсерватизма сегодняшние его реалии, выразительно описанные в книге, — либо пародия, либо карикатура, но нам приходится иметь дело именно с ними. Бессмысленно изучать по Фукуяме неоконсерватизм как явление в целом. Но он — и абсолютно откровенно — характеризует нынешнюю политику неоконсерваторов, одним из предтеч которой был сам еще вчера.
Остановимся поначалу на тех принципах-постулатах, которые автор и сегодня ни малейшему сомнению не подвергает.
Об этих принципах — доктрине “благодетельной гегемонии” — автор подробно пишет в главе с выразительным названием “Американская исключительность и международная законность”: “Соединенные Штаты должны способствовать как политическому, так и экономическому развитию и обращать внимание на то, что происходит внутри других государств. Нам необходимо сосредоточить внимание на вопросах хорошего управления, политической ответственности, демократии и сильных институтов. <…> Мы можем использовать наши возможности <…> помогать другим государствам консультациями, а зачастую и деньгами”. Наши антиамериканцы любят злорадно подчеркивать: вся эта их “борьба за демократию” — обеспечение своих финансовых интересов. Помнятся некоторые газетные прогнозы времен начала войны в Заливе: вот-вот танкеры с иракской нефтью поплывут к берегам США… Откровенная, не боящаяся вызвать многими своими тезисами возмущение читателя-неамериканца книга лишний раз убеждает: доля идеализма во внешней политике Соединенных Штатов весьма велика. Другой вопрос, что идеалистичность — далеко не всегда комплимент. И уж, во всяком случае, не всегда повод пылко приветствовать идеалистов и присоединяться к ним.
Беда в том, что принципы американского неоконсерватизма лишь в самой общей форме выглядят столь корректно. “Нам плевать на ваш суверенитет, и мы будем, в ваших же интересах, лезть, когда захотим, в любые ваши дела” — так, по совести, надо было бы подчас конкретизировать эти принципы. Так говорят редко. Наш автор откровенен, он — говорит.
“В каждом из этих случаев (в Сербии в 2000 году, в Грузии в 2003 году, на Украине в 2004 — 2005 годах. — В. С. ) внешняя поддержка была решающей. При отсутствии сложной сети международных наблюдателей, которых можно оперативно мобилизовать, было бы невозможно продемонстрировать фальсификацию результатов выборов. Без независимых средств массовой информации (таких, как „Майдан”, „Острiв” и „Украпнська правда”) было бы невозможно осуществить мобилизацию масс, и эти информационные органы также получали существенную поддержку извне. Без длительного строительства институтов гражданского общества, которые могли бы сплотиться в протесте против результатов выборов, не было бы уличных демонстраций и других открытых акций. <…> Украинские институты гражданского общества, участвовавшие в организации „оранжевой революции”, в частности Украинская ассоциация молодежи, „Молодой Рух” и Школа политического анализа Киево-Могилянской академии, на протяжении многих лет пользовались грантами НДФ (Национального фонда демократии). Благотворительный институт „Открытое общество” Джорджа Сороса также во многом способствовал установлению демократии во всех названных странах”. Так Фукуяма делится “американским опытом продвижения демократии и политического развития”.