Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Новый Мир (№ 4 2010)
Шрифт:

Татьяна Лестева. Идеология божьего раболепия. Конъюнктурные графоманы в борьбе за веру. — “Литературная учеба”, 2009, № 6.

Все понятно, все правильно. Вот — из финала:

“Осмелюсь высказать крамольную мысль о том, что подобная „духовная поэзия”, одобренная высокопоставленными представителями клира, приносит больше вреда для РПЦ, чем пользы от появления в соборах нескольких десятков неофитов рыночного времени. Но, возможно, я ошибаюсь. И в ближайшее время мы увидим, что эта книга будет награждена орденом какого-либо святого, а ее авторы, все без исключения, станут лауреатами очередного православного конкурса. Как говорится, каков поп, таков и приход. Но можно ли эту идеологическую графоманию считать поэзией? Думаю, что ответ однозначен. На одном из писательских собраний даже сам главный редактор журнала „Наш современник” Станислав Куняев, наслушавшись

многочисленных выступлений „православствующих” поэтов, сказал, что если они хотят писать молитвы, то пусть пишут их для храма, но не называют это поэзией”.

…И как старбо — поднимите периодику столетней давности. И как же грустно, что праведный гнев уважаемого автора, главного редактора альманаха “На русских просторах”, не оставляет пространства для сочувствия этим несчастным. Возможно, что-то “не то” в этой по-своему блестящей разгромной статье увидели и в редакции, — дали в эпилоге пояснение, что не преследовали-де “цели оскорбить чьи-либо религиозные чувства”.

А над этим пояснением — развеселый рисунок лауреата Международной ленинской премии за укрепление дружбы между народами, политического карикатуриста, товарища Жана Эффеля (из его знаменитой, так любимой на Старой площади похабной книги “Сотворение мира”), который вряд ли был предложен самой Т. Лестевой.

И смех и грех. Что до карикатур, то я помню — мы живем в светском государстве.

Грант Матевосян. Рассказы (рубрика: “К 65-летию Победы”). Перевод с армянского Ирины Маркарян. — “Дружба народов”, 2010, № 1.

Здесь — гениальный рассказ “Возвращение”. Вот солдат с фронта (которого уж давно похоронили) приехал наконец домой — в сельскую нищету, в надломленную судьбу переставшей уже ждать жены. Вернулся, стало быть.

Опасаясь, по слову поэта, не стал ли я с годами “чувствителен не в меру”, — перечитал наутро. Нет — чудо. Не это ли и есть лучший подарок к юбилею Антона Павловича? Только я не пойму, “Возвращение” у нас не переводили, что ли?

В этом номере, между прочим, собран “Венок Чехову”: Алексей Варламов, Инна Кабыш, Михаил Кураев, Александр Мелихов, разговоры Дм. Шеварова с Владимиром Книппером. И — Дмитрий Быков — с замечательными, помимо прочего, рассуждениями о заветном, исповедальном чеховском “Архиерее”.

Георгий Нижарадзе. Лэптоп и крест. Перевод с грузинского Виктории Зининой. — “Дружба народов”, 2010, № 2.

“Кто не жил в Грузии в начале девяностых годов, тому трудно представить тогдашний быт — холодные и темные дома, во дворах водруженные на костры огромные кастрюли, в которых варилась фасоль на всех жителей дома, бессмысленная стрельба на улицах, очереди за керосином и хлебом, величиной с почтовую марку миллионные купоны, блуждание по распродажам, абсолютно оправданное ожидание душераздирающих новостей etc, etc… Но во мраке постепенно замигали светлые точки, как всегда, по милости коммерции — появились корейские керосинки, газовые баллоны, генераторы, заработали частные маршрутные такси, стали открываться магазины, столовые и даже рестораны (хотя последние были населению не по карману).

Но первой структурой, которая очень скоро возродилась и заработала как часы, была ритуальная служба. И это не случайность, поскольку смерть в Грузии — феномен, несущий серьезную социальную функцию. Правила и традиции, связанные со смертью, создают базовую основу ритуала, в котором проецируются грузинская культура и проистекающие в ней изменения”.

Ирина Прохорова. Новая антропология культуры. Вступление на правах манифеста. — “Новое литературное обозрение”, 2009, № 100 <http://magazines.russ.ru/nlo>.

В начале у И. П. два эпиграфа (во втором — матерное, пардон, обсценное слово — с точками какими-то, вероятно из-за того, что это зачинный текст номера: “Умом Россию не понять, / Аршином общим не измерить… Федор Тютчев . // Давно пора, е… мать, / Умом Россию понимать! Игорь Губерман ”.

В середине, представляя рубрику “Производство эмоций”, И. П. пишет о современных подходах к теме: “Одним из мощнейших компенсаторных механизмов „закрытого” общества, по нашему мнению, становится дискурсивная культивация эмоции, в то время как „открытые” общества в публичном пространстве эксплуатируют метафоры рациональности. В „закрытых” обществах эмоция, чувство являются формами персональной и групповой идентификации („мы — самые щедрые и гостеприимные”, „загадочная русская душа”, „бездуховный Запад”, „другим нас не понять” и

т. п.); мистицизм оказывается неотъемлемой частью культурной и социальной практики, в литературе и искусстве понятия „искренность”, „душевность”, „правдивость” становятся важнейшим эстетическим критерием; в политической сфере взвинченная мобилизационная риторика замещает собой правовую и экономическую конкретику, в экономической сфере апелляции к энтузиазму используются для социальной мотивации”.

…Друг и товарищ. Читай внимательнее, не смущаясь знакомым ассортиментом “загадочных русских душ”, “бездуховных Западов” и “душевностей”. И если это не очередной предупредительный сигнал из терпеливо строящегося “открытого общества”, то я — Майя Плисецкая. Удачи тебе и внутренней свободы, брат.

В финале И. П. осторожно и смело заявляет о грядущей “новой научной парадигме”, при изучении которой “будут пересмотрены совокупность подходов, понятийных категорий, профессиональных навыков и дискурсивных средств для создания новой истории цивилизаций и новой исторической периодизации, концептуальным стержнем которых станет жизнь человека в его разветвленных связях с другими людьми, социальными группами, институтами власти, его стратегии выживания, креативности, самореализации в разных исторических обстоятельствах, его усилия по расширению сферы автономного и независимого существования”.

Вспомнил, некстати: “— Бабушка, а нас вышлют? — Думаю, оставят. Надо же им кого-то показывать для примеру”.

В юбилейном номере много и других важных материалов, вообще — очень толстый номер.

Ева Рапопорт. Советские дети и проблема насилия: миф о пионерах-героях. — “Культиватор” (год не указан), № 1 <http://kultivator-mag.livejournal.com>.

Примечательны интонация и лексика нашего исследователя, все эти “статусы в небесной иерархии”, “рядовые праведники”, “не такие тернистые пути”, “идеологические составляющие”, “не обещая взамен”.

“Аналогия между советскими и христианскими мучениками вполне очевидна, но есть и принципиальные различия в этих двух вариантах мифа. История религиозного мученика, несмотря на свою трагичность, — это всегда история личной победы. Пройдя через все страдания, святой обретает не только спасение души и вечное блаженство, но и некий совершенно особый статус в небесной иерархии, которого не удостаиваются рядовые праведники, пришедшие к райским вратам не таким тернистым путем. Однако в контексте опирающегося на марксизм-ленинизм мировоззрения все это выглядит как чудовищная метафизика, потому что советский, материалистически мыслящий человек если и умирал, то умирал „насовсем”. Так что смерть пионера-героя, соответственно, подразумевала только торжество коллективной идеи, а фигура самого пионера обретала статус достойного подражания образца для следующих поколений. Это не значит, что каждый христианский мученик претерпевал пытки и издевательства только ради собственного спасения, идеологическая составляющая в этом тоже присутствовала, хотя в полном смысле за всех и за идею умер один Христос. Советское же общество, как получается, требовало от своих детей большего, нежели это делало христианское вероучение, а именно — повторения все того же, почти двухтысячелетней давности подвига, но при этом совершенно ничего не обещая взамен. Потому как посмертная слава — это явление еще более эфемерное и сомнительное, чем идея души, отвергаемая материалистическим мировоззрением”.

Тема номера — “насилие”. На сайте (он, как видите, на портале “ЖЖ”) горделиво вывесили отклик юзера vita-passiva на этот номер философского студенческого журнала (не во всем, надо признать, комплиментарный): “Что мне не понравилось идеологически? В отборе материала я увидела попытку легитимации насилия. <...> Всем авторам и читателям журнала „Культиватор” я желаю встречаться с насилием только в книжках, фильмах и философских журналах. Но, боюсь, не получится. Хотя, возможно, в отдельных социальных анклавах все уже настолько благополучно, что вполне приемлемыми кажутся слова Петра Сафонова из эссе „Социальное бессознательное”: „Человек современного западного мира принужден к насилию именно его отсутствием” (стр. 51 журнала „Культиватор”)…”

…Ну уж, господа, а то не сожгли в центре Парижа давеча несколько сотен машин, не крушат все и вся в Греции, не сообщают новости про изощренные убийства детишек в европейских семьях, не расстреливали весь год студентов и преподавателей десятками в колледжах — про отсутствие уж не надо.

Ирина Роднянская. Пророки конца эона. Инволюционные модели культуры как актуальный симптом. — “Вопросы литературы”, 2010, № 1.

Поделиться с друзьями: