Новый Мир ( № 5 2012)
Шрифт:
— Так что, ребята, давайте повременим. Поезжайте куда-нибудь отдохнуть. Надо отдохнуть. Уехать… А то мало ли что… Слишком много природных богатств в Антарктиде.
В окнах очень много светлого летнего неба, теплый ветер, белые облака, самолеты туда-сюда.
43. Под теми же, под такими же облаками.
Человек, волшебник , идет вместе с детьми, веселый, красивый, ясный, дети прыгают вокруг него, и князь Митя тоже тут, и девочка с сережками…
Волшебник
Выходят в поля и идут бескрайними полями под летним небом, а в небе — ласточки…
44. Камера отъезжает.
Деревня, поле и просторы — это компьютерная графика. В студии сидят два молодых человека, смотрят в монитор.
Как бы перелистывают фильм, который, как мы понимаем, весь сделан компьютерной графикой.
Говорят на незнакомом языке.
— Все вроде бы. Хорошо, что завтра уже не наша смена…
— Ну да… Я вообще так и не понял, о чем это…
— Что-то вроде про Россию…
— Которая была между Китаем и Польшей?
— Где-то там…
— У меня дедушка откуда-то оттуда. Всегда орал на нас — говорите по-русски! Буквы эти показывал, вообще ужас, вспомнить страшно…
— Я не понял, что там за мальчик, убили не убили… Это кто вообще?
— Теперь-то какая разница? Столько лет прошло… Это было еще до Первой Антарктической войны… Закончили, и ладно. Пошли, я устал уже от волонтерства…
— Все-таки у нас очень гуманное и развитое государство. Любой старик в приюте может создать компьютерный фильм.
Они оглядываются.
В кресле на колесиках сидит полоумного вида старуха в кожаном пальто. Жует жвачку. Это Рындина.
Она смотрит в монитор, где русские просторы и красоты.
Монитор медленно гаснет.
Памяти Бориса Пильняка.
Белый свет
Ватутина Мария Олеговна родилась и живет в Москве. Окончила Московский юридический институт и Литературный институт им. А. М. Горького. Работала юристом, адвокатом, журналистом. Автор пяти поэтических книг. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии “Московский счет” (2009), поэтической премии “Нового мира” “Anthologia” (2010) и Международной Волошинской премии (2011).
* *
*
Наталье Поповой
Я твердила себе: не могу, не могу, ну нет
больше сил моих, Господи, взращивать белый свет,
оберегом быть ему, клеточкой, скорлупой.
Я от света стала выцветшей и слепой.
Так сначала в майской дымке пресветлых утр
в лепестках сирени копится перламутр,
а потом соцветья все набухают мглой,
потому что тяжек свет, словно водный слой.
Из меня струился свет в миллионы душ,
из меня испили свет миллионы глаз.
У меня внутри прокатный стан обнаружь
и закрой его, Господи, хоть на день, на час.
Я устала, Господи, в этой плавке самой себя,
я давно миллионы раз проходила горн:
от котла со сталью, булькая и сипя,
прорывалась в космос, мордой вонзалась в дерн.
Но светила — пятой точкой, пальчиком из носка,
потным лбом своим и краснотой стыда.
Если есть на свете свет, он и мой слегка,
ты ведь сам просил светить на свои стада.
Посмотри, как свет струят, испуская дух,
на деревьях кроны, на мне больничный халат.
Я совсем погасну скоро, свергая слух
о бессмертии, но образуя облако тысячью киловатт.
Ах, какую ты святошу создал во мне!
Ибо там, где свет разлился, споткнется зло.
Ты доволен мной? Ты такую видел во сне?
Не ссылайся на шквальный мрак, здесь ведь так светло!
Да светло ль тебе, красно солнышко, от моих щедрот
в снеговой пыли, в ледяном дожде, в торфяном аду?
Я умру, а свет мой будет еще не год
и не два разливаться в этом земном саду.
И откуда он берется всегда во мне,
словно в том колодце, где блещет звёзд отражённый свет,
на такой недосягаемой глубине,
что порою кажется: дна в человеке нет.
* *
*
Трамвайщицу подрезает джип.
Она от злости дрожит.
Смотрит вправо.
— Вот подумайте только! — кричит негромко, но зло,
Так, что запотевает стекло,