Новый Мир ( № 5 2012)

Есть символ, объединяющий самое мощное и продолжительное восстание в ГУЛАГе — Норильское, и самое яркое и трагическое — Кенгирское. Это воздушный змей, парящий высоко в голубом небе, и облачко белых листовок, разлетающихся от него в разные стороны. И в Норильске в 1953 году, и в Кенгире в 1954-м листовки распространяли одним и тем же способом — при помощи воздушных змеев. В Кенгире этим руководил Юрий Альфредович Кнопмус [1] ; в прошлом советский разведчик, замечательный инженер, он мог бы «придурком» тихо отсидеть свою десятку, но он непрерывно боролся с режимом. Норильские чекисты, обвинив Кнопмуса в подготовке мятежа, арестовали его в Горлаге задолго до подлинного Норильского восстания и с новым сроком в 25 лет отправили в Кенгир. Когда там в 1954 году вспыхнуло знаменитое Кенгирское восстание, Кнопмус руководил отделом пропаганды. Бывший горлаговец, конечно же, интересовался и восстанием, и судьбой своих друзей, оставшихся в Норильске. Но кто рассказал ему о хитроумном приеме распространения листовок, до последнего времени оставалось тайной. Не было известно ни одного имени участника Норильского восстания, который бы оказался через год в Кенгире. И вот в фундаментальной подборке документов «История сталинского ГУЛАГа» [2] обнаружилась любопытная «Справка Спецотдела Управления Горного лагеря на заключенных, подлежащих этапированию в другие лагеря МВД (за пределы Норильска)». Скромная таблица, и четырнадцатая позиция в ней — «В Степной лагерь МВД пос. Джезказган» этапировать 25 человек. Кого бы вы думали? «Заключенных, преследуемых оуновцами» — таков в документах ГУЛАГа эвфемизм для стукачей или подозреваемых в стукачестве [3] . Так вот кто привез Кнопмусу сведенияоб использовании в Норильске воздушных змеев! За этой единственной строкой в скупой таблице и история двух крупнейших восстаний, и отчасти история всего сопротивления в ГУЛАГе.

С этого примера я и начну свой рассказ о том, как устная история сопротивления в ГУЛАГе переплетается с ныне опубликованными документами.

С чего началось сопротивление

В содрогании от злодейства

Павел Маркович Полян — географ, историк и (под псевдонимом Нерлер) филолог и поэт. Родился в Москве в 1952 году. Выпускник географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, доктор географических наук, профессор. Председатель Мандельштамовского общества. Автор десятка книг, в том числе «Жертвы двух диктатур» (1996, 2002), «Не по своей воле» (2001), «Между Аушвицем и Бабьим Яром» (2010), «Слово и „дело” Осипа Мандельштама» (2010). Живет и работает в Москве и Фрайбурге. Материалы, подготовленные Павлом Поляном, неоднократно публиковались в «Новом мире».

Дина Владимировна Терлецкая — аспирантка РГГУ. Родилась в 1985 году в Москве. Выпускница Центра библеистики и иудаики — совместного проекта РГГУ и Еврейской теологической семинарии Америки, Нью-Йорк. Живет в Москве.

От публикатора

1

Немецкое слово «Зондеркоммандо» («Sonderkommando») означает всего лишь «отряд особого назначения». Но Вторая мировая война одновременно связала его значение с СС и сузила до нескольких специфических разновидностей. Основная коннотация — передовые части «айнзатцгрупп СД», то есть «боевых групп службы и полиции безопасности», действовавших в оперативном тылу войск: они охотились за вражескими подпольщиками и архивами, организовывали тюрьмы и лагеря, но массовыми убийствами населения не занимались — на то были «айнзатцкоммандо СД» (боевые отряды). Весной 1942 года была создана ставшая знаменитой трансграничная «Зондеркоммандо 1005» под командованием Пауля Блобеля, задача которой заключалась в повсеместном исправлении одной логистической «ошибки» палачей, а именно: предании трупов их бесчисленных жертв земле. Это было чревато не только отравлением грунтовых вод и эпидемиями, но и гораздо худшим — однозначной доказуемостью преступлений. В уничтожении постфактум следов всех массовых экзекуций, где бы и как бы они ни происходили, и заключался смысл «Акции 1005». Непосредственно раскапыванием и сжиганием трупов заставляли заниматься, как правило, советских военнопленных и, реже, евреев, однако это были не «зондер-», а «ляйхенкоммандо» («Leichenkommando» — трупная команда).

Та же «ошибка» была допущена и в Аушвице-Биркенау, соответственно понадобилось выкопать и сжечь трупы, выбросить пепел в Солу или Вислу. Но тех, кого в Бабьем Яру назвали бы «ляйхенкоммандо», здесь называли «зондеркоммандо»: среди них были — буквально единично — и немцы-уголовники, и поляки, и те же советские военнопленные, но подавляющее большинство были евреями, отобранными из числа тех, кого пригнали сюда на быструю смерть. Сами члены зондеркоммандо получали отсрочку, но их кардинальной особенностью было и то, что они же совмещали свою деятельность в духе «Акции 1005» (а она продолжалась почти весь 1942 год) с другой — еще более тяжелой и физически, и особенно морально: с ассистированием в конвейерном убийстве тысяч и тысяч евреев и неевреев в газовых камерах, в кремации трупов и утилизации их пепла, золотых зубов и женских волос.

Одним из членов зондеркоммандо и авторов рукописей, обнаруженных уже после войны, был Лейб Лангфус — даян [1] из Макова-Мазовецкого. Он родился в Варшаве около 1910 года. Выпускник йешивы в Суцмире (Сандомире), он был исключительно религиозным человеком. В 1933 или 1934 году женился на Дворе Розенталь, дочери Шмуэля-Иосифа Розенталя, маковского раввина. Вскоре у них родился сын — Шмуэл. Незадолго до немецкого нападения на Польшу тесть Лангфуса переехал в Варшаву, и Лейб стал фактическим духовным лидером маковской общины.

Еще до войны Лангфус утверждал, что Германии доверять нельзя, что Гитлер хочет физически уничтожить всех евреев, что этому нужно противостоять, но никто его не слушал [2] . Свою антинемецкую агитацию он продолжал и в оккупации и в концлагере: восстание, и только восстание, находил он наилучшим из всего, что можно было и нужно было попытаться сделать.

После оккупации (а район Цихенау, что на северо-востоке современной Польши, в который входил и Маков, был присоединен не к Генерал-губернаторству, а к Восточной Пруссии и, стало быть, к Рейху) с декабря 1940-го по март 1941-го евреев из Цихенау переселяли в Любим и Радом. Гетто в Макове-Мазовецком долго не трогали, но где-то между 31 октября и 18 ноября 1942 года его ликвидировали, а большинство жителей, включая и Лангфуса, 18 ноября депортировали в транзитный еврейский лагерь в Млаве. Еще через три недели (7 декабря) — уже из Млавы — их депортировали в Аушвиц. Обстоятельства этой депортации подробно описаны Лангфусом в «Депортации» — самой большой из дошедших до нас его рукописей.

Эшелон с Лейбом Лангфусом прибыл в Биркенау из Млавы 10 декабря, из примерно 2300 человек селекцию (отбор прежде всего по состоянию здоровья, при котором слабые и больные были обречены на немедленную смерть, а физически крепких могли использовать на лагерных работах) не прошли 1976 человек, в том числе жена и маленький сын Лангфуса, — в тот же день или на следующий они были убиты, а их трупы сожжены. Прошли же селекцию только 524 человека, все — мужчины (они получили лагерные номера с 81 400 по 81 923). Из них 70 особо крепких и здоровых попали в зондеркоммандо, в их числе и Лангфус — вместе с Залманом Левенталем.

В зондеркоммандо Лангфус был, по-видимому, наиболее религиозным евреем. Интуитивно восхищаясь прочностью его веры и щадя его, капо [3] ставили Лангфуса всегда на относительно легкую работу — он был или штубовым (надзиратель в блоке бараков концлагеря) [4] , или же мыл и сушил женские волосы.

Он был известен как человек, рьяно интересующийся всеми новостями. Без указания имени он упоминается в рукописях Залмана Левенталя и, судя по всему, Залмана Градовского, в книге Миклоша Нижли [5] , а также в свидетельствах Абрахама и Иды Гарфинкелей (его земляков, помнивших его еще по гетто), Мордехая Чехановера (члена зондеркоммандо) и Шмуэля Тауба (члена санитарной команды) [6] .

Встретив Хенрика Порембского [7] на территории «своего» крематория III в самом начале октября, Лангфус рассказал ему о планах восстания и о том, что именно ему, Лангфусу, предстоит взорвать крематорий и себя вместе с ним, поэтому он просит запомнить его как можно лучше, а также запомнить то, что в различных местах в земле вокруг крематориев спрятаны емкости с рукописями.

Однако восстание, вспыхнув 7 октября, развивалось не по плану, его реальные очаги находились на крематориях IV и II, и Лангфус, находившийся, как и Левенталь, в крематории III, не мог принять в нем никакого участия. Лангфус описал свои рукописи и места, где он их спрятал. Одна из упомянутых им рукописей называется «Der Geyresh» — «Гейреш» (или «Депортация»).

2

И именно эта рукопись и была обнаружена еще в апреле 1945 года и стала одной из первых находок такого рода вообще. Нашел ее возле руин крематория III Густав Боровчик, впоследствии офицер Польской народной армии, житель Катовице. Нашел и, видимо не зная, что с ней делать, спрятал на чердаке своего дома. По-видимому, он никому не рассказал о своей находке.

Во второй раз рукопись обнаружил младший брат Густава Боровчика — Войцех. Произошло это в октябре 1970 года, когда после смерти матери он приехал в Освенцим и разбирался в родительском доме. На чердаке он и наткнулся на рукопись, написанную непонятными ему еврейскими буквами. 10 ноября того же года он передал ее в Государственный музей Аушвиц-Биркенау в Освенциме [8] .

Рукопись представляет собой 52 карточки формата 11 Ѕ 17 см, исписанные с обеих сторон. Ряд страниц (особенно в конце) совершенно не читались с самого начала. Пагинация на рукописи — доктора Романа Пытеля (с 1 по 128, из них последняя страница с текстом — 114-я)

У рукописи есть авторское название: «Der Geyresh» («Депортация»). Судя по сохранившейся нумерации глав, рукопись сохранилась не полностью, хотя пропусков в пагинации нет. Не исключено, что это сокращенная версия; полная не сохранилась, а при переписке автор нумерации глав не менял.