Новый Мир (№ 6 2008)

То, что я говорю, мне прости…

Тихо, тихо его мне прочти…

О. Э. Мандельштам, 15 марта 1937.

18 “Я и впрямь задним умом крепок” (фр.).

19 См. в Интернете тему “Грузинская кухня”.

Синдром Мюнхаузена

Родионов Андрей Викторович родился в 1971 году. Окончил Московский полиграфический институт. Входил в Товарищество мастеров искусств “Осумасшедшевшие безумцы”. Большое значение придает своим публичным выступлениям (“…я пишу, чтобы читать для публики и на публику”).

Автор пяти стихотворных книг. Работает заведующим красильным цехом в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Живет в Москве.

Стихи публикуются в авторской редакции.

* *

*

Те, кто с детства привык беречь свою шкуру

по примеру и папы и мамы,

рассказать ли про прачку вам, тетю Шуру,

хоть поймете вы очень мало.

Ну а те, кто поймет меня, точно — молчите,

улыбнитесь, кивните молча,

ты, загадочный киевский страшный мыслитель,

ты, московский больной добровольчик.

Вышел, в общем, приказ. Персонала между

возник некоторый энтузиазм,

должна тетя Шура стирать рабочую одежду,

коль будет заказ, вот ведь маразм.

Тетя Шура — прачка, стирает балетные колготки,

театральные обноски, их много,

тех вещей, что особенно после посещения артистами столовки

выглядят странно и убого.

Тетя Шура, естественно, взяла больничный,

ей семьдесят с копейками, так-то.

Было как-то и грустно ей и непривычно

стирать что-то, не относящееся к спектаклю.

Стирать то есть вещи своих друзей и знакомых,

парижская, маяковская грязная шутка,

вот стали (поскольку я ее сосед)

у меня несколько надменным тоном

слесаря и др. осведомляться, где тетя Шура

и (требовательно) — кто будет стирать вонючие спецовки?

Которых много... я предполагал — костюмеры?

Но они ж театральное... как-то неловко...

И у нас театральное! — отвечал гордо слесарь (к примеру).

Если она вдруг выйдет на работу — намекни нам!

Вспомни о солидарности рабочего класса!

И в глазах у них даже была обида,

как словно пятого числа вдруг закрыта касса.

Тетя Шура выходила на работу все реже,

и как-то и вправду вдруг слегла прачка,

но стирать чью-то рабочую одежду

не стала она, словно батрачка.

Это есть действительная гордость.

Умерла, а не стала стирать старушка,

но и после ее смерти довольно долго

заходили из цехов насчет постирушки.

Памятник этот тебе, тетя Шура.

Меня ты считала лентяем, но любила.

По твоему примеру, что касается литературы,

хочу, чтоб и со мной нечто подобное было.

* *

*

(Путешествуя по заграницам,

возвращаясь к себе на яузу

историями своими страницы

заполняешь словно мюнхаузен.

Чтоб поэзию, как предчувствие бед

почувствовать в моих виршах

историю девушки Элизабет

узнайте из этой книжки.)

В американском университетском городке

с товарищем моим, доктором, практически фаустом,

делили жилище мы в коробке,

этот метод застройки зовут таун-хаузом.

После “круглого стола” на “вечерний обед”

мы были приглашены,

присутствовавшая на кр. столе хрупкая девушка Элизабет

ангажирована была нами, почему, объяснять это мы не должны.

На сл. день то-сё, пятое-десятое,

ноутбуки, интернет, проверка почты.

Что делают парни, — пишет нам патлатая

Элизабет, — этой славной ночью?

Давай, заходи! — пишу я в ответ,

парни пьют пиво, велком,

а было уж за полночь, Элизабет