Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Новый Мир ( № 9 2006)

Новый Мир Журнал

Шрифт:

Она щебетала как птичка.

А я был голоден… Раннее утро… Я еще побродил по этажу в поисках, быть может, холодильников и в них какой-никакой еды. Пожива была. Как раз в маленьком кабинетном холодильничке. Хлеб и сыр.

В лифтовом холле я еще раз увидел убитого. Он сидел на полу спиной к дверям лифта. Раскинув ноги латинской буквой “V”… У меня мелькнуло: вот и виктория! .. Струйка крови у него изо рта была совсем не классическая — не из уголка губ. Не как бантик. Она была как

кровавая сопля, выбрызнувшая на подбородок, и напоминала расквашенный нос пацана из моего далекого детства.

Мертвый и мертвый. Пусть… Я смотрел на него и жевал батон. Я старый человек. Я проголодался.

В коридоре на чуть посветлело… Табличка с именем, не подобранная старухой-историей, валялась под ногами. Я тоже по-стариковски почувствовал, что случившееся здесь важно кому-то… Для кого-то важно. Кого-то сейчас трясет. Имена ушли в тень. Бедняги. Тоже люди.

Откусывая на ходу от батона, я уже издали услышал новые ее стоны. Как бы требовательные. Казалось, Даша кричала, чтобы я не смел съесть весь хлеб по пути к ней… Но нет… Это она так проснулась, вполне проснулась, это она шумно радовалась утру. Утренняя птичка!

Даша-птичка щебетала:

— Дед! Веселее!.. Сматываемся… Народ уже сделал выбор!

Выглядывая в разбитое окно, Даша показывала рукой на защитников Белого дома, вяло потянувшихся сдаваться.

Мы с Дашей перекусили и тоже поспешили к ним, чтобы вместе с толпой отсюда выбраться.

На улице наши с Дашей пути разошлись. Она уехала. А я ушел пешим… Я захотел к старикам.

Старичье куда-то сдуло… Блуждая возле моста, я вдруг осознал, что нахожусь на том самом месте. Вот оно. Пришел. Я прибыл — я уже на месте, а этих робких, этих удивленных, с разинутыми ртами, этих задрипанных белоголовых стариков почему-то нет. Ушли… Поляна есть, а где одуваны?.. Люди вокруг, конечно, были. Людей полно. Зеваки… Но эти случайные люди были здесь уже вместо них. Вместо нас. Вместо стариков.

Эти набежавшие люди были взамен и казались мне просто толпой, сбродом. Вот это и есть победители в любой войне. Не те, кто палит, и не те — в кого. Любопытная, охочая до разборок и зрелищ (а если удастся, и до мародерства) серая толпа. Они стояли и тоже глазели на Белый дом… Но только он весь уже в черных кляксах от вчерашнего обстрела. Каков грязнуля!.. Настенная, широко размазанная сажа была по-настоящему роскошна!.. Копоть… Грязная сажа несостоявшейся войны.

Легкий-легкий дымок все же плыл в одном окне. (Для зримой полноты финала.)

А я — последний прибежавший старикашка — в этой уже чужой (по возрасту) толпе всё оглядывался, крутил башкой. Здесь!.. Именно здесь на каждой пяди стояло по старику. Я же помнил. Качающиеся белоголовые одуванчики. Я знал, что их нет, и все же искал их взглядом… Cтарики были здесь, именно здесь… Клянусь, они были.

Тревожило чувство, что я и опоздал-то всего на чуть… Я искал, выглядывал их в толпе. По-дурацки вытягивал занывшую шею. И мысленно повторял им, исчезнувшим: “Эй, чудики… Я здесь. Я с вами”.

Проточные

небеса

Павловская Анна Славомировна родилась в Минске. Студентка Московского института журналистики и литературного творчества. Публиковалась в “Континенте”, “Сибирских огнях” и т. д. Лауреат премии Сергея Есенина и “Илья-премии”.

* *

*

На Арбате стоят автоматы

И торгуют счастливой судьбой

Отслюню я бумажку с зарплаты

Будь что будет что будет со мной

Просто так от тоски и мороза

Потому что грешно и смешно

Чтоб на тонком билетике просто

Было сказано все хорошо

Вдохновенье пребудет с тобою

И хотя бы прозрачный намек

Что мол ты не умрешь от запоя

И не сядешь торговкой в ларек

Потому что метель подвывает

Потому что толкает толпа

Потому что судьбы не бывает

Потому что такая судьба

 

Кармен-Бизе

И началось, и душно мне,

Стол, окна дребезжат,

Кровать трепещет рюшами,

Обои голосят.

Застыли, стали, слушают,

Ни выдоха, ни-ни,

И заползает в уши мне

Полнеба, черт возьми.

Огня, огня змеение —

Закрой, закрой глаза,

Какие тут сомнения —

Ее любить нельзя.

Затишье, и —

пощечина,

И драка, может быть,

И к горлу — нож заточенный,

Наплюй, возненавидь!

Притворщица охальная,

Эх ты, Кармен, Кармен,

Дотла горят опальные,

И ничего — взамен.

За погремушку-песенку

Я жизни не отдам,

Но я по нотной лесенке

Поднялась к небесам.

Родные и знакомые,

Умершие давно,

Пришли ко мне, трясло меня,

И было мне темно.

И я считала дни мои,

Спускаясь по корням, —

Знакомые, любимые

Меня встречали там.

В гнилой торфяник пористый,

В безвыходное зло.

Мне было стыдно, горестно,

Поделиться с друзьями: