Новый Мир ( № 9 2009)
Шрифт:
Я нигде не работаю, у меня нет семьи, поэтому мое личное время абсолютно безотносительно.
Я просыпаюсь и решаю, что сейчас два часа дня. Проживаю целый день и решаю, что прошел час.
У меня нет семьи, потому что мой предназначенный душевный друг живет в таком же безотносительном времени. Мы никак не можем пересечься в одной точке.
Это очень, очень сложно: чтобы часы у двоих людей вдруг совпали.
До тех пор, пока это не произошло, мое время абсолютно безотносительно.
ПЕРЕКРЕСТОК
Если
Диалог предполагает более крупную форму, иной смысл и другой конечный результат.
Если диалоги пересекаются друг с другом в одном месте, может получиться просто шум.
Если все диалоги и монологи пересекаются в одном месте, получается мир, в котором они живут.
Он может быть маленьким или большим, громким или тихим, спящим или бодрствующим, но всегда целостным.
Если живые монологи и диалоги удается подслушать и записать, получается текст о мире.
Эпос в своем роде.
Если попытаться назвать эпос, может получиться текст “Говорить”.
Можно прийти на перекресток, поднять эпос прямо с дороги, положить в карман и прочесть дома перед сном.
Если после прочтения в человеке что-то изменится, значит, цель достигнута.
МОНОЛОГ АВТОРА: ПОСЛЕСЛОВИЕ
“...?” — ... “...!” — ....
Вот, собственно, и все.
Мавзолей стрекоз
Сухбат Афлатуни родился и живет в Ташкенте. Поэт, прозаик, переводчик. Автор двух книг стихов. Лауреат “Русской премии” и молодежной премии “Триумф”.
В “Новом мире” печатается впервые.
* *
*
смерть это тот с кем ты живешь
жизнь это он же — но минутой раньше
.........................................
Оставь шитье и подойди ко мне
ребенок держит свет в своей руке
и входит в дверь и поднимает нож
кладет на стол кладет на стол и дальше
Не сумерки но сумки (хлопнет дверь)
ты вся в шитье и ты сама — шитье
материя болгарский крест рутина
под языком ты нежно держишь сына
и дочь за округлившейся щекой
он поднимает свет одной рукой
но сумерки но дверь но половина
* *
*
чтобы выстроить скрипку
нужно дерево прежде убить
ободрать словно липку
горячей пилой полюбить
до липкого сердца
итальянским дойти топором
чтобы скерцо
лала на убитом потом
чтобы ветви
над декой дрожали цвели
чтобы хлопали дети
в душистой пыли
чтобы крона
над смычком — чтобы черный капрал
соловей макароны
созвучий глотал запивал запевал:
я давно деревянную кожу оставлю: пойду голосить
в скрипках клубиться в клюве лала разносить
буду светом
тревожить окно и окно
и убитую скрипку
хоронить под хайвеем
завернув как умею в немое свое полотно
* *
*
их везли вагонами
трескучих молодых
годных для агонии
на полях других
где небо как огромный куст сирени
доводит до блаженства и мигрени
поле медом плавилось
в солнечной слюне
избранным старость
остальным не
молодость бессмертье сапоги
танечка контузия любви
так страна
детей
зачем
приказ
но — движенье света вдоль себя
размноженье летом детских глаз
крикнешь “гол!” — и кончилась война
* *
*
воздушные змеи родительских чувств
над кухней над берегом вскользь