Новый Мир. № 4, 2000

«В аэр-р-ропор-р-рту Кеннеди!..» — сипло трещит сверху. Сема вскакивает, но тут же садится.

Одновременно из кухни вылетает Эликс. На нем белый клеенчатый передник, в одной руке большой нож, в другой — громадный, очень красный помидор. Сам он тоже невероятно красен, — по крайней мере, большое его лицо налито багровым соком, что заметно затрудняет процесс жевания: его рот набит до отказа. Давясь, он пытается что-то сказать… Тщетно.

Сема. Простите…

Эликс возвращается за перегородку, слышен краткий стук ножа о дощечку, и вот он начинает выносить и ставить на стол: блюдо с бутербродами, салат, пиццу, бутылки с соками, чайные чашки и т. д. На протяжении этого движения туда-сюда и сервировки стола им произносится cледующеe.

Эликс. Да, брат ты мой… А ты как думал… Вообще, интересно, конечно, откуда эта старая мочалка узнала такие детали… если я ни одной живой душе… А теперь, стало быть, все знают… Что знают двое, то знает свинья… Пословица с лэнгвидж-курсов «Как выжить в Америке»… Так что… а ты как думал? Это, брат, тебе не турпоездка в Париж на три дня… Анекдот знаешь? Один такой чудак в раю пошел, значит, к Богу просить: хочу съездить в ад на пару деньков, посмотреть, что, как… Ну, Бог дал визу, все такое… Ну, тот поехал. Приезжает: красота! Кругом все пляшут, поют, скрипки кругом вовсю, значит, наяривают… Понравилось. Возвращается, значит, назад… Говорит Богу: отпусти меня, значит, в ад на пээм- жэ! Мне там понравилось! Ну, Бог говорит: ладно, поезжай. Ну, тот поехал. Приезжает. Что такое? Те-то, что плясали, и не пляшут вовсе, а на сковородках подскакивают, а те, что пели, вообще не поют, а от муки вопят… А скрипки потому так громко играют, чтоб их вопли как-нибудь заглушить. Ну, он к Сатане: как же так, говорит, как же так?! вы меня надули!! А Сатана ему: никто тебя не надувал… Просто турпоездка, милый мой, — это тебе не эмиграция…

Снимает передник, уходит в кухню. Слышно, как открывает холодильник.

Выходит с ритуально-интригующим лицом.

Да, брат, турпоездка — это не эмиграция… (Показывает бутылку виски.) Дернем, что ли?

Сема (защитно скрещивая руки). Не-е-ет-нет-нет!..

Эликс. Ну, как знаешь. Один я не буду.

Относит бутылку, снова выходит, садится за стол, где продолжает сидеть заметно замученный Сема.

Теперь особенно видно, что Эликс сознательно тянет время, чтобы не приступать к радикальному объяснению. И не то чтобы он куражится, как в начале, а, похоже, сам пребывает в некоторой растерянности.

Сема (наблюдая, как Эликс раскладывает салат). Так я, знаете, собственно… (Прикрывая ладонью тарелку.) Мне достаточно!.. спасибо-спасибо! достаточно!.. Я вот по какому поводу вас беспокою…

Эликс. Shit!.. Чайник совсем остыл. Пойду подогрею. (Уходит на кухню.)

Сема снова один, что придает ему смелости. Из кухни доносятся звуки вновь наливаемой воды, гремит чайник и т. п. На фоне этих звуков невидимый Эликс наконец подает свой голос.

Так чем тебе, говоришь, помочь-то?

Сема. Видите ли… У меня никого здесь нет. Совсем никого. Мне для начала надо бы легализоваться… Все остальное приложится… Вот эта Зинаида, из Русского клуба… она дама компетентная во всех отношениях… Она мне посоветовала…

Эликс медленно появляется в проеме кухни и, оставаясь там, с невероятной заинтересованностью упирается в телевизор. Сема, следуя ему, переводит глаза туда же.

Говорит, Эликсандэр против не будет, он душевный… В смысле…

Странное затишье в телевизоре.

Заключить гомосексуальный брак… Фиктивно…

Эликс (внезапно, вместе с заэкранным взрывом). Гол!!! Го-о-о-о-ол!!! Гол, твою мать!! Я-а-а-а-а-а-а-а!! У-у-у-у-у-у-ххххх!!.

Резко выключает телевизор.

Пауза.

Что-что? Я что-то не расслышал. Повтори.

Сема. Я. Хотел бы. Заключить. С вами. Фиктивный брак.

Маленькая пауза, приличествующая серьезности ситуации.

Эликс (с любопытством). А я… кто? Жених? Или невеста? Это крайне важно! Мне надо настроиться!..

Сема. Перестаньте… перестаньте… пожалуйста, перестаньте!..

Эликс. А я еще не начинал. Так… Разберемся. Идея, конечно, хорошая. (Поет.) «И я была де-е-евушкой юно-о-ой сама-а-а не припо-о-омню когда-а-а…» Я себе так смекаю, что тебе и спать негде?

Сема. Мне, понимаете, главное — это легальные документы…

Эликс. Погоди. До документов еще дожить надо. А что? Спать можно здесь… (показывает на диван). Или там. (Жест в сторону спальни.) Со мной.

Резкий, похожий на полицейский, свисток чайника.

(Продолжая из кухни.) Я в целом не против. Только мне некогда. Я человек занятой! Салатику еще хочешь? У меня есть другой! «Мехико Лайтс»! Так что возьмешь мои документы и сходишь куда надо.

Сема. Как же без вас?.. разве можно?..

Эликс выходит из кухни. В одной его руке чайник, в другой — блюдо с крупными ломтями красных, желтых, оранжевых плодов, красивых, как на картине Гогена.

Эликс (с мальчишеской важностью). Сказано! Я договорюсь. И потом: тебя ж на работу надо устраивать. Ты кто по специальности?

Сема. Я… так сказать… имею дело с литературой.

Эликс. В смысле?

Сема. Ну, по образованию филолог… А вообще…

Эликс. Филологи — это которые со славистами тусуются, что ли? Фарцовщики в смысле?

Сема. Ну, это не так фатально… Филология в большей степени касается языка… Да вы ешьте, ешьте… Да. Язык до Киева доведет.

Пауза.

(Себе: неожиданно трезво.) И много-много дальше.

Эликс. А!.. Ты небось учебники по русскому языку пишешь?

Сема. Примерно.

Эликс. Что?.. (Изображая, что с ужасом догадывается). Еще хуже?..

Сема. Гораздо.

Эликс. Та-а-ак. Понял. Хорошая профессия.

Пауза.

Стихи или проза?

Сема. Стихи.

Эликс. Та-а-ак… Кранты, что называется. «Drova», — как говорила моя бывшая возлюбленная, специалист по украинским вареникам XIX века. Ну, так, может, прочтешь чего-нибудь?

Сема. Да я сейчас как-то мало уже что помню… из старого… А новое все в работе…

Эликс. Да ла-а-адно, брось ты, Семен! Хорош ломаться!

«Семен!!. Хор-р-рош ломаться!!.» — попугай свою службу знает.

Сема. Ну… я п-п-прочту т-т-тогда с-с-с-с… с-с-с-с-с… с-с-стихотворение, которое я написал в ч-ч-четырнадцать лет.

Эликс. Валяй.

Сема отодвигает тарелку. Сильно сцепляет на столе свои кисти.

Сема:

День был просто четверг, просто тот же четверг, что другие, за окошками слякоть цвела, и не предугадать было вяло бредущим по кругу, что эти круги и есть та самая, прочих главней, благодать. Бесконечный вокзал источал аромат преисподней. Отъезжающие оставляли друзей в дураках. Послезавтра приравнено к позавчера и к сегодня. На распиле Земля, точно ствол, в бесконечных кругах.

Обычная для таких случаев неловкость.

Эликс (исключительно от конфуза). А еще… чего-нибудь такое… есть?

Сема (исключительно по глупости). Ну, так… По мелочам… (Искусственно покашливает. Вскакивает. Садится. Вскакивает.)

Моя страна — гигантская могила Для всех, кто был и не был друг и брат. А Сеятель лишь тем и виноват, Что семя к птицам в глотки угодило, Без всякой пользы в них перебродило, И улетели птицы на закат. И археолог, тщась культурный слой Сыскать, отковырнет лишь перегной, Но полый, не рождающий траву. Пройдут века во сне, как наяву. Настанет срок Вселенского Потопа. И наши души из небесных окон Засмотрятся, как льет, и льет, и льет… Потом подросток накопать червей Придет на берега страны моей, Чьи горы утрамбованы по дну… Он удочку закинет в тишину И не по-русски вскрикнет, что клюет.