Новый мир. Древние

Удивительно, но ни Юми, ни Моня даже не пытались узнать, как я поживаю. И если с Моник все было понятно, то равнодушие иностранки сильно задело меня. “Может, обиделась. Я ведь, по сути, ее подставила. Надо будет извиниться” — грустно думала я, вспоминая подругу.

Зато Олеся засыпала меня записками. Она не оставила своих планов умотать в столицу за документами и всячески подбивала меня на этот безответственный поступок. В своих посланиях девушка подробно описывала, как плохо живется в гарнизоне, какой Лексус тиран и деспот, а еще все время упоминала “стерву Моник”, которая умудрилась создать свою партию в поселении и теперь пыталась командовать людьми и всячески вредить ей, Олесе.

И что самое страшное, я под незримым давлением бывшей подруги начала всерьез подумывать перебраться в подземный город к мужу. Оставалось только выбраться на свободу и потом снова слинять от Лексуса. Одно меня расстраивало. После очередного побега о возвращении в гарнизон я должна была забыть навсегда. Вряд ли друг второй раз простил бы меня за предательство, а вот так расставаться с ним, не объяснившись и не поговорив по-человечески, мне не хотелось.

* * *

Недели сменяли друг друга. Вот уже около месяца я сидела взаперти, и мое терпение стало подходить к концу. Я потихоньку начала ненавидеть Лексуса и даже стала подумывать о побеге. Мы ведь с мужчиной за все это время даже толком не поговорили! А меня держали в заключении как какую-нибудь преступницу! Как же это бесило. Но вот в один прекрасный день дверь скрипнула, и на пороге показался Михалыч. Он неодобрительно посмотрел на меня, а потом грозно сказал: “Давай на выход!”.

Тон, с которым он произнес это, неприятно удивил меня. Но то, что случилось потом, повергло меня в самый настоящий шок. Стоило мне выйти из здания и оказаться на улице, как со всех сторон послышались возгласы.

— Хомяка-анархиста освободили! — кричала какая-то женщина, размахивая руками.

— Да ладно, серьезно? — спросил ее незнакомый мужчина.

Вскоре меня окружила небольшая толпа. Люди переговаривались, поздравляли меня, и уже через несколько минут по всему городку доносились возгласы.

— Хомяк-анархист! Хомяк-анархист! — кричали со всех сторон, а я не знала, куда спрятаться от столь навязчивого внимания.

К счастью, Михалыч смог растолкать людей и помог мне добраться до штаба. Как только дверь за нами захлопнулась, я облегченно вздохнула и, улыбаясь, посмотрела на мужчину:

— Блин, чуть не разорвали! И что это еще за Хомяк-анархист?

Мужчина молчал. Он окинул меня неодобрительным взглядом, а потом тихо произнес:

— М-да! Натворила же ты делов, девочка!

— Что? Я не понимаю!

— Оно и понятно! Ладно, вот тебе мой совет. Не лезь покуда к Лексусу. Он до сих пор злится на тебя. И держись подальше от Юми! А то порежет тебя ненароком.

— Юми? За что? Что я сделала? Да, я попросила ее прикрыть меня, но мне это было необходимо! Благодаря этому я смогла не просто пообщаться с дочерью, я смогла ее увидеть! Я столько всего должна рассказать Лексусу! За нами все это время следили и…

— Не надо тут трепаться! — тут же прервал меня мужчина. — Даже у стен есть уши! А людям незачем знать об этом. У них и так проблем хватает. Твоя подружка, Олеся, нам подробно обо всем рассказала. А Юми злится вовсе не из-за этого.

— Так что случилось?

Михалыч замолчал, нервно почесывая седую голову.

— Я не могу тебе всего объяснить, но скажу лишь одно: все дело в твоем муже. Он ведь был знаком с Вороном?

— Юми тебе о нем рассказывала?

— Да, и поверь, это были страшные вещи.

— Не сомневаюсь. Ворон — это друг детства Марка. Он и Демид много всего нехорошего сделали. Но причем здесь Марк?

— Просто не подходи пока к Юми, хорошо?

Я молчала, не зная, что сказать, но на всякий случай кивнула. “Что же произошло?” — удивленно думала я, шагая к себе. Михалыч шел позади и молчал. Я дошла до кабинета и дернула дверь, но та оказалась заперта. Не понимая, что происходит, я постучала. Из-за двери высунулась довольная мордочка Мони, которая с торжествующим видом сказала:

— А тебе сюда нельзя!

— Что? — не поняла я.

— Теперь ты не здесь живешь! Вот, кстати, твои вещи!

Девушка с усмешкой кинула мне сумку, а я удивленно посмотрела на Михалыча. Тот отвел взгляд, а потом взял мои нехитрые пожитки и пошел дальше. Я поплелась за ним.

Вы вышли через заднюю дверь штаба и направились куда-то в отдаленную часть поселения. Там стоял маленький одноэтажный домик.

— Теперь ты будешь жить здесь! — тихо сказал Михалыч. — И еще, без приглашения в кабинет Лексуса тебе теперь заходить нельзя. На общие собрания ходить можешь, но на закрытые — нет. И права голоса в совете ты тоже больше не имеешь.

— Вот, значит, как. А фотографировать и писать о жизни людей как раньше хотя бы можно? — невесело усмехнулась я.

— Фотографировать можешь. Фотоаппарат у тебя в вещах. Но газетой теперь занимается Моня. Ты уж извини, что так вышло. Просто ты была в заключении, а люди привыкли к новостям… — тут же затараторил мужчина, пряча взгляд.

Я шумно вздохнула. Мне почему-то казалось, что меня предали. И теперь перспектива уехать в столицу, а потом остаться в подземном городе, казалась мне настоящим спасением в сложившейся ситуации. Я попыталась улыбнуться, но вышло как-то не очень.

— Все нормально. Я поняла: вы заменили меня Моней. В принципе, ничего нового. Как говорится, молодым у нас дорога… Ладно, я устала. Пойду разберу вещи.

— Жень, я ничего против тебя не имею, просто так сложились обстоятельства…

— Все нормально. К тому же так будет даже лучше. От меня все равно одни неприятности. Думаю, Моня хорошо справляется со своими новыми обязанностями.

— Жень, Лексус, кстати, и тебе обязанности назначил. Будешь помогать на кухне…

— Нет.

— Что?

— А то. Или у нас теперь не спрашивают, чего хочет человек? Раньше спрашивали. Так вот. Я буду ходить по ночам в дозор, а днем помогать Жорику разбираться с накопителями, а если Лексуса что-то не устраивает, то пусть наберется смелости и сам мне все выскажет. Вопросы?

— Жень…

— Что?

— А ты изменилась, девонька… Даже не знаю, хорошо ли это. И пожалуйста, не лезь на рожон и не ищи специально неприятностей!

— Не буду.

— Хотелось бы верить, но чует мое сердце: они сами тебя найдут.

— Типун тебе на язык, Михалыч! Иди к своей любимой! А то еще приревнует, точно тогда меня где-нибудь в темном углу пристрелит!

Михалыч улыбнулся, и впервые я увидела теплоту в его глазах. Кажется, несмотря на все, что произошло, он все-таки хорошо ко мне относился.

— Жень, кстати… У нас там за домами, недалеко от библиотеки, есть еще доски объявлений. Они свободны. Можешь использовать их для своего… хобби. Лексус же не запрещал тебе заниматься любимым делом! А небольшая конкуренция здешней газете не повредит. А то местные кумушки с ума сходят от скуки без телевизора, а тут какое-никакое развлечение. К тому же, если честно, Моня делает ужасные фотографии! И газета с ней превратилась… просто в какую-то желтую прессу! Так что я буду рад почитать твои новости.