Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
— Ты хорошо подумал, Алекс? — спросил Петье, поправив очки.
— Да, — нерешительно взглянув на него исподлобья, произнес я. — Я все обдумал, сэр.
Эти простые слова стоили мне неимоверных усилий. Даже не знаю, откуда у меня взялась на них решимость. 446 дней не минули бесследно. Но все-таки они не сломали меня полностью. Я сам думал, что сломали. А оказалось, что, наверное, нет.
— Что ж, — вымученно ухмыльнулся чиновник. — В принципе, это все, что мне требовалось услышать.
6 июля 2078 г., среда. 448-ой день.
Вопреки ожиданиям, прощание с куратором Кито не вытрепало мне много нервов. Он, конечно, постарался вылить на меня всю свою желчь, и я не сомневался, что мстительный коротышка
Безучастно слушая серьезную речь японца, призванную отравить мне грядущие полтора месяца вдали от пуританских канонов интернатовской жизни, я старался не позабыть слов ни одной из двух десятков просьб и напутствий, полученных от однокашников перед выходом «на волю». Мне не хотелось позабыть ни одной просьбы, ведь товарищи, в отличие от меня, проведут эти полтора месяца здесь, взаперти, и ожидание новостей от меня будет маячить перед ними единственным лучиком света во мраке ежедневных напряженных занятий и безжалостной муштры.
— Каникулы — это отдых, — вещал Кито, глядя на меня насупленным взглядом. — Но не отождествляй отдых с праздностью. Отдых — это полезная и необходимая стадия учебного процесса, которая требуется для того, чтобы упорядочить и систематизировать приобретенные знания. Праздность — это потеря жизненного времени в бездеятельности. Праздность достойна порицания. Ты прибыл сюда разбалованным и неорганизованным подростком, Сандерс. За те месяцы, что ты провел в этих стенах, ты шагнул на путь правильной и эффективной организации жизни. Но ты сделал лишь первые шаги на праведном пути. Здоровый дух, который в тебе воспитывается, не стал еще краеугольным камнем твоего жизненного уклада. Поэтому кратковременное отлучение из этих стен станет для тебя испытанием.
Вглядевшись в мое лицо, куратор, видимо, усмотрел в моем виноватом взгляде нечто такое, что весьма не понравилось ему. Нахмурив брови еще сильнее, он продолжил:
— Я тебя предостерегаю! Даже переступив порог интерната, даже оставшись без своего «пип-боя», ты не должен ни на секунду забывать о тех базисах и принципах, которые лежат в основе образовательной программы. Соблюдай прежний ритм жизни, режим сна и питания. Совершенствуй себя. Ежедневно уделяй разумное время повторению пройденного материала и подготовке ко второму учебному году. Не расслабляйся. Не поддавайся внешним раздражителям, которые будут толкать тебя к праздности, лени, обжорству, глупым играм, бездумному расходованию времени и своей энергии. Даже если эти раздражители будут исходить от близких людей. Запомни: истинно близким сознательному гражданину может быть лишь другой сознательный гражданин, разделяющий основополагающие принципы и идеалы…
С глубокомысленным видом (по крайней мере, я попытался состроить соответствующую мину) я кивал, очень надеясь, что Кито не почувствует, как его слова пролетают сквозь меня, не задерживаясь в сознании. Левая рука время от времени тянулась к запястью на правой, потирая участок белой незагоревшей кожи, на котором еще недавно был закреплен «пип-бой». Кроме олимпиады по боксу, где ношение таких предметов было запрещено, я не снимал его ни разу за все эти 448 дней.
— … действительно станут испытанием воли. Я не слишком надеюсь, зная, увы, твой характер, но все же хочу верить, что ты пройдешь это испытание достойно. Если же нет — не думай, что по возвращении сюда тебя будут ждать хоть малейшие послабления! Наоборот, с тебя будет двойной спрос, Сандерс! Ты это понимаешь?!
— Конечно, понимаю, сэр. Я очень благодарен вам за наставления. Я не забуду о них, — пробормотал я безучастно отработанным елейным тоном.
Я покидал интернат тем же путем, каким и попал сюда. Перед самым выходом мне выдали мою старую одежду (на удивление, выстиранную и продезинфицированную). Не выдали лишь коммуникатор — сказали,
что его выслали моему новому опекуну, чтобы тот распорядился им по своему усмотрению. Неловко облачившись в свои старые шмотки (они оказались на меня слегка маловаты), я долго рассматривал себя в зеркало, стараясь свыкнуться с тем, что этот молодой парень в гражданском — это вознесенец Алекс Сандерс. Или нет? Может это Димитрис Войцеховский, вернувшийся в свое тело после длительной отлучки? Но что он за человек? Я это почти забыл.К микроавтобусу Кито меня провожать не стал — передал под ответственность охране около здания приемной комиссии. По странному совпадению водителем оказался тот же человек, который вел автомобиль в первый день моего пребывания в Сиднее — угрюмый волосатый мужик по имени Омар, от которого сильно несло сигаретами. Он не стал даже обращаться ко мне — лишь кивком головы указал на кузов и я покорно забрался в него, захлопнув за собой дверь.
До самого момента, когда перед микроавтобусом наконец открылись ворота, я, затаив дыхание, ожидал какого-то подвоха: например, что к автобусу подбежит Кито или Петье и сообщит, что все отменяется. Но мы выехали с территории интерната. Это был всего лишь пятый или шестой раз за все это время, когда я покинул его.
Прижимая к груди свой рюкзак (я пока еще не созрел, чтобы начать копаться в нем, перебирая непривычные, давно забытые предметы) я смотрел на милые очертания пригорода Уотл-Ридж с его ухоженными газонами и аккуратненькими малолитражками с электродвигателями. Не слишком пока еще верилось, что мне вскоре предстоит ходить по этим улицам без строя товарищей и без надзора куратора. Если все это правда и меня не ждет какой-нибудь жестокий подвох, то в скором времени у меня появится такое количество прав, от которого просто вскружилась бы голова, будь я в состоянии их все оценить. Но пока еще я задумывался лишь о таких простых вещах, как возможность не идти в ногу и не следить за хвостом строя, чтобы никто не отстал.
До самого последнего момента я подозревал, что микроавтобус отвезет меня в какое-то другое место, нежели было обещано. Может быть, другой интернат. Либо сделает несколько кругов и вернется к воротам, из которых выехал, где Кито торжественно объявит мне о месяце карцера за предательство, глупость и слабохарактерность.
Лишь когда автомобиль заехал на смутно знакомую мне парковку около станции метро и я заметил силуэт мужчины, ожидающий меня около своего автомобиля, я уверовал, что никакого злого умысла и ничьей глупой шутки нет — все это происходит на самом деле.
Глава 6
Роберт Ленц был человеком из другого мира. Он походил на состоятельного туриста в длительном отпуску. Полковник носил мокасины, светло-бежевые льняные брюки, хлопковую рубашку в клетку и белую панаму. На его загорелом лице играла спокойная, дружелюбная улыбка. Его семейный электромобиль — серый пятидверный хэтчбек — сверкал, словно новенький, после мойки. Я уставился на него, словно на какое-то чудо-юдо, и не нашел подходящих слов. Пока он заверял своей электронной подписью сопроводительный документы, объясняясь с угрюмым Омаром, я окидывал растерянным взглядом суету людей и машины около станции «Уилсон Драйв». Кожей я чувствовал отчужденность от этого шумного, беспорядочного мира. Мне было тут неуютно.
— Ну привет, Димитрис, — произнес наконец Роберт, оборачиваясь ко мне с приветливой улыбкой.
Я проводил недоверчивым взглядом широкую спину Омара, удаляющуюся в сторону микроавтобуса с гербом «Вознесения». Мышцы ног невольно дернулись, порывая двинуться за ним. Мое место там — в этом автомобиле. Не могу же я остаться здесь один — без своего отряда, без присмотра куратора, без четкой программы действий. Мои пальцы в очередной раз невольно почесали запястье, на котором виднелись следы от «пип-боя». Ощущение пустоты было такое тревожное, будто мне ампутировали руку.