Новый мир. Книга 5. Возмездие
Шрифт:
Они напали в этот же миг. Первым на меня бросился Хейз — видимо, привычным для себя манером, намереваясь прижать меня к стене своим массивным телом, чтобы я не смог помешать Сигалу спокойно проткнул мне заточкой печень. Я поступил так, как не ждут от жертвы, которую загнали в угол — стремительно рванулся навстречу, особым образом сжав правый кулак — и засадил вытянутыми костяшками двух пальцев ему в кадык. Прием из Легиона, грязный и убийственный, ничего общего с философией айкидо. Хейз осел, захрипел от боли. Его глаза закатились. Если я попал хорошо — ему конец.
Я понимал, что в окружении стольких противников долго не продержусь. Надо было быть очень подвижным. Голые тела вокруг мелькали
Я захрипел, невольно согнулся. Тут же получил удар сбоку — кажется, от «яйцеголового», оправившегося от падения. Потерял равновесие. Ладони коснулись мокрого пола. В полусогнутом состоянии я инстинктивно пополз куда-то подальше. Но получил еще один удар ногой в спину.
— Давай, гаси его! — орал Билли задорно.
Ладонь нащупала под собой осколок кафеля, отколовшегося от стены. Инстинктивно сжалась. Меня снова саданули ногой в бок. Осколок в руке посыпался на крошево, оцарапал кожу, но часть осталась целой. Получил новый болезненный удар в бок. Из груди сам собой вырвался стон.
— Да кончайте его уже! — велел остающийся позади Сигал.
— Что, сука, нравится?! — завопил Билли, осмелев при виде моей беспомощности и занеся ногу для удара, чтобы записаться в число моей похоронной команды.
Я воспользовался этим моментом для контратаки. Обхватил занесенную ногу на лету, а другой рукой — полоснул осколком кафеля по сморщенным яйцам. На моих глазах те раскрыли свое нутро, и начали сочиться кровавой жижей. Разнесся истошный вопль, какие мне еще никогда не приходилось слышать. Зверь внутри меня издал торжествующий вопль.
Воспользовавшись замешательством нападавших, я вскочил. Саданул кулаком в подбородок «яйцеголовому». В самый последний момент сумел сделать спасительный шаг в сторону и наклон тела назад, чтобы уйти от разрезавшего воздух лезвия заточки в руках у дожидавшегося своего часа Сигала.
— Вот тварь! — взревел он.
Ножом он владел как циркач. Его лезвие носилось туда-сюда быстрее, чем могли уследить глаза. Полоснул по моему запястью. По предплечью. По левому боку — не сильно, по касательной. Я пятился от него назад пока не почувствовал голой спиной и ягодицами прохладную стену. Лицо убийцы прорезала торжествующая усмешка. Он начал жонглировать ножом, дергаясь из стороны в сторону, чтобы отвлечь мое внимание, и наконец сделал резкий удар снизу, целясь в район печени.
Это был очень ловкий, смертоносный удар — и я вряд ли смог бы отразить его, не проведи десять лет, с первого курса академии до последнего дня в полиции, на тренировках по самбо, где методом проб и ошибок меня научили — обезоружить человека с ножом не только возможно, но при определенной ловкости и сноровке даже легко.
Я вывернул ему руку, навалился на него всем телом, придавил к стенке, болевым приемом заставил выпустить нож. В глазах убийцы на краткий миг мелькнуло удивление, а затем испуг — но уже миг спустя я, выжимая из бурлящего адреналином тела все силы, трижды подряд взял его «на Одессу», со всей силы ударяя
твердым лбом в переносицу, пока он, оглушенный, не осел на пол.Захлебываясь кровью, Сигал извернулся и из последних сил схватился мне за гениталии и сжал их что было мочи. Мир перевернулся от безумной боли. Заорав, я в слепой ярости ударил его коленом в висок, кулаком припечатал сверху по макушке. Хватка пальцев убийцы ослабла. Но в этот миг оклемавшийся «яйцеголовый», беспрепятственно зайдя ко мне со спины, со всей силы ударил меня кулаком в затылок.
Я был очень крепким и выносливым мужиком, в каком-то отношении даже невероятно. Но суровая правда реальных драк, в отличие от киношных, состоит в том, что один сильный и меткий удар может послать в нокаут кого угодно.
Перед глазами мелькали свет и тьма. Время, казалось, замедлилось. В голове что-то тяжело пульсировало и колотилось. Может, это сдетонировала от перегрузки нановзрывчатка. Может, разорвался сосуд. Я не был в состоянии защищаться, лишь хлопал глазами — и за это время успел получить целый град новых ударов, закончившихся броском меня о стену душевой, по которой я безвольно съехал вниз, как мешок с дерьмом.
Во рту был острый привкус крови. Расфокусированным взглядом я видел, что пол душевой вокруг залит кровью, как бойня. Запах крови смешался с запахом серы. Туша Хейза лежала неподвижно, его лицо посинело, а глаза мерзко выкатились — он был похож на уродливого, выброшенного на берег кита. «Боцман» забился в угол, содрогаясь всем телом от судорог, рыданий и проклятий. Его расслабившийся мочевой пузырь напустил вокруг лужицу мочи, что вполне простительно для человека, сделавшегося слепым. Билли валялся по полу неподалеку от тела Фрэнка, как прихлопнутый наполовину комар, визжа и пытаясь зажать рукой кровоточащее распоротое хозяйство. В душевой кабине неподалеку сидел, прислонившись к стене, оглушенный Сигал, повесив голову на бок. Лишь «яйцеголовый», которого я в суматохе боя так и не сумел ни разу приложить как следует, неумолимо надвигался, готовый колотить меня ногами до смерти.
Остался всего один выродок. Всего один. Мне почти удалось.
Но я больше не могу.
«Соберись!» — велел я себе сурово, сжимая кулаки и пытаясь оттолкнуться ими от пола.
Но силы физически оставили меня. Организм просто сдал — после 12 часов пахоты, после пары десятков полученных ударов и трех ножевых ранений. Я понимал все, что происходит. Но мог лишь смотреть, как убийца подходит, дабы довершить начатое.
— Террорист гребаный! Сука! — взревел он, пнув меня ногой в живот.
Матео появился сбоку как тень незаметно. Убийца успел удивиться этому, переместить на него внимание — но не был готов отразить град обрушившихся на него ударов. Некогда капрал Муэрте обрушился на него как ураган. Он колотил его и колотил, прижав к стенке, и там добивал, слева, справа, слева, справа, без устали, без передышки, словно робот, атакующий намеченную боевым компьютером мишень — пока цель, оглушенная и деклассированная, не распласталась на полу.
Все еще лежа на холодной плитке, в своей и чужой крови, я молча смотрел на него, но не был в силах ничего сказать.
— Не люблю шакалов, которые нападают впятером на одного, — объяснил Матео, тяжело дыша.
Его лицо, дышащее бесшабашной смелостью и непоколебимой уверенностью, скривилось в усмешке — за миг до того, как покрытая татуировками грудь, тяжело вздымающаяся от дыхания, трепыхнулась, словно подбитая птица. Улыбка так и не исчезла с его лица — лишь стала какой-то удивленной. Рот булькнул, и из его уголка пошла кровь. Ослабевшие вдруг ноги, разъезжающиеся на мокром полу, сделали пару инстинктивных шагов вперед — и за его спиной, из которой торчала рукоять заточки, стал виден мрачно ухмыляющийся Сигал.