Новый мировой порядок

Само понятие «однополярность», полагают многие, все больше будет вызывать массовое противодействие, и в этом смысле был, возможно, прав С. Хантингтон, предложивший свой эвфемизм — «одно- многополярность», как бы намекая на то, что главенство США не будетжестокой гегемонией. Не будет тотальной и всепроникающей, иначе цена главенства во всем мире становится слишком высокой. Как выразился У. Кристофер, «любой кризис неизбежно становится нашим кризисом» [641] . И Вашингтон в этом случае должен превратиться во всемирное министерство по чрезвычайным ситуациям, число которых в мире, судя по всему, будет постоянно увеличиваться.

641

641 Bell С American Ascendancy. And the Pretense of Concert («The National Interest», Fall 1999, p.61).

Обстоятельства внешнего характера.Еще десятилетие назад, в условиях борьбы с коммунизмом США могли твердо рассчитывать на солидарность западноевропейских стран и Японии. Добившись своих официальных целей (сокрушив коммунизм) американцы продемонстрировали миру, что их подлинной целью является глобальный контроль. Они продолжают «патрулировать» мир и строят свою стратегию на долговременном присутствии своих войск в зарубежных странах точно так, словно холодная война не закончилась. Британский дипломат замечает, что «только в Соединенных Штатах складывается впечатление, что весь мир желает американского лидерства.

В реальности же речь идет об американском высокомерии и односторонности» [642] . Для реалистов всех оттенков однополярность — наименее стабильная из конфигураций, потому что огромная концентрация мощи на одном полюсе угрожает другим государствам и заставляет их предпринимать усилия по восстановлению баланса [643] . В прошлом «доминирование одной державы, — пишет К. Уолте, — неизбежно вызывало реакцию других держав, стремящихся создать противовес» [644] .

642

642 «Foreign Affairs», March/April 1999, p. 42.

643

643 Layne Ch. The Unipolar Illusion: Why New Great Powers Will Arise («International Security», Spring 1993, p. 5–51).

644

644 Waltz K. Globalization and American Power («The National Interest», Spring 2000, p. 54).

Не нужно быть Кассандрой, чтобы предсказать следующее развитие событий: вовне Соединенных Штатов случится исторически обычное — в дальнейшем требования дисциплины и солидарности неизбежно ослабеют, произойдет восстановление баланса в мире.Так было всегда. Антинаполеоновский союз, победоносный в 1815 г., развалился в 1822 г. Победоносная в 1918 г. Антанта распалась в начале 20-х годов. Антигитлеровская коалиция 1945 г. к 1948 г. превратилась в противостояние антагонистов. До сих пор ни один союз в истории никогда не переживал своей победы. Судьба лидера практически всегда одинакова: уступающие ей по мощи государства смыкают свои силы, противодействуя лидеру. И нынешний случай не будет исключением — природа человека и обществ в этом демонстрирует историческую неизменность. Или, как пишет К Уолте: «Облагодетельствованные чувствуют раздражение против своего благодетеля, что ведет их к мысли об исправлении нарушенного баланса силы… Особенно громкие жалобы слышны со стороны французских лидеров, страдающих из-за отсутствия многополярности и призывающих к росту мощи Европы» [645] .

645

645 Waltz K. Globalization and American Power («The National Interest», Spring 2000, p. 54).

Согласятся ли гордые державы на диктат сильнейшего? Будущее может быть для США более суровым. Уже сейчас, пишет Р. Хаас, «американское первенство, не говоря уже о гегемонии, далеко не всеми странами приветствуется — и среди противников столь разные государства, как Китай, Россия, Франция, Иран» [646] .

Однополюсная гегемонияпрактически неизбежно ведет к имперскому всевластию одной страны, ее обращению к силовому диктату, доминированию меньшинства над большинством. Такая ситуация — если мировая история хоть чему-то учит — вызывает у большинства ощущение безальтернативности будущего, чувство исторической обреченности, ожесточение в отношении новых форм эксплуатации, активное противодействие компрадорским кругам. Огромный внешний мир — даже при изначальной симпатии к Америке — не может восхищаться такой структурой мирового сообщества, когда функцию принуждения осуществляют владельцы технологии и распорядители финансов. Одна из немногих подлинных истин: лидера и распорядителя никто не любит. Ему могут подчиниться, но всегда не без задней мысли, не без желания сломать диктатуру, изменить отношения «лидер — ведомый» на более равные.

646

646 Haass R. The Reluctant Sheriff. The United States After the Cold War. N.Y., 1997, p. 41.

Предупреждения звучат постоянно. «Америке со все возрастающей силой будет противостоять недовольная их действиями коалиция… После пика напряжения Соединенные Штаты и их главные оппоненты возвратятся к более традиционной системе баланса сил» [647] . Такие мастера геополитики, как Г. Киссинджер, призывают заранее готовиться к многополярности как к естественному состоянию [648] . Складывается впечатление, что перенапряжение экономики, ослабление внутреннего лидерства, негативный эффект авантюр на международной арене возвратят многополюсный мир [649] . «Можно представить себе несколько вариантов будущего, — пишет профессор Йельского университета М. Райзман, — когда мощь Америки будет нейтрализована. Такое будущее могло бы возникнуть в случае более тесной организации Европы, имеющей собственную внешнюю политику и адекватно финансирующую эффективный военный механизм; либо речь может идти о сближении России и Китая, которые бросят вызов США» [650] .

647

647 Wilkinson D. Unipolarity Without Hegemony («International Studies Review», Summer 1999, p. 152).

648

648 Kissinger H. Diplomacy. N.Y., 1994.

649

649 CM: Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. N.Y., 1987.

650

650 Reisman M. The US and International Institutions («Survival», Winter 1999–2000, p. 79).

Самый свежий исторический опыт, подобный полученному Америкой в Югославии (стране, чей ВНП не достигает и одной шестнадцатой доли того, что США расходуют лишь на военные нужды) показывает, сколь удобны могут быть калькуляции на бумаге и как сложна реализация гегемонии в реальном мире. Внешний мир попросту неуправляем из одного центра — вероятно, что однажды этот вывод станет для американцев убедительным.

Сомнения испытывают сами американцы. Нельзя сказать, что американские политики и их советники, вся изощренная среда заокеанской политологии не ощущают хрупкости любого владычества, опасности подняться над другими. Здесь меньше, чем могло бы быть, иллюзий относительно союзнической верности и лояльности. Напротив, немалое число американских] политологов весьма критично оценивают теряющих критическое чутье идеологов имперской системы.

Внушительное число аналитиков утверждают, что «одно полярность — это иллюзия, это краткий момент, который не может длиться долго» [651] . «Почему, — пишет американский исследователь Г. Уилле, — другие нации обязаны следовать за руководством США, а не за национальным руководством?» [652] Ф. Закария предсказывает, что «подъем антиамериканских настроений будет ощутим во всем мире — от коридоров Кэ д'Орсэ до улочек Южной Кореи дипломаты будут высказывать свое недовольство американской демонстрацией силы» [653] . Благожелательная гегемония — этот американский словесный оборот воспринимается в остальном мире как нарушение логики. Британский дипломат пишет: «О желании мира иметь американскую гегемонию можно услышать только в Соединенных Штатах. Повсеместно в других местах говорят об американском высокомерии и односторонности» [654] . Америка не всегда права, более того, она часто не права и сомнамбулически не ощущает этого, находя новый Вьетнам, новое Сомали, новое Косово, новый Афганистан. «А если наши ракеты, — пишет американец Э. Басевич, — сокрушат пассажирский поезд, убьют незадачливых беженцев или поразят зарубежное дипломатическое представительство, мы выражаем соболезнование в ожидании, что наши жертвы поймут нас» [655] .

651

651 Snyder G. Alliance Politics. Ithaca, 1997, p. 18.

652

652 Wills G. Bully of the Free World («Foreign Affairs», March/April 1999, p. 50.

653

653 Zakaria F. The challenges of American hegemony. («International Journal», Winter 1998-9, p. 24).

654

654 «The National Interest», Spring 2000, p. 55.

655

655 Bacevich A. Policing Utopia. The Military Imperatives of Globalization («National Interest», Summer 1999, p. 7).

Однополярный мир — просто нестабильная система. Опека одной страны вызывает немедленное противодействие, итогом чего является создание новых центров силы. Немецкий политолог И. Иоффе отражает мнение многих, когда напоминает, что «история и теория учат неприятию международной системы превосходства одной страны. Следуя за международным опытом, необходимо предвидеть превращение Соединенных Штатов в объект недоверия, вызывающий страх и стремления сдерживать эту державу. После краха альянса периода холодной войны, члены этого альянса (по логике истории) объединят свою мощь против Соединенных Штатов. От держав № 2, 3,4 и др. должен поступить сигнал: мы проводим линию на песке; вы не должны владеть всеми плодами, используя вашу невероятно благоприятную для вас позицию» [656] .

656

656 Joffe J. How America Does It («Foreign Affairs», September/October 1997, p. 13).

Независимые государства при малейшей возможности отвергают посягательства на свой суверенитет. Международное сообщество интуитивно противостоит гегемону. Униженность в иерархии не может приветствоваться гордыми странами, чей генетический код исторического самосознания не позволяет опуститься до уровня управляемойгеополитической величины. Не столь просто Вашингтону полностью перевести в русло желаемой для себя политики Китай, Россию, Британию, Францию, чье прошлое и национальное самосознание препятствуют унизительной зависимости от любой державы.

Не связанные же с США государства, в которых проживают две трети мирового населения, — Китай, Россия, Индия, арабские страны, мусульманский мир, большинство африканских стран — пойдут еще дальше, они неизбежно будут воспринимать Соединенные Штаты как внешнюю угрозу своим обществам. Эти государства видят в США страну, склонную к «вмешательству, интервенции, эксплуатации, односторонним действиям, гегемонизму, лицемерию, двойным стандартам, финансовому империализму и интеллектуальному колониализму, с внешней политикой формируемой преимущественно собственной внутренней политикой» [657] .

657

657 «Foreign Affairs», March/April 1999, p. 42–43.