Новый Органон
Шрифт:
4. И, наконец, Идолы Театра или Теории. Как и Идол Рынка, Идол Театра является приобретенным. Идол Театра Бэкон также называет Идолом Теории. С ним Бэкон ассоциирует множество бесполезных, с его точки зрения, теорий, возникших преимущественно в эпоху Античности в период конкуренции философских школ (Академии, Стои, Сада Эпикура и Ликея). Эти теории претендуют на то, чтобы дать истинные представления о мире, но в действительности являются лишь фикциями, подобно рассказам поэтов, предназначенных для декламации со сцены 19 . По Бэкону, в основании Идолов Театра лежат софистика, эмпирика и суеверие. Примером софистики является схоластический аристотелизм, подменяющий исследование мира диалектикой, которая, апеллируя к скудному опыту, делает на его основании ложные суждения, имеющие лишь видимость непротиворечивости. Кроме того, софистика особенно опасна своим деспотизмом: она дает ответы на все вопросы и отметает все возражения, которые могли бы в конечном счете поспособствовать развитию науки. Примерами эмпирики являются, по Бэкону, химические опыты Гильберта, для которых характерны фантастические произвольные выводы из небольшого числа опытных данных, не имеющие даже логической значимости. И наконец, суеверие. Оно раскрывается в философии Пифагора, где мы встречаем мистическое учение о переселении душ, музыке и сфер и т. д., также примером суеверия является гностический неоплатонизм Роберта Флэдда.
19
Там же. С. 28.
5. Бэконовское разоблачение идолов в какой-то мере пересекается с картезианским методическим сомнением. Однако, если для Бэкона борьбы с предрассудками шла в рамках обоснования практической метафизики природы, то у Декарта она была средством создания метафизики
20
Декарт Р. Рассуждения о методе. М.: Академический проект. 2011. С. 108.
В рамках индуктивного метода общее выводится из частного. Мы можем составить обобщенное суждение об объекте – например, что такие-то живые существа обладают таким-то свойством – только после изучения большого количества доказывающих это частных случаев. Это в целом верное представление об индукции является слишком обобщенным для понимания индукции Бэкона. Дополнительно здесь следует упомянуть важный онтологический аспект: индукция бесконечна в той же мере, в какой и ее объект – природа. В этом ее отличие от дедукции, в которой достаточно установить общее, которое будет служить уже известным логическим абсолютом, куда можно подвести любой из возможных частных случаев, не занимаясь специально каждым из них.
Бэкон вместе с другими философами XVII века усматривают в дедукции порочный круг, являющийся симптомом скрытой индуктивной предпосылки. Так, силлогизм – ключевой логический прием дедукции – состоит из двух посылок – большой, малой – и вывода. Вот канонический пример силлогизма: «Все люди смертны, Сократ – человек, следовательно, Сократ – смертен.» Доказательная мощь силлогизма связана с тем, что большая посылка – все люди смертны – берется в качестве абсолютно достоверной: она не нуждается в специальном доказательстве посредством опыта, и в этом смысле ее можно назвать априорной. Но проблема заключается здесь в том, что ее достоверность все же является эмпирической: просто совокупный опыт человечества еще не сталкивался с феноменом бессмертия того или иного лица. Таким образом, мы принимаем за логический абсолют то, что мы de facto рассматриваем как абсолют эмпирический. Достоверность того, что все люди смертны, может быть признана нами только в том случае, если мы получим громадное количество подтверждающих это случаев 21 . Но в таком случае последовательность умозаключения в корне неверна – большая посылка должна быть выводом.
21
Деар И. Шейпин И. Научная революция как событие. М., НЛО. 2015. С. 19.
Эта критика дедукции вовсе не ведет к подрыву здравого смысла, который далеко не всегда противоречит научному опыту. Более того, как мы убедились, приведенный силлогизм отражает структуру соответствующего индуктивного опыта в той мере, в какой он доступен субъекту. Указанная критика носит скорее дидактический характер. По Бэкону, необходимо постоянно проверять силлогизмы на их соответствие опыту.
Итак, индукция Бэкона воплощает его научный метод, предполагая определенную логику упорядочения и систематизации эмпирического материала. Индукция – это построение аксиом на основе фактов. Слово «аксиома» Бэкон использует в его буквальном латинском значении «утверждения» или «постулата». Есть низшие аксиомы, не отличимые от описываемых ими фактов, есть аксиомы средние, которые представляют собой схемы того или иного эмпирического взаимодействия, и наконец, есть высшие аксиомы, совпадающие по значению с тем, что называют фундаментальными законами природы. Картина природы выстраивается в качестве «Лестницы разума» – последовательного восхождения от фактов к аксиомам, от низших аксиом к аксиомам высшим. В рамках непосредственной исследовательской практики эта последовательность выстраивается через серию обратимых движений: от фактов (эмпирического опыта, экспериментов) к аксиомам, а от аксиом снова к фактам, что позволяет открывать новые факты и создавать новые аксиомы.
Бэкон отвергает нормативную модель античной и средневековой индукции, связанную с перечислением и обобщением, которую он называет «наивным ребячеством». Индукция Бэкона – это индукция исключающая или элиминативная. Она определяется постановкой вопроса о сущности того или иного предмета, качества или явления, обязывающего не просто к каталогизации свойств, но к их тщательному логическому отбору, основанному на операции исключения 22 . Перечисление качеств исследуемого предмета, указание причин его возникновения и трансформации – это отнюдь еще не объективное познание, хоть и является его необходимым этапом; оно начинается в тот момент, когда мы начинаем производить отсев этих качеств и причин в соответствии с задачей определения его имманентной структуры.
22
Бэкон Ф. Новый органон. // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М.: Мысль. Т.2. 1972. С. С.113. Элиминативная индукция по признанию самого Бэкона восходит к сократическим диалогам Платона. В самом деле, пытаясь определить сущность той или иной добродетели, участники диалога, подстегиваемые вопросами Сократа, обнаруживают то, что она всякий раз от них ускользает, оказываясь, не тем, чем они ее считали. Так, в диалоге «Лахет» Сократ вместе со своими собеседниками пытается определить сущность мужества. Вначале, отказываясь от определения мужества в качестве бесстрашия (ибо бесстрашие неразумно) и останавливаясь на том, что мужество – это разумная стойкость души, Сократ вновь подводит своих собеседников к сомнению в этом определении, так как оказывается, что элемент разумности, в нем фигурирующий, не является всецело имманентным душевной стойкости. В итоге диалог заканчивается на том, что никто по сути не знает, что такое мужество. Таким образом, последовательное исключение того, что не входит в определение добродетели, и есть определение ее сущности, которое является бесконечным. (См.: Платон. Диалоги. М.: Мысль, 1986. С. 223–250.)
Вторая часть Нового Органона – это описание практического применения индукции. По замыслу Бэкона она должна была включать в себя две части – одну, посвященную созданию естественной философии природы, отражающую стремление человека к знанию, а вторую – посвященную его стремлению к могуществу: в ней предполагалось обсудить возможность превращения одного тела в другое. Вторая часть так и не была написана Бэконом.
Тут надо сразу сказать, что Бэкон называет природой как совокупный объект исследования науки, так и отдельные качества, феномены и вещи, принадлежащие материальному миру 23 . Так, электричество или тяжесть представляют собой разные природы.
23
Природа для Бэкона – это всегда совокупность элементарных природ. Бэкон не занимается исследованием целостных объектов. К примеру, для него исследование золота возможно только в качестве исследования множества простых природ – ковкости, текучести, плотности и т. д. Подобный атомистический подход к методологии науки стал основанием традиции европейского эмпиризма, как на уровне философии, так и на уровне науки, которая исследовала отдельные природы – цвет, теплоту, упругость. В учениях выдающихся представителей эмпиризма – Гоббса, Юма, Беркли мы всякий раз имеем дело с атомами – отдельными ощущениями, мыслями или образами. Отсюда и воспевание античного атомизма: Бэкон назвал Демокрита первым ученым, пытавшимся анализировать природу до того, как наука была с его точки зрения выхолощена Платоном и Аристотелем, Гассенди создал свою материалистическую онтологию, опираясь на атомизм Эпикура. Философия последнего оказала влияние также на механистический материализм Ламетри.
Центральный персонаж естественной философии природы – это ее форма. Форма природы – это то, что отличает природу от других природ. Форма – это true specifi c difference. В этом плане, Бэкон соглашается с определением формы, данным Аристотелем: форма, по определению последнего, это то, что есть вещь. «Форма – это принцип, делающий вещь тем, что она есть, и в этом смысле – сущность вещи. Будучи сопринадлежной материи и вместе с тем отличной от нее, форма сообщает материи, этой чистой возможности, подлинную действительность, образуя из нее специфичную конкретную
вещь. И вместе с тем форма есть принцип общности в вещах, умопостигаемый и определяемый с помощью понятия» 24 . В этом плане, бэконовский ученый-индуктор в чем-то подобен скульптору, который «лишь высвобождает форму от загромождающей ее материи. Он не формирует, не накладывает форму на материю, он дает выступить той форме, которая уже всегда присуща материи» 25 . Форма – это одновременно принцип становления, выражение и общий материальный инвариант природы, раскрывающийся в процессе ее исследования и/или ее практической эксплуатации. Таким образом, выявление форм природы – это и есть ее объективное познание, в условиях которого выявляются присущие природе закономерности. С точки зрения Бэкона, существует ограниченное число форм, который для природы являются тем же, чем и алфавит для языка. Собственно, поиск форм природы является, согласно плану Великого Восстановления, содержанием второй, действенной философии, тогда как выстраивание последовательности аксиом – это пропедевтика, подготовительный этап, относящийся к естественной истории.24
Субботин А.Л. Фрэнсис Бэкон. М.: Мысль. 1974. С. 43.
25
Ахутин А. Эксперимент и природа. СПб: Наука. 2012. С. 510.
Теперь подробнее о логике бэконовской индукции природных форм. Вначале Бэкон собирает некоторое количество различных случаев конкретной природы (света, тяжести или теплоты). После этого он отыскивает случаи, сходные с предыдущими, но такие, в которых указанная природа отсутствует. Потом – случаи, демонстрирующие градации степени проявления искомой природы. Затем идет сравнение всех этих совокупностей случаев, позволяющее элиминировать свойства, качества и отношения, не соответствующие исследуемой природе, т. е. не присутствующие там, где имеется данная природа, или присутствующие там, где она отсутствует, или же не усиливающиеся при ее усилении. И результате этой элиминации образуется определенный остаток, который и составляют искомую форму природы 26 .
26
См.: Субботин А.Л. Фрэнсис Бэкон. М.: Мысль. 1974. С. 91, 92.
В «Новом Органоне» Бэкон индуцирует форму тепла. Он делает это в три этапа, которые соответствуют трем последовательно располагаемым Таблицам Открытия, предоставляющим разуму примеры 27 . Примеры – это конкретные разновидности проявления тепла, посредством собирания и упорядочения которых и выявляется присущая ему форма. В первую таблицу, именуемой Таблицей Сущности, или Присутствия, вписываются все возможные позитивные примеры тепла в «самых различных материях»: солнечные лучи, всякое пламя, естественные горячие источники, горячие пары, все мохнатое (шерсть и шкура животных), подверженное сильному трению тело, железо, растворяющееся в сосуде с кислотой, спирт и т. д. Далее идет Таблица Отклонения, или Отсутствия, в которую Бэкон помещает примеры родственные тем, что представлены в первой таблице, но в которых природа тепла не прослеживается. Среди них: лучи Луны и звезд, небесные сияния, тела святящихся насекомых, испарения маслянистых жидкостей, болотные огни и т. д. При этом Бэкон приходит к выводу, что не для каждого позитивного примера можно отыскать пример отрицательный. Так, он считает, что нет такого осязаемого тела, которое явно не нагревалось бы от трения 28 . И третья таблица называется Таблицей Степеней, или Сравнения, где приводятся примеры проявлений тепла разной интенсивности. Из этой таблицы мы узнаем, что наименьшую степень жара несет в себе трут, среднюю – дерево и камень, а высшую – расплавленные металлы (железо, медь). В ней также рассказывается о том, что огню нужно пространство для игры и движения, при отсутствии которых он гаснет (если, например, придавить пламя свечи пальцем), и что движение увеличивает теплоту, как это видно на примере раздувания пламени с помощью кузнечных мехов или нагревания наковальни под ударами молота 29 . В Таблицах Открытия мы встречам примеры, указывающие на зависимость Бэкона от перипатетических представлений. В частности, он считает, что у тел есть «собственная» и «посторонняя» теплота, и что их можно классифицировать по уровню чувствительности к теплоте: воздух будет к ней наиболее чувствителен, снег – менее восприимчив, лед – еще меньше, далее – ртуть, растительные масла, дерево, вода, камни и металлы 30 . После выстраивания этих таблиц Бэкон приступает к отбрасыванию многих предположений о форме тепла. Так, поскольку есть многочисленные доводы как в пользу присутствия, так и в пользу отсутствия тепла в лучах небесных тел, можно сделать вывод, что его форма не может быть «специфически небесной» 31 . По тем же самым причинам тепло не может быть признано земным феноменом по преимуществу. Также из формы тепла исключаются свойства разреженности, светимости и сжатия 32 . В итоге Бэкон дает определение формы тепла, которое можно выразить так: «Тепло есть распространяющееся движение, при котором тело стремится к получению большего объема, где превалирующей тенденцией этого движения является стремление вверх. Тепло – это движение не равномерное, но порывистое, устремляющееся и возбужденное отталкиванием, от чего и возникает неистовство пламени» 33 . Кроме того, Бэкон делает заключение относительно возможности производства тепла, которое является в целом верным и для современной науки: «Если ты сможешь вызвать в каком-либо теле движение распространения или расширения, обуздать это движение и направить его в себя само таким образом, чтобы расширение не происходило равномерно, но поочередно, то допускаясь, то подавляясь, то ты, без сомнения, произведешь тепло» 34 .
27
Бэкон Ф. Новый Органон. // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М.: Мысль. Т.2. 1972. С. 112.
28
Субботин А.Л. Фрэнсис Бэкон. М.: Мысль. 1974. С. 92.
29
Бэкон Ф. Новый органон. // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М.: Мысль. Т.2. 1972. С. 109, 110.
30
Субботин А.Л. Фрэнсис Бэкон. М.: Мысль. 1974. С. 93.
31
Там же. С. 93.
32
Бэкон Ф. Новый Органон. // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М.: Мысль. Т.2. 1972. С. 115, 116.
33
Там же. С. 119–121.
34
Там же. С. 123.
Здесь мы затрагиваем проблему эксперимента – одну из важнейших для интерпретации бэконовской индукции. Согласно Бэкону, эксперимент должен быть универсальным и повторяемым. Универсальность и повторяемость – суть главные требования к эксперименту в современной науке. Вот эксперимент, который Бэкон советовал произвести, дабы доказать, что тепло создается посредством движения: «Надо произвести опыт с зажигательными стеклами. Здесь (насколько я помню) происходит следующее. Если стекло, например, ставится на расстояние пяди от зажигаемого предмета, оно не обжигает и не воспламеняет его в такой степени, как если, например, поставить стекло на расстояние полупяди и затем постепенно и медленно отодвигать его на расстояние одной пяди. Хотя конус и соединение лучей остаются тем же, но само движение увеличивает действие теплоты» 35 . Конечно, сегодня мы знаем, что в случае преломления солнечных лучей через увеличительное стекло тепло увеличивается не за счет движения. Но, тем не менее, тот факт, что для того, чтобы добиться необходимой для возгорания предмета фокусировки лучей, нужно какое-то время улавливать их, перемещая стекло, долгое время был налицо. Если принять эту логику, то данный эксперимент отвечал двум упомянутым критериям. Он мог быть повторен каждым в любом месте и в любой день летнего сезона. Однако было бы большой ошибкой увязывать бэконовское понятие эксперимента с моделью вероятностной индукции, характерной для современной науки, где эксперимент призван доказать – в том случае, если он может быть повторен – или, в противном случае, наоборот, опровергнуть – изначально выдвинутую гипотезу. Бэкон не доверял гипотезам: он называл их «предвосхищениями природы» и не допускал их использования в качестве фундаментальных переменных научного исследования. Для Бэкона эксперимент был проверкой уже известных эмпирических свойств, служившей средством их дальнейшей индуктивной проработки.
35
Там же. С. 109.