Новый порядок. Часть 1

Решив, что с пустыми руками возвращаться смысла нет, Маэстро пересилил аллергию и направился в Читтадину Джойза — район Сакра Фамильи дона Антонио делла Пьюзо Круделе. В Читтадине, насколько знал Бруно, давали лучшие цены. Правда, и ненужных вопросов задавали несколько больше.

Но Маэстро повезло. Ему удалось избавиться от штуцеров и всего остального, даже коронок, едва ли не в первом попавшемся ломбарде. Хотя сидевший за клеткой пузатый чинерец почему-то долго не хотел брать часы. Его смущала надпись на внутренней стороне крышки и портрет усатого господина. Бруно кое-как отбрехался и надавил на жалость, сказав, что вынужден заложить наследство покойного дедушки по материнской линии троюродного племянника родной тети старого друга, оставившего часы на хранение перед тем как записаться добровольцем в иностранный полк Конвента и героически сложить голову в борьбе за свободу, равенство, братство, конституцию и возможность помыть ноги в личной ванне какого-то там по счету Филиппа. Ведь как-то надо расплатиться с долгами, в которые Бруно вынудили влезть проклятые аристократы-кровопийцы, холопы режима и магнаты-душители народа. Чинерцы, набравшись плохого за время войн в Тьердемонде, уже давно посматривали и на своего короля со значением. Подумывали на своем острове о том, как бы и им отчекрыжить надоевшему монарху что-нибудь лишнее и ненужное и объявить о свободной и независимой республике объединенных Чинеры и Южной Эдавии. Поэтому ломбардщик все же сменил гнев на милость, фальшиво напев с жутким акцентом самый оптимистичный гимн линчеванию и многозадачности уличных фонарей, и бросил часы Герхарда Кроппа в общий ящик.

Бруно вышел довольный. Конечно, он вздохнул, потому что революционно настроенный чинерец откровенно надул непутевого друга павшего борца за свободу и оценил заложенное имущество в восемьсот крон, хотя по прикидкам Маэстро оно стоило не меньше тысячи. Но вздохнул легонько. Радость, что наконец-то избавился от барахла со следами крови, все-таки перевесила злость обманутого обманщика.

Вернулся Бруно, когда уже стемнело. Едва он представил, как блаженно растянется на жесткой кровати после долгой и изнурительной ходьбы по Анрии и даже повернул ключ в замке своей комнаты, как за спиной бесшумно вырос сигиец и молча втащил Маэстро в соседний нумер.

Кассан по-прежнему выглядел ужасно. Его синее, опухшее лицо напоминало об отчаянных модерских драках за халявную бутылку сивухи. Или из-за бутылки. Или просто из-за того, что кто-то не ответил положительно на извечный сакраментальный вопрос пьяниц всех времен и народов. Однако сельджаарцу явно было несколько лучше. Хоть он и не рисковал вставать.

Тогда-то сигиец заставил Бруно вздыхать очень громко и очень выразительно. Хоть и без толку.

Поэтому около полудня следующего дня, тяжко вздыхая на каждом шагу, он брел к ближайшему свободному извозчику, который отвез бы Бруно в Пуэста де Соль.

Именно там находилась кантина «Esturion borracho» или «Пьяный осетр» по-имперски, где часто видели некую Эльзу. Эту барышню Маэстро должен был выловить и пригласить на свидание.

* * *

Кантина занимала первый этаж трехэтажного дома напротив площади фельдмаршала Байштана, памятник которому был поставлен здесь же. Старый фельдмаршал верхом на коне грозил саблей фонтану, у которого собралось прилично народу, а дети бродили по бассейну и собирали со дна брошенную на счастье мелочь. Или гоняли голубей, носясь по площади.

Люди прятались от зноя и солнца и на веранде кантины, рассевшись за столиками под зонтами, спасались сангрией, пивом, кофе, чаем или минеральной водой за чтением газет и разговорами. Прилично одетых менншинов, как оценил Бруно, на веранде было ничуть не меньше прилично одетых альбарцев — кантина, видимо, пользовалась популярностью у скучающих буржуа.

А еще, говорят, в «Пьяном осетре» подают альбарскую водку — текилу, выгнанную из сока каких-то растений, привезенных в Ландрию из Салиды и выращиваемых на юге Альбары. Говорят, по мозгам дает покруче внезапного железного прута в затылок, а сами альбарцы лечатся ей от простуды.

Бруно почесал за ухом, вздохнул и зашел в культурное заведение.

Внутри было душно и темно. Почти все столы пустовали — веранда оказалась значительно привлекательнее в жаркий день. В зале сидело только трое или четверо: пара альбарцев, похожих то ли на студентов, то ли адвокатов, за одним столом, отдельно у тщательно вымытого окна коротал время ровесник Бруно, национальность которого угадать было сложно. Маэстро он почему-то сразу не понравился, взгляд был очень уж настырным, наглым и… хищным. Человек не стеснялся и открыто изучал Бруно, как хищная птица полевую мышь.

Маэстро неуютно поежился и подошел к барной стойке.

— Buenas tardes, senor, — вежливо кивнул смуглый, чернявый бармен.

— Buenas, buenas, — отозвался Бруно, косясь на человека у окна.

— Чего изволите?

— М-м-м, — неуверенно протянул Маэстро, понизив голос. — Мне бы хотелось встретиться с Эльзой.

— С Эльзой? — переспросил бармен, наклонив голову.

— Мне сказали, она здесь часто бывает.

Бармен вытянулся за стойкой, украдкой бросив взгляд в зал. Бруно сразу понял, на кого тот смотрит.

— Lo siento, senor, — виновато улыбнулся бармен. — Эльзы сейчас нет.

Бруно захотелось вздохнуть. Очень громко.

— А когда будет? — сдержался он.

— Этого я не знаю, senor, — покачал головой бармен. — Если хотите, оставьте записку — я ей передам.

— Нет, не хочу, — быстро проговорил Бруно. Написать за всю жизнь он смог только одно предложение и то с ошибками, когда в бытность моряком его выпороли за провинность: «Копетан ибед силётку ф род». Селедкой команда прозвала боцмана, обычно и занимавшегося поркой матросни.

— Тогда подождите, — усмехнулся бармен. — Может, позже она появится.

— Да, пожалуй, так и сделаю, — шмыгнул носом Бруно.

— Что-нибудь подать, senor?

— Да. Подай мне… — Бруно задумался и потянулся к уху, но одернулся себя. — А давай свою эту… как ее…

— ?Un tequila?

— Ага, ее самую.

— Пять крон, por favor.

Внутри противно квакнула жаба и потянула лапы к горлу. Но с другой стороны, деньги у Бруно были — около сотни крон со сбытого барахла, которые Маэстро взял на дорогу и расходы. Червонец пришлось отдать извозчику. А выпивку пора уже расценивать как единственное средство лечения нервов.

Бруно вздохнул и выложил на стойку пять крон монетами. Развернулся и направился к свободному столику. Человек у окна даже не попытался сделать вид, что не наблюдает именно за ним.

Маэстро выбрал самый дальний. Сел на скрипучий стул с причудливой резной спинкой и повернулся к залу спиной, чтобы не пересечься взглядами с настырным наблюдателем. Детская логика «я тебя не вижу, значит, и ты меня не видишь» показалась Бруно более чем оправданной.

Через несколько минут официант поднес хрустальную, доверху наполненную стопку, щепотку соли в стеклянной вазочке и сочную дольку лимона на блюдце. Бруно почесал за ухом, не понимая, что со всем этим делать. Немного поразмыслив, он привычно опрокинул стопку. Текила оказалась мягкой и приятной на вкус, хоть и специфической, пошла непривычно легко. Зачем к ней полагалась закусь, Бруно так и не понял. Но раз полагалась… Бруно взял пальцами лимон, облизнул мизинец, забрал соли и обмазал ей сочную мякоть. И смело надкусил. Лимон оказался на редкость едким. Бруно сморщился, всасывая кисло-соленый сок, но из жадности и не подумал оставить хоть что-то кроме горькой корки.

Бруно утер выступившие слезы, обтер салфеткой пальцы. Ему стало чуть спокойнее. Он не удержался и все-таки обернулся. Человек по-прежнему сидел у окна и внимательно наблюдал за Маэстро. Даже насмешливо поднял кружку пива, приветствуя его.

Бруно отвернулся, нервно побарабанил пальцами по столу. Ему все это очень не нравилось. В голову полезли самые разные мысли, но в большей степени мрачные и параноидальные. Бруно быстро додумался до того, что Беделар или лично Пебель наняли свирепого охотника за головами, который уже вычислил Маэстро и готовится его взять. Внутри все сжалось от страха, в паху неприятно засвербело. Однако Бруно быстро успокоил себя, поняв абсурдность своих размышлений.