Новый путь
Шрифт:
— Козлодеры… э-э… Козопасы!
— Скажи, если зароют убитых, мы их не тронем!
Неожиданно с востока накатил свистящий гул. Темная туша самолета с погашенными огнями пронеслась невысоко, пугая тощих коз.
— Наш борт, товарищ старший лейтенант! «Ан-24», по-моему.
— Сержант, — улыбнулся Ершов, — еще раз назовешь меня по званию, схлопочешь наряд вне очереди!
— Есть, товарищ командир!
— Два наряда.
— Да, Григорий, — исправился Юдин.
— По машинам!
Десятью минутами позже автоколонна затерялась в ночи. Боязливые пастухи, поглядывая
— Ру-ух! — взвился отчаянный крик.
Огромная тень парила над пустыней. Раскинув белые крылья, птица ревела, с торжеством покрывая простор.
Пятница 27 ноября 1975 года, день
Первомайск, улица Шевченко
— Тысяча двести сорок рублей, — мама сгребла фиолетовые и красные купюры в аккуратную стопочку, и подвинула к Рите.
Девушка покачала головой.
— Лидия Васильевна, пусть они лучше у вас.
— Рит, — сказал я тихонько, — считай, это тебе папа передал.
— Да я понимаю… — Сулима крепко сплела пальцы, борясь с неловкостью. — Просто… я и так у вас живу, мешаю постоянно…
— Глупости! — энергично отпустила мама. — Ничего ты не мешаешь! А на мою Настю ты даже хорошо влияешь. Вон, как вчера убрались везде, сплошная чистота и сияние!
— Настя, бывает, даже меня не слушается, — ухмыльнулся я, — а с тобой ходит строем, как солдат за старшим сержантом!
На Ритином лице проступила улыбка.
— Ладно, — решилась мама и отсчитала сотню. — Топайте по магазинам, а я пока с ужином помудрю.
— Картошки принести? — вызвался я.
— Да не надо, есть еще… О! Сахару возьми. И яиц! Сделаешь нам шарлотку.
— Слушаюсь!
— Шагом марш!
Выйдя из подъезда, я покосился на Риту. Внешне девушка выглядела, как всегда — ослепительно, и только я отмечал в ней спад былой беззаботности. То взгляд потухнет, то уголки губ опустятся, то складочка нарисуется между соболиных бровок. Глухие переживания вершили свою подрывную работу в загадочной девичьей душе, черня мысли и подтачивая веру. Мне туго приходилось — Инна не выходила у меня из головы, ее соблазнительный фантом постоянно вился вокруг, ближе к ночи становясь мучительно осязаемым, а тут еще Рита!
— Выпрямись, — велел я, и девушка развернула плечи.
— Куда пойдем? — она взяла меня под ручку, и зашагала рядом, приноравливаясь к моей походке.
— В гастроном, — указал я курс. — А потом — в универмаг. У тебя белые трусики закончились.
— Еще же синие есть, — заулыбалась Сулима, и на ее щеках протаяли две приятные ямочки.
— Белые тебе больше идут.
Рита шаловливо стукнула меня рукой в варежке.
— Молчу, молчу… — бормотнул я, исполняясь смирения.
В гастрономе на углу держался спокойный гул, и очередей не стояло — явный признак, что ничего особенного не «выбросили». Я купил сахару, и плавленого сырку
«Янтарь» в круглой коробочке. Не хуже «Камамбера», на мой вкус. Дюжая продавщица с красными бусами, лежавшими — именно лежавшими! — на мощном бюсте, отсчитала сдачу и неожиданно заулыбалась.— Здравствуй, Ри-иточка! — пропела она.
— Здравствуйте, Нина Павловна, — смутилась Сулима.
Павловна облокотилась на мраморный прилавок:
— Ты на батю не думай, это все директор, точно тебе говорю! У него ж как — хочешь в «Южный Буг» устроиться? Плати! Хоть швейцаром, хоть шофером, все равно — вынь, да положь! А Николай Лексеич и сам не брал, и другим не давал. Вот его и… того… — Тут она оживилась, и понизила тон до интимного: — Говорят, из самой Москвы «важняк» пожаловал, следователь по особо важным! Не знаю уж, чего он там накопал, а только вчера «воронок» подали… Знаешь, за кем? За директором ресторана! Да! Прямо с работы увезли!
— Поняла? — я легонько притиснул подружку. — Отпустят твоего папульку! Разберутся, и отпустят.
— Да я что… — завибрировал девичий голос. — Скорей бы только…
Ритины глаза набухли слезами, и продавщица сама всхлипнула, морща лицо.
— Погодите, я щас… — шмыгая носом, Нина Павловна метнулась в подсобку, и вскоре вернулась с увесистым пакетом. — Тут ветчинки кусочек, чаю две пачки и кофе «Бон». Держите!
— Ой, спасибо, — всполошилась Рита. — Мы заплатим!
— Батя твой для меня куда больше сделал, — серьезно сказала продавщица, отмахиваясь от мятой пятерки. — Это ему спасибо надо сказать!
Затарившись дефицитом, мы пошли за галантерейными изделиями белого цвета.
За ужином мама не утерпела, и вскрыла вожделенный «Бон». Так уж сложилось, что кофию в зернах хватало по магазинам, а вот растворимый приходилось доставать.
— М-м-м… — возвела она глаза к потолку. — Пахнет как!
— Кофеманка, — сказал я, посмеиваясь, и подлил себе заварки. Лопать шарлотку с чаем — удовольствие, а когда завариваешь чай «со слоном» — наслаждение.
— Мальчик-чайманчик! — пропела мама, отмеривая себе кофе в чашку.
— Не заснешь ведь.
— Да я пол ложе-ечки…
Затрезвонил телефон, но меня не пробрала дрожь, настолько всего переполняло стойкое умиротворение.
— Алло?
— Алло! Мишенька, привет! — радугой захлестал голос Инки. — Прости, прости, прости! Знаю, что плохая и нехорошая! Миленький, я только в поезде очухалась! И все равно, до самой Москвы не верила, что все по правде! Ну, прости-и… — сладко заныла она. — Прощаешь? Ну, скажи, что прощаешь!
— Прощаю! — расплылся я.
— Честно-пречестно?
— Честно-пречестно.
— Миш, я тебе до того благодарна, что просто… Просто — ух! Слов нет! Тут все так здорово, и я такая счастливая! Ложусь счастливой, встаю счастливой, и сны счастливые снятся! Я уже снимаюсь в кино! Уже! По-настоящему! У меня роль Даши, секретарши Нины. И знаешь, что труднее всего?
— Что?
— Не улыбаться в кадре! Даша, она такая серьезная вся, северяночка-ленинградочка. Нина — бойкая, а я — медлительная, спокойная… Ха-ха-ха! Я, главное! Уже себя с Дашей путаю!