'Новый русский' и американка

– Как же вы утешаете бедолаг?
– спросила я, продолжая поигрывать чужой мягкой драгоценностью.
– Тех, у кого все такое... кукольное?

– Я прежде всего уверяю, что его пенис совсем не так уж мал, как кажется, - профессионально-отзывчиво отвечал сексопатолог, чуть прикусывая мой сосок.
– Убеждаю, что есть ещё меньших размеров. И ничего - живут люди.

– А если не помогает такая аргументация, и человек продолжает комплексовать?
– любопытствую я и попутно, для интереса, макаю его мягонькую "пушечку" в бокал с джином и тоником.

– Тогда я советую обратиться к хирургу, - слегка дрожа от удовольствия, отвечает сексопатолог и нажимает на мой сосок как на кнопку звонка, поочередно каждым из своих десяти довольно ухоженных пальцев.

Не знаю, на что он рассчитывал, действуя таким способом, но его маленький, задумчивый членик безмятежно и довольно долго кис в джине с тоником, ничуть не собираясь взбодриться и проявить столь полезные в заданных обстоятельствах бойцовские качества.

Зато я узнала далее, что в Чикаго есть Институт сексуальных расстройств, где проводят всякого рода опросы. И есть пациенты, которым хирургическим путем увеличили их пенисы. Опрошенные новоявленные "половые гиганты" в основном не жалеют о сделанном. Неплохие результаты китайского доктора Лун Даочоу. Так что...

Ничего не скажу, так или иначе, то ли от джина, то ли от тоника, но маленький еврейский членик вдруг вздрогнул, вскинул головку и возжаждал действовать...

Мы оба посмотрели на него почти одинаково любовно, словно родили его только что, и дали ему и волю, и надежду на долгое, стабильное процветание.

... И опять мне показалось, что на меня снизошло забвение, что я забыла этого грубого, жестокого русского блондина с грязными пятками...

И ошиблась. Едва еврей-сексопатолог, нежно, изощренно пошевелив локтем мой душисто-пушистый холмик и лизнув напоследок мой почему-то удивительно сексуальный затылок, закрыл за собой дверь, я опять ужасно, ну просто ужасно затосковала. Мое тело по-прежнему жаждало только блондина, от макушки до пят, и не было мне спасения в этот вечер, и все мои чувства были похожи на чувства рабыни времен рабовладельческого строя.

Ничего подобного я никогда не испытывала. Даже не предполагала, что способна опуститься столь низко! В конце концов, этот русский пароход буквально набит разнокалиберными мужчинами! Уж не заболела ли я? Ведь это словно бы и не мое тело, не моя голова, не моя тоска, а чье-то, выдаваемое за мое. Я же всегда ценила прежде всего свою независимость в наш страшненький век террора и опасного разрастания озоновых дыр. Независимость, лишь внешне похожую на легкомыслие. К тому же, как вам, конечно, уже ясно, я безумно боюсь старости.

Каждый в этой жизни выбирает свой способ приглушать тревогу. Не так ли? И каждый, думаю, боится старости. Но одни в результате послушно следуют окаменевшим традициям семьи, рода, государства, а другие проявляют строптивость и предпочитают жить по своим законам. А конец у всех один...

Ах, как мне не хватало в этот вечер тетушки Элизабет, главы фирмы декоративных тканей "Элизабет и К?"! Ведь это благодаря моей практичной, умной, веселой тете я имею возможность изображать из себя путешествующую художницу, а точнее, специалистку по декоративным тканям.

– Тетя Элизабет!
– шепчу я, обтрагивая свои бедные, ноющие грудки. Если бы знала, что со мной происходит! Ты бы, конечно же, придумала, как мне быть с этим "новым русским" блондином, который грубо, совсем не по-джентльменски, отказался от меня! Посмотри, как я страдаю! За что мне это? За что?!

Как много бы я отдала за то, чтобы сейчас, в этой каюте на русском корабле, рядом со мной оказалась бы моя любимая тетя Элизабет, миниатюрная платиновая блондинка, пережившая шестерых мужей (что, кстати, не предел для моей великой Америки, потому что в ней живет некая пятидесятилетняя дама, у которой на сегодня уже одиннадцатый муж).

Мне очень-очень повезло с тетей Элизабет! В то время когда моя ученая мать, просыпавшаяся и засыпавшая со словарями в руках, требовала от меня в первую очередь содержать свое тело в чистоте, есть пищу, хорошенько её пережевывая, не перечить взрослым, не спать в трусиках, не есть немытых фруктов и любить Америку - тетя Элизабет, миниатюрная платиновая блондинка, ещё в мои четырнадцать лет отозвала меня как-то в сторонку, посадила под цветущие кусты жасмина и, промокнув кружевным платочком каплю росы в сгибе своего голубоватого локтя, сказала с очаровательной, манящей и одновременно лукавой улыбкой:

– Крошка Кэт, я должна признать, что ты достойно представляешь наш род, ибо вобрала в себя его лучшие генетические качества: ты обещаешь стать красавицей и умницей. Хотя ты можешь и обидеться на меня, я понимаю, так как ты уже сейчас считаешь себя достаточно умной и красивой. Но, верь слову преданной тетки, - тебе ещё предстоит настоящий расцвет. А теперь, дорогая моя, взгляни на этот жасминовый куст. Видишь, как он прекрасен? Чувствуешь, какой дивный аромат распространяет он вокруг? А теперь обрати внимание на этот белый, легкий лепесток, который упал с куста мне на платье... Что это значит? Это значит одно, о чем стоит всегда помнить, - жизнь не вечна, все мы расцветаем в свое время, дурманим кого-то своим прекрасным ароматом, а потом осыпаемся...

– Конечно, - продолжала тетя, наклонив белую жасминовую ветку и разворошив её своим изящным маленьким носиком, - конечно, по правилам нашей американской, пуританской морали я должна была бы настроить тебя на семейную, упорядоченную, обыкновенную жизнь. Но я давно наблюдаю за тобой и вижу: ты не осилишь столь тяжких обязанностей, которые приходится взваливать на плечи обыкновенной женщине. Ты очень скоро вырвешься из-под семейной опеки. Заклинаю тебя - усмири свой нрав, не рассчитывай на какие-то необыкновенные подарки судьбы за порогом родительского дома. Возьми всю ответственность за себя на себя же. Тем более что твои прекрасные по-своему отец и мать всегда были чересчур влюблены в Шекспира и Достоевского и предоставляли тебе избыток свободы. Не отрывайся от земли, хочу я сказать. Не строй иллюзий относительно прочности и святости чего бы то ни было на земле. В том числе и семейных уз. Пусть будет мой пример тебе наука. Запомни: ты всегда одна против всех - и в горе, и в радости. Любой человек в сущности одинок. И не следует принимать близко к сердцу ни большую удачу, ни серьезное поражение. Надо уметь начинать всё с начала. Мой первый деловой совет - не спеши с выбором будущего мужа, не торопись зарегистрировать свой брак официально. Я ведь знаю нынешние достаточно легкомысленные нравы. Но ты постарайся избежать бесчисленных неудачных браков... А я, кажется, скоро умру - у меня обнаружили опухоль. Ты - моя любимая племянница, и все мое состояние я завещаю тебе. Попробуй, дорогая, не сразу его размотать.

К всеобщей радости, тетя Элизабет не умерла: опухоль оказалась не злокачественной и была выдворена из тетиного хрупкого тела с помощью хорошего хирурга, который стал её седьмым мужем, так что тетя продолжала, несмотря на свои шестьдесят лет, с утра до ночи заниматься делами фирмы, а меня зачислила к себе в штат. Я немножко училась рисовать. И когда у меня бывало настроение - я могла действительно сотворить для фирмы что-то полезное. По моим рисункам, которые я привезла из Бразилии от местных индейцев, была запущена в производство очень даже эффектная декоративная ткань. Не зря я слетала и в Сенегал, познакомилась с особенностями сочетания цветов в плетениях сенегальцев. За предложенный мной рисунок ткани тетя Элизабет даже расцеловала меня, привстав на цыпочки и приказав мне наклонить голову.

– Ах, чудо мое!
– воскликнула моя трогательная, добросердечная, бездетная тетка и погрозила мне пальчиком с бриллиантовым и сапфировым кольцом.
– Кэт, разбойница, своевольница, а не слишком ли затянула ты поиски мужа? Не поняла ли ты мою давнюю "предсмертную" проповедь в несколько извращенном виде?

– Милая моя тетечка, - ответила я ей, - вы же очень умная женщина и знаете, что молодость длится недолго, зачем же её захламлять кухонными проблемами? Соглашаться с общепринятым и уничтожать собственные искренние влечения? Разве я своим образом жизни наношу хоть кому-то урон? Напротив, я тот самый праздник, о котором многие мечтают, но получают лишь избранные. А праздник не может длиться вечно - иначе выродится в скучный, серый понедельник. Зачем?