Новый сладостный стиль
Шрифт:
Данте мечется в бреду. Он не замечает, что он не один в заброшенной лесной сторожке. Женщина в черном одеянии старается облегчить его муки. Она меняет мокрые полотенца на его лбу и пытается напоить его молоком. Но он снова уходит в страшный лес Первой песни. Он всматривается в ужасающее переплетение веток, сучьев, искривленных стволов, как будто старается постичь, что там проглядывает сквозь мрак. Оттуда в конце концов проступает еще одно видение бродячего дантовского духа.
Нью-Йорк XXV века. Город не особенно изменился со времен нашей эпохи. Те же небоскребы вокруг Центрального парка, хотя иные из них несут незнакомые и странные лозунги на фасадах. Танки и броневики медленно проходят по Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улице. Иногда то один, то другой бесшумно поднимаются, как будто для того,
На одной из платформ Центрального парка мы видим еще одно воплощение Данте – популярного барда, вызывающего в памяти иных певцов нашего времени, включая Джона Леннона, тем более что платформа находится рядом с печально знаменитым жилым домом «Дакота».
Народ вокруг платформы яростно обсуждает условия капитуляции. Находится довольно много сторонников того, чтобы сложить оружие. Слушайте, ребята, они обещают не наказывать. В конечном счете исторически мы – часть той же самой страны. В наших языках много общих корней. Большинство, однако, опровергает пораженцев. Мы не можем доверять этим «бургерам», [239] они устроят массовые казни, а оставшихся загонят в лагеря Небраски. Нью-Йорк должен остаться свободным! У нас есть еще шансы! Если Вашингтон присоединится, мы установим «артистократию» по всему континенту.
239
…«бургерам»… (от амер. разг. burg – город).
Наш певец, кумир этого города, обладает властью будоражить огромные толпы своим грубым хриплым голосом. Сегодняшний «гиг» [240] лихорадочно ожидается миллионами защитников города на улицах, на крышах и на бастионах. Ждут его и в рядах Всеамериканской армии. Командование беспокоится, как бы солдаты не подпали под влияние Олти Тьюда; так зовут певца.
Командиры мятежников стараются отговорить певца от выступления на открытой арене. В городе действуют группы всеамериканского спецназа. Нельзя исключить попытки покушения. Олти Тьюд (Alti Tude [241] ) отмахивается от предупреждений. Что они будут петь там в Штатах, если меня аннигилируют?
240
…«гиг» (от англ. слэнг gig) – представление, выступление.
241
…altitude – высота, возвышенность (англ.).
Близко к сцене стоит группа молодежи. Они выглядят, как обычные фанатики музыки «кор», на деле же являются диверсантами. Среди них похожая на Беатриче, но стриженная наголо девушка. Она не может оторвать взгляда от Олти Тьюда, и он не может оторвать взгляда от нее. Пролетающий мимо херувим поражает их сердца любовной стрелой.
Он начинает концерт. Первым номером идет хриплый и страшный гимн восставшего Нью-Йорка. Потом он протягивает руку девушке и помогает ей вспрыгнуть на сцену. Он обнимает ее и начинает петь неизвестно откуда взявшуюся новую чудесную пенсю «Боже, она из Кентакки». На этот раз он звучит, как все теноры мира. И она, тренированная террористка, вдруг начинает вторить ему голосом сущего ангела.
Публика поражена красотой дуэта и охвачена чувством близкой беды. Боевики, имитируя хлопки над головой, поднимают свои крошечные аннигиляторы. В последний момент девушка закрывает Олти Тьюда своим телом и тает в его руках.
Данте, избавившись от этого видения, продолжает бродить в сумрачном лесу. Призраки кошмара, пантера, лев и волчица, кружат вокруг него. Он мечется в ужасе и тут замечает одинокую фигуру Вергилия, его
любимого античного автора. Вергилия послала Беатриче, чтобы помочь Данте пройти через круги Ада, через чистилище и предстать перед нею в Раю.Данте – его лицо пылает от счастья и любви – с полным доверием следует за своим вожатым. Они медленно спускаются по склону холма, пока крутая тропинка не выводит их к мрачному ущелью, которое и впрямь может быть Вратами Ада. Помедлив немного и посмотрев на Данте, который, в отличие от мертвых, все еще отбрасывает тень, Вергилий в его величественной суровости продолжает спуск. Данте следует за ним с надеждой и ожиданием. Они исчезают.
Между тем тело Данте корчится в чумных муках. Женщина, похожая на Беатриче, в черном одеянии сидит возле его кровати. Она плачет: предмет ее мечтаний умирает, гордый поэт, сотворивший из нее культ Божественной Женственности, умирает. Мы могли бы поверить, что это Беатриче, если бы мы ранее не видели ее похорон. Но кто, кроме Беатриче, может так страстно выразить любовь Данте? Когда-то, чтобы убежать от его поклонения, она вышла замуж за ординарного человека Симоне деи Барди. Увы, почтенный гражданин был маловыразителен в супружеской постели, в то время как страсть ее к Данте обострялась изо дня в день. В конце концов она поняла, что выход из этого бесконечного греха только один – смерть. Как ревностная католичка, она не могла наложить на себя руки, поэтому она решила инспирировать собственные похороны, а после исчезнуть и иссушить свою плоть в полном одиночестве, в отдаленной местности, в лесах Урбино. Ее муж как истинный друг был посвящен во все ее страдания, но вскоре после фальшивых похорон он и сам исчез без следа. Долгие годы Беатриче жила одна инкогнито на той же самой горе, где она недавно нашла в заброшенном доме агонизирующее тело Данте.
Пока мы вместе с ней вспоминаем об этих грустных делах, она вдруг замечает, что ее любимый больше не умирает, он просто спит. Кризис миновал, дыхание его выровнялось, краска вернулась к щекам, он улыбается во сне и иногда шепчет строчки стихов. Она понимает, что он может в любую минуту открыть глаза и увидеть ее. Она приходит в ужас от мысли, что он не узнает ее, поскольку ее красота за эти годы увяла. В то же время и возможность быть узнанной кажется ей совершенно немыслимой, так как это может разрушить тайну и лишить ее неразлучной «сладкой муки». За минуту до того, как он приходит в себя, она покидает хижину.
Он просыпается и оглядывается. Он не может узнать мрачное пристанище, где его едва не одолела страшная болезнь. Домишко превратился в уютное теплое жилище: в камине трещат дрова, большой пушистый ковер расстелен на полу, стол щедро накрыт вином, хлебом, сыром, овощами. Качаясь от слабости, он достигает стола, осушает залпом стакан вина и видит приготовленные явно для него чернильницу, гусиное перо и пачку добротной болонской бумаги. Забыв о еде, он начинает записывать в песнях что-то из того, что осталось в его человеческом сознании от встреч с Вергилием и Беатриче за земными пределами.
Проходит еще пятнадцать лет. Ссыльный поэт продолжает бродить по городам Северной Италии. Он живет то в Вероне, то в Пизе, то в Равенне. Подлинные любители и знатоки словесного творчества считают его крупнейшей личностью среди живущих, а может быть, и когда-либо живших. Его родная, любимая и презираемая Флоренция в конце концов дарует ему амнистию, однако он находит условия унизительными и отвергает ее. В ответ на такое высокомерие Флоренция приговаривает одного из своих бывших семи «приоров» к смерти на костре.
Однажды в Сиене Данте, высокий и прямой человек средних лет в длинном темно-лиловом плаще, заходит в лавку редкостей. Хозяин этой лавки, которого он знает как Дона Симоне, обычно предлагает ему книги, доставленные из Милана, Венеции или Лиона. В тот день он застает Дона Симоне в состоянии крайнего волнения. Он спрашивает, что случилось, и хозяин открывает ему невероятный секрет. Он не кто иной, как законный муж Беатриче, Симоне деи Барди. Сегодня утром он получил от нее известие. Она приезжает и может быть здесь в любую минуту. Нет, синьор Данте, не с Небес, а из Урбино. Он рассказывает Данте о фальшивых похоронах и о самоотречении Беатриче. Он не видел ее с тех пор и сейчас так трепещет, как будто она действительно спускается с Небес. Он предлагает Данте встретиться здесь, в лавке, с Беатриче, а он сам, пожалуй, лучше испарится.