Новый выбор оружия

Желдаков бояться не стоит, пока не появились хозяева и не дали команду. Энджи как хозяина они точно не воспримут. Наверное, на них проводили эксперимент, пытались сделать человека покорным, при этом сохранить сознание и интеллект. С первой задачей справились, со второй – не совсем.

Еще раз обыскав Вика и не найдя никаких зацепок, я дождался, пока вернется Пригоршня и, с пистолетами наготове, мы направились в свою каморку.

Дверь была заперта. Окна – по-прежнему занавешены. Энджи наверняка слышала, что на улице переполох, но как она себя повела, я понятия не имел. Как говорится, надейся на лучшее, а готовься к худшему.

Единственное, чего сейчас хотелось, – чтобы не пришлось стрелять в милую девушку. Не смогу же ведь! А Пригоршня и подавно. Так и возьмут нас – голыми руками с наманикюренными ногтями.

Распахнул дверь ногой, прижался к стенке, скользнул из прихожей в спальню, почти уверенный, что там пусто. Так и есть: смятые постели, перевернутые рюкзаки. Энджи нет. Так напугалась, что без рюкзака улепетывала?

– Что там? – спросил Пригоршня с улицы.

– Сам посмотри, проговорил я, пропуская его в спальню. – Упорхнула наша птичка…

– Андрей, это ты? – пролопотала Энджи из-под кровати, откинула простыню, свисающую до пола, выбралась и, не обращая внимания на то, что я в нее целюсь из пистолета, повисла на шее. – Я так рада, что вы живы! Слышала выстрелы и крики, спряталась. Думала, что вас убили! Слава богу.

Вот так номер! Эк профессионально она нас разоружила! Оставив меня, она чмокнула в щеку Пригоршню и, лучась довольством, спросила:

– А где Вик?

Мы с Пригоршней переглянусь так многозначительно, что радость мгновенно сошла с лица девушки, она побледнела, отступила на шаг и села на кровать.

– Энджи, – проговорил я, положил на стол карту.

– Вы догнали Шнобеля? – искренне обрадовалась она.

Или она превосходная актриса, или действительно ее использовали, как и нас всех.

– Нам надо очень серьезно поговорить. Ты присела, и это правильно. Мы тоже сядем. С твоего позволения.

Девушка побледнела и непонимающе заморгала, прикусила губу:

– Что с Виком? Он… Кто его убил?

– Без нервов, пожалуйста. Расскажи нам все, что ты знаешь про этого человека. Только честно, ничего не утаивая. От твоего рассказа зависит, будем ли мы работать дальше.

Ее глаза заблестели, и она потупилась, принялась теребить край пододеяльника.

– Объясните мне… Я имею право знать, – она вскинула голову.

Пришлось осадить ее:

– Нет, сейчас у тебя одно право – говорить правду. Ты попала в очень нехорошее положение. Допустим, ты ничего не знаешь, тогда объясню позже. Итак, рассказывай про Вика.

– Это старший брат моей матери. Когда я попала в детдом, даже нет, до того, его посадили за хищение и за что-то еще. Вроде, обвиняли в убийстве кого-то там. В общем, он долго сидел. Пытался сбежать, его поймали. Говорил, что его подставили. Может, и правда. Потом он говорил, что искал меня. Нашел только полгода назад. Вот и все, что я про него знаю.

Я потер подбородок. То, что он сиделец – похоже на правду. Но слишком уж удачно он вышел на племянницу. Совпадение?

– Так что случилось? – она вскинула голову и глянула с вызовом. – Или допрос продолжается. Я чем провинилась?

– Теперь расскажи честно, что вам нужно в Ядре. Мы поговорили с Виком, он во всем сознался, так что в твоих интересах не лгать.

Щеки девушки вспыхнули:

– Да, я умираю, у меня рак четвертой стадии с метастазами, – она зло усмехнулась. – Теперь вы можете меня пожалеть!

– Я же говорил, она ни при чем, – заволновался Пригоршня. – Хватит ее мучить!

– А при чем я должна быть, товарищ энкэвэдэшник?

– Честно ответь на вопрос, – блефовал я, надеясь, что она расколется и выдаст тайну дядюшки. – Что. Нужно. Вику. В Ядре. Мы уже и так все знаем, ни к чему упорствовать, теперь хочу услышать это от тебя.

Энджи молчала и смотрела жалобно, как выброшенный на улицу щенок. Пригоршня вступился за нее:

– Не Патриот был гнидой, а твой дядюшка. Он выкрал карту, когда Шнобеля сожгли в печи! Желдаки сожгли, он никуда не сбегал.

Энджи закрыла рот ладонью, будто хотела закричать, но вовремя спохватилась:

– А Вик… Что с ним?

И опять Пригоршня раскрыл карты:

– Мы его засекли с желдаками. Ругал их за Шнобеля, а потом натравил на нас. Пришлось его того, – он чиркнул себе по горлу. – Желдаки его слушались, вот что странно.

Девушка, пошатываясь, подошла к окну, оперлась на подоконник и бездумно уставилась на улицу. Понятия не имел, что сейчас творится в ее голове. Здравый смысл твердил, что она лжет, но душа, или сердце… В общем, что-то упорно ему противоречило.

Энджи уставилась в одну точку, я заметил, что ее плечи дергаются, и замолчал. Она заговорила тихим, срывающимся голосом:

– А то я смотрю, чего вдруг стал так добр ко мне. Я детдомовская, понимаете? И всю жизнь мечтала о доме, что придет добрый дядя и скажет: «Здравствуй, дочка», и одиночество пройдет, – она ненадолго смолкла, собралась с силами и продолжила: – Вик не отец, конечно… Но он единственный близкий человек, родственник… А вы говорите, он меня использовал… – она криво усмехнулась: – Так кому вообще верить? Зачем верить? Зачем мне это все?! Дожила бы последние дни красиво…

Пригоршня подошел к ней и обнял, а она благодарно уткнулась в его грудь. «Слезогонка. Актерское мастерство», – убеждал разум, и он же говорил, что человек неспособен так лгать. Может, Энджи просто играет роль? Она – второй агент, если что-то случится с Виком, то миссия ложится на ее хрупкие плечи, и болезнь – не более чем симуляция.

Подождав, пока она успокоится, Пригоршня усадил ее и устроился рядом.

Девушка покачала головой и сказала:

– Вы теперь не пойдете со мной. На вашем месте… так бы и сделала. Верните мне карту. Это мой последний шанс.

– Успокойся, – проговорил я. – Как выглядит артефакт, который тебе нужен?

– Это не артефакт – аномалия. Я должна шагнуть туда. Говорят, она исцеляет, а взамен забирает самое дорогое. Мне терять нечего, так что готова рискнуть.

– Ты что-нибудь слышал о таком? – спросил я у Пригоршни.

– Ага, бают байки. Называется штука «панацеей», лечит, но может и покалечить. Подходит только тем, кому нечего терять. Это, слышал, сталкер один, Батей кличут, заболел сильно, пятнами такими белыми покрылся, сердце начало отказывать, вот он полез туда, ну, в «панацею». Вылечился. Приходит домой, а у него сына убили. Так-то. А еще говорят, что «панацея» и «исполнитель желаний» – одно и то же.