Новый взгляд на историю Русского государства
Шрифт:
Ненавистник христиан и враг церквей Навруз, подобно стремительному вихрю, шел во главе передового отряда, называемого Магла (мангла значит — передовое войско) и уничтожил войска, охранявшие пути сообщения. Весть о поражении правительственных войск возбудила во дворце страшное замешательство, вследствие чего великий тысячник Тачар перешел на сторону Навруза. Бодрость покинула всех сторонников Байто: они оставили его и бежали, бежал и сам неразумный Байто к Дукалу, который с войсками своими находился в то время в Нахичеванской долине, на берегу Аракса. Но Дукал при виде его испугался и потерял всю бодрость духа: полководцы его схватили Байто, отправили к Газану, а сами рассеялись в разные стороны.
Таким образом Хутлу-шах и Навруз, почти без войны и битв, овладели всеми
Ненавистник бога Навруз обнародовал повсеместное приказание разрушить церкви, ограбить христиан и подвергнуть обрезанию священников. Так было разрушено множество церквей, перебито много священников, истреблено множество христиан. Те, кто избег меча, лишились всего своего имущества. Женщины и дети были толпами уведены в неволю. Сильнейшие гонения происходили в Багдаде, Моссуле, Гама-дане, Тавризе, Мараге, в Румских странах и в Месопотамии. В наших пределах ограбили нахичеванские церкви, полонили и замучили многих священников, разбили врата святилищ, опрокинули алтари. Но главные военачальники не дозволили „татарам“ совсем разрушить церкви, опасаясь грузинских князей. Часть Армении, через которую протекает Араке, осталась благодаря богу, пощаженною. Они схватили жившего в Мараге сирийского католикоса, замучили его до смерти и отняли все его имущество. В монастыре, где находилась гробница святого апостола Фаддея, разрушили все здания, разграбили и уничтожили все до основания... Царь армянский Гетум, который отправился приветствовать Байто, прибыл туда во время гонений, живя в Марагской церкви, где в то время была резиденция сирийского католикоса, он неоднократно сам подвергался многим притеснениям. Но, несмотря на то, он успел добраться до Газан-хана и был им принят с большими почестями. Представившись хану, он довел до его сведения о всех притеснениях, которые терпят христиане. Газан прикинулся неповинным и свалил все на Навруза:
„Я ничего не знаю, все это сделал Навруз“, — сказал он и тотчас же приказал написать и разослать во все места грамоту, которая бы запрещала трогать христиан и их церкви и предписывала всем жить в мире и хранить веру, которую каждый имеет. С тех пор гонения несколько приостановились, и царь Гетум, взысканный почестями и отличием, мирно воротился в страну свою Киликию.
А Навруз, когда замыслы его были обнаружены, удалился в отдаленнейшие края Хорасана. Кутлу-шах с большими силами бросился его преследовать, и бог выдал ему в руки проклятого. Кутлу-шах истребил его с лица земли, причем князья наши, Липарит и Еачи, плевали ему в лицо и наносили жестокие оскорбления».
Этим я и закончу свои выписки из Стефана Орбелиани, Мы видим, что несмотря на примесь беллетристики на уже установившееся ложное представление о «монголах» как о пришельцах с востока, а не с запада (что, конечно, было сделано уже позднейшими переписчиками-корректорами), у него сохранились совершенно отчетливые следы «татрского» крестоностничества в период первого и четвертого крестового похода, вплоть до конца Латинской империи Балдуина в 1261 году, после чего, как я уже говорил, внуки крестоносцев, уже потерявшие, как всегда бывает с внуками переселенцев, язык своей отдаленной родины и всякую связь с нею и ассимилировавшиеся по костюму и мировоззрению с населением своей новой родины, перешли под влиянием своих новых властелинов к мусульманству или к примирившемуся теперь с мусульманами греческому и армянскому православию.
Вследствие этого утратилось в дальнейших поколениях и самое воспоминание об их крестоносном происхождении, которое современному мыслящему историку приходится восстанавливать по лингвистическим следам и по обрывкам истины в мифических сказаниях, виднеющимися то здесь, то там, как островки в затопленной наводнением местности.
Этим определяется и мое отношение к современным исследованиям А.Ю. Якубовского о «феодализме на Востоке». Вся разница между мною и им заключается лишь в том, что он не затрагивает установленного историками старой школы извода среднеазиатских феодалов из Пустыни Гоби, а я извожу их из центра тогдашнего феодализма — Западной Римско-Германской Империи.
Вот,
например, резюме его доклада на сессии Академии Наук 21-25 марта 1935 года о восстании Тараби. Замените в нем крестоносцами слово «монголы», с которым у нас без всякого основания связывается представление о кочевниках пустыни Гоби, никогда не называющих себя так [225] и происходящего от греческого слова мегалы, т. е. великие, и вы получите следующее:«В труде персидского историка Джувейни „История завоевания мира“ сохранился такой интересный рассказ.
225
Слово манту у них значит фронт, лоб. Обозначить им целый народ это тоже самое, как назвать русских лбами.
„К 1221 году Средняя Азия была во власти монголов-завоевателей (т.е. великих завоевателей). Их ханы (т.е. их князья) смотрели на богатую страну как на источник больших доходов. Не имея на первых порах собственных сил для управления сложной административной системой, они сдали на откуп сборы феодальных повинностей от населения Средней Азии купеческо-ростовщическому дому Махмуд Ялавача... Тяжело было и положение ремесленников в городах, у которых монгольская власть (т. е. власть передовых крестоносных отрядов) безвозмездно изымала большую часть их продукции в виде вооружения и военного сообщения. В этой обстановке и родилось восстание Тараби в 1238 году.
По свидетельству Джувейни, среди крестьян и ремесленников широко велась пропаганда против порядков. Центром движения стала Бухара. В 1238 году Махмуд Тараби из селения Тараб двинулся со своими последователями в Бухару и устроил свою штаб-квартиру во дворце мелика (т. е. царя) Сенджари. Растерянность властей была настолько велика, что Махмуд беспрепятственно повел отсюда призыв к восстанию. У холма Абу-Хавса он устроил и военный лагерь, куда начали стекаться в огромном количестве крестьяне из соседних селений, вооруженные лопатами, косами, дубинами. Почти без боя была захвачена и Бухара. Махмуд Тараби насильственно собрал представителей высшего духовенства во главе с Садром и заставил провозгласить себя халифом. Очистив город от феодальной знати и высшего духовенства, он начал серьезно готовиться к борьбе с монгольскими (т. е. крестоносными) военачальниками и феодалами. А в Кермине образовался лагерь контрвосстания.
Первое сражение у Кермина дало победу Махмуду. Крестьяне соседних селений, по словам Джувейни, помогли добить остатки разбитого отряда. Однако, в этом сражении пал Махмуд Тараби и его главный сподвижник Махмуби. Власть над восстанием перешла к братьям Махмуда — Мухаммеду и Али. Прошло немного времени. Феодалы забили тревогу. Вызваны были из ряда городов и селений большие монгольские (т. е. крестоносные) силы. Во втором сражении, у самой Бухары, восставшие были разбиты. Победители начали расправу, не щадя ни города, ни селений. По словам Джувейни, погибло свыше 20 000 восставших.
Описанное движение выходило далеко за пределы простого протеста против злоупотреблений во взимании повинностей, оно обрушивалось и на самое существо феодальных порядков“.»
Так был резюмирован в «Известиях ВЦИК» 30 марта 1935 года доклад А. Ю. Якубовского, и вы сами видите, что разница у нас только в новом определении значения слова «монгол», и мне кажется, сам автор не может не согласиться, что при изводе татар из Европы, его феодализм на Востоке выходит много понятнее, чем при обычном его выводе из азиатских кочевьев.
Я не могу не остановиться здесь и на докладе А. А. Фреймана «Некоторые результаты расшифрования недавно найденных согдийских рукописей», сделанном на этой же сессии Академии Наук. Вот краткий реферат об этом докладе, как он дан тоже в «Известиях ВЦИК» 30 марта 1935 года.
«В изданном осенью 1934 года Академией Наук СССР Согдийском сборнике сообщено уже о тех приобретениях мирового значения, которые были сделаны осенью 1933 года экспедицией Академии наук в Таджикистане в 60 километрах к востоку от Пенджикента, у впадения речки Кум в Заравшан.