Новый зверь. Каникулы господина Дюпона. Неподвижное путешествие

Кровь била ключом в моих жилах. Эмма у этого идиота!.. Этот рай такому скоту!.. Какая дрянь!.. Я готов был искусать ее…

Я ничего не знал, я обвинял ее без всяких оснований.

Но кто не знает жадного и сластолюбивого выражения губ женщины, которая украдкой и обманом хочет проникнуть к мужчине… Да-да, вот она поддалась вперед… Неужели надо дважды посмотреть на нее, чтобы отгадать, к чему ее влечет?.. Все в ней кричало об этом. Все в ней выдавало ту надежду и ту болезненную тревогу, которые уже наполовину дают удовлетворение… Но я не стану здесь изображать это одержимое дьяволом тело и передавать словами его страстный язык. Как человек, слушающий чарующую музыку, весь, со всеми органами своими, превращается в слух, так эта женщина, полная любви, излучала одно только желание; это было олицетворенное половое влечение. Это была сама Афродита.

Меня охватило бешенство.

Красивая девушка, готовившаяся к этому низменному влечению, задела своим платьем портьеру, за которой я спрятался.

Я преградил ей дорогу.

Она отшатнулась в ужасе, близкая к обмороку. Барбара показала пятки. А я… я, нелепый, выдал себя с головой.

– Зачем вы идете к этому кретину? – крикнул я хрипло, неестественно. Я с трудом выбрасывал слова. – Как вы можете! Зачем? Скажите мне, умоляю!

Я стиснул ее руки в своих. Она слабо сопротивлялась; я охватил ее чудесное тело, которое поддавалось, как мягкая волна. Я сжимал ее руки, глядя ей прямо в глаза и повторяя:

– Зачем? Скажи! Зачем?

Она вырвалась из моих объятий и, смерив меня взглядом, решительно проговорила:

– Вы прекрасно знаете, что Мак-Белл был моим любовником! Лерн ясно вам это сказал в день вашего приезда в моем присутствии…

– Мак-Белл! Этот кретин – Мак-Белл?

Эмма не ответила. Но по ее удивлению я понял, что совершил новую ошибку, проявив свою неосведомленность.

– Разве я не имею права любить его? Неужели вы думаете, что вы можете его у меня отнять?

Я все еще держал ее за руки.

– Ты все еще любишь его?

– Больше, чем прежде – слышите!

– Но ведь это бессмысленное животное!

– Некоторые дураки считают себя богами. А он иногда только думает, что превратился в собаку. Так заблуждаться, может быть, менее грешно. И потом… вообще…

Она таинственно улыбнулась. Как будто сознательно хотела довести меня до бешенства. Ее улыбка и слова меня страшно, безумно возбуждали.

– Ах, развратница!

Я душил ее в объятиях и бросал ей в лицо тысячи оскорблений. Ей, должно быть, казалось, что пришел ее последний час, и она все-таки продолжала улыбаться… Она смеялась надо мной устами, обещавшими наслаждение другому – о, как это меня раздражало! Ну подожди! Я тебе помогу улыбаться! Я сделаю твою улыбку еще ярче и горячее. Меня охватило животное желание кусаться… Я был страшнее, безумнее того идиота!

Искусать в кровь эти насмешливые губы сейчас же! Да, да, да!.. Наши зубы столкнулись и раздался поцелуй – первый поцелуй пещерного человека, столько в нем было животной жадности. Скорее удар, чем ласка, но все-таки то был поцелуй… Последовал ответ.

Я понял не только то, что Эмма рождена для наслаждения, но и то, что она в этой области обладает большим опытом….

Мы упали на диван…

Вдруг ворвалась к нам Барбара:

– Он идет!

Эмма с быстротой молнии вырвалась из моих объятий. Снова воцарилась власть Лерна.

– Уходите! Бегите! – проговорила она. – Если он об этом узнает… Вы погибли… я на этот раз тоже… О, скорее, скорее! Берегись, мой милый проказник, Лерн способен на все!..

Я чувствовал, что это правда. Ее милые руки дрожали в моих, а уста под моими горячими поцелуями испуганно шептали.

Подгоняемый своим безумным счастьем, я с удесятеренной силой схватился за виноградный куст и перепрыгнул через стену.

Там в чаще стояла моя машина. Я быстро собрал пакеты. Я был невыносимо счастлив: Эмма – моя! Какая любовница!.. Женщина, не отступающая от своего долга, способная нести в утешение превратившемуся в нечто отталкивающее другу несказанную прелесть своего существа… А теперь, теперь… в этом я уверен, теперь она хочет только меня! Мак-Белл? Она любит его? Нет, она лгала, чтобы разжечь меня… Она жалеет его, очень просто…

Впрочем, отчего этот шотландец сошел с ума? И почему Лерн держит его взаперти?.. Ведь дядя уверил меня, что этот человек давно уехал… И с какой целью он запер собаку?.. Бедная Нелли! Я понимаю теперь твои мучения тогда, под окном, и твою злобу против профессора: перед тобой развернулась драма между Лерном, Эммой и Мак-Беллом. В этом уж не может быть сомнения… Какая драма? Это я скоро, скоро узнаю: от любовника не бывает тайн, а я – любовник Эммы! Все чудесным образом раскрывается!

Когда я чему-нибудь радуюсь, я обыкновенно пою. Так и теперь я напевал про себя какой-то развеселый мотив. И внезапно это чудесное настроение оборвалось. Старый башмак вдруг встал перед моим мысленным взором, как красная смерть посреди пиршества.

Я сейчас же помчался туда. Солнце в моем сердце погасло. Мысли омрачились и наполнились грозными призраками. Страшные предчувствия сгущались в нечто действительное. И даже обольстительный образ Эммы тонул в этом предсмертном мраке.

Исполненный ужаса перед неизвестностью, я подъезжал к замку-тюрьме и могильному парку, в которых подстерегали меня безумие или смерть из рук этого порочного вампира.

Глава VI Нелли

Прошло два дня, ничего не давших для удовлетворения моего любопытства или страсти.

Подозревал ли меня Лерн?..

Он мучительно распоряжался всем моим временем.

Утром он просил меня провожать его, то пешком, то в автомобиле. Во время прогулок он затрагивал какой-нибудь научный вопрос и добивался ответов, как будто испытывал мои знания и способности.

На машине мы кружили вокруг замка, как звери вокруг своего логовища. Пешком шли большей частью по прямой аллее в Грей. Он останавливался на опушке леса и ни разу не переступил его границы. Часто профессор возвращался назад, обрывая свою лекцию или разговор на полуслове, как бы охваченный внезапным недоверием к тем, кого оставил в замке.

Дядя всецело распоряжался также и моими послеобеденными часами. То он приказывал мне отправляться в город, то в деревню, то вообще отлучиться на определенное время. Иногда надо было исполнить какое-нибудь поручение, но большей частью приходилось просто играть совершенно странную роль. Лерн всегда следил за моим отъездом, а вечером поджидал у порога и требовал от меня полного отчета о проведенном дне. Я должен был или докладывать об исполненном поручении, или описывать те местности, по которым бродил; что касается последнего, то дядя не имел о них никакого представления. Но я не подозревал этого, а сомнительный отчет мог для меня оказаться весьма опасным.

Итак, я с раннего утра до поздней ночи шатался по лесам и горам.

Как мне хотелось в это время быть поближе к комнате Эммы! По числу закрытых и не закрытых ставнями окон я догадался, где находится ее комната – ведь топография замка была мне хорошо известна. Весь левый флигель был всегда открыт. В правом нижний этаж отпирался только днем, а наверху из шести комнат отперты были только три: моя – впереди, а на другом конце комната покойной тетки Лидивины, сообщавшаяся с кабинетом Лерна. Значит, Эмма могла спать только в постели тетки… или у дяди. Эта мысль меня ужасно тревожила, и я во что бы то ни стало хотел вывести это на чистую воду. Для этого достаточно пяти минут: вверх по лестнице, прыжок к двери – и я узнаю все, что мне нужно…