Нравы от времён

Где-то в стороне разделывали барана, готовили костер, на треноге стоял большой казан с водой, в котором будет вариться мясо барана. Невеста Зина – девочка 12 лет – сидит в национальной одежде, с закрытым лицом рядом с женихом, дородным, «взрослым парнем», которому на вид лет 14–15.

На нас, детей, это произвело неизгладимое впечатление, которое у меня не увядает на протяжении всей жизни. О дальнейшей судьбе Зины я ничего больше не знаю. Жених оказался из Армении и увез ее туда. Впоследствии я видела много таких свадеб, где выдавали замуж 12–14-летних девочек. Вот таков обычай. И это объясняется очень просто. С давних времен, когда жизнь была так коротка, девочек отдавали рано замуж, чтобы они успели народить как можно больше детей. Тут, по-видимому, срабатывал инстинкт самосохранения племен, народностей, наций. К тому же неизлечимые болезни и эпидемии просто косили народ и особенно маленьких детей.

Похороны в Тбилиси 1960–1970

В Тбилиси, едем в автобусе, который вдруг останавливается. Впереди идет похоронная процессия. Все смотрят в окна автобуса, и вдруг мальчик лет пяти громко, обращаясь к пассажирам, произносит сакраментальную фразу: «Все умрут, а я останусь!»

Как хорошо, что человеческий мозг устроен так, что мы не осознаем, что рождение человека есть начало его конца. Мы думаем, что проживем длинную, счастливую и интересную жизнь. Хотя мы понимаем, особенно в зрелом возрасте, что наша жизнь не бесконечна, но всегда надеемся, притом подспудно, прожить долгую, счастливую жизнь. Только безнадежно больные и очень старые люди ощущают дыхание смерти, но сердце и разум не хотят мириться с этим. До самого конца человек надеется на выздоровление, на продолжение жизни, что проживет еще долго, строит планы на будущее.

Удивительно, что матушка-природа распорядилась по-умному. Дала нам жизнь без указания конечного срока. Это здорово? А что было бы, если мы были пессимистами и знали свой конец? Страшно представить! Жизнь закончилась бы не успев начаться. Так, рождение человека есть начало его конца. Это прискорбно, но это так.

В дореволюционные времена, да и в советские тоже, в Грузии и, в частности, в Тбилиси царил культ умерших людей. Похороны обставлялись очень пышно и величаво. Покойник обязательно лежал дома в течение пяти – шести дней, а иногда и дольше, пока не соберутся родственники со всей Грузии и из других республик. Каждый день приносили телеграммы-молнии со словами соболезнования. И чем больше было телеграмм, тем значимее был покойник. Телеграммы лежали в ногах покойника и зачитывались на панихидах.

Покойника бальзамировали дома. Приезжали бальзамировщики, вызванные из морга. Они мыли, бальзамировали, одевали покойника, но не делали макияж, как в нынешние времена. Не буду рассказывать о процессе бальзамирования. Это интимное дело и не очень приятное. При бальзамировании покойника близких родственников не допускали к этому действу.

Затем из комнаты выносили всю мебель. В середину комнаты ставили деревянную кушетку, обязательно покрывали ковром и ставили гроб. До панихиды он оставался закрытым. Крышку поднимали, как только она начиналась. И еще одна особенность: близкие покойника не должны были готовить еду у себя дома, ее приносили соседи или родственники. И так на протяжении всего похоронного ритуала – а это длилось немало дней – близкие родственники покойника, можно сказать, почти ничего не ели (и худели без всяких диет).

Панихида проходила каждый вечер с 18 до 20 часов до самых похорон. Это выглядело примерно так. Вокруг гроба у стен ставили стулья, которые приносили соседи. Приходили знакомые, родственники, соседи, коллеги с работы. Пожилые женщины, а также близкие родственники в трауре сидели вокруг гроба. Мужчины и женщины проходили по полному кругу, соболезнуя близким покойника на ушко, целуя их, а затем кучками толпились либо на балконе, либо во дворе, обсуждая разные новости.

Как только в комнату входили новые люди, начинался громкий плач с причитаниями: «Вай ме, на кого ты нас покинул, как мы будем жить без тебя!» – и все в таком роде. А затем после соболезнований продолжалась тихая беседа. И так каждый вечер проходила гражданская панихида.

Приглашались музыканты. Если умирал грузин, то звучала грузинская музыка, играли на национальных инструментах. Если умирал армянин, то играли армянские музыканты на зурне и пели что-то заунывное и очень грустное. Умирал азербайджанец – играли азербайджанские музыканты.

В назначенный день похорон снова собирался весь народ, гроб выносили во двор, ставили на табуретки, и шло прощание с покойником. Прощались те люди, которые не могли по разным причинам пойти на кладбище. Несколько мужчин выносили гроб и несли его по улице, где жил покойник. Затем гроб помещали в открытый кузов грузовой машины, покрытый ковром, ставили вокруг гроба венки и клали цветы. И вся траурная процессия шла за машиной.

В первом ряду шли самые близкие покойника. Женщины были во всем черном, а лица их покрыты черными платками или кружевными, или прозрачными. Самых близких родственников вели под руки. И обязательно играл духовой оркестр или же музыканты играли на народных инструментах. И так процессия двигалась к кладбищу. Если кладбище было недалеко, то так и шли пешком до могилы, а если подальше – садились в автобусы. Естественно, весь городской транспорт останавливался, пропуская похоронную процессию.

На кладбище гроб снова несли мужчины и устанавливали возле могилы. Начинались речи. Все желающие говорили о покойнике, вспоминали его заслуги, достижения в работе, учебе. Затем народ отходил на почтительное расстояние. У гроба оставались только самые близкие. Прощание переходило в громкий плачь вплоть до истерик. Дежурил приглашенный врач или медсестра. Некоторые женщины падали в обморок, другие цеплялись за гроб, и с большим трудом их оттаскивали и отводили в сторону.

Гробовщики опускали гроб на веревках в яму, засыпали землей. Каждый пришедший на похороны бросал горсть земли – это обязательная традиция в процессе закапывания. Эта традиция осталась и в наше время. Потом народ расходился. Женщин, близких покойнику сажали в машины, остальные ехали на автобусах на поминки.

На подъезде к дому в воротах двора стояли женщины с графинами и полотенцами. Пришедшие споласкивали руки и рассаживались за столы. Раньше поминки проводили во дворе дома. Помогали кто чем мог. Соседи приносили столы, стулья, скатерти, посуду. Позднее появились услуги проката всей обязательной атрибутики поминок, в том числе столов и посуды. Столы накрывались в основном во дворе, ведь отдельных квартир почти ни у кого не было, а только комнаты в коммуналках. А ведь поминки проходили при большом количестве людей.

Пока проходили похороны на кладбище, оставшиеся дома люди – в основном родственники и соседи – ставили столы и накрывали их прямо во дворе под брезентовым тентом. Главным блюдом поминок была кутья из риса или пшеницы с добавлением изюма. Однако самой основной горячей едой был шилаплав. Обязательно покупали барана и приглашали специального человека, который свежевал его, разделывал и готовил шилаплав. Что же это за шилаплав? А это плов из риса и баранины с добавлением тмина и специй. Такой плов по-грузински готовят исключительно на поминках. Кстати, очень вкусное блюдо. Как правило, с кладбища приходило много народа, да и соседей было немало и незнакомых людей тоже. Почему приходили незнакомые люди? Ведь о смерти покойника сообщали местные газеты, где указывался адрес, время похорон и кладбище.

Все садились за стол. Заранее назначался тамада, который вел застолье и произносил от пяти до семи тостов в память усопшего. Народ ел, пил, слушал тамаду. Так можно было выпить от пяти до семи рюмок водки или столько же стаканов вина. И на этом вся поминальная церемония заканчивалась.

Очень хорошей традицией была помощь родственникам усопшего. Обязательно собирались деньги. На работе собирали сотрудники покойника, в доме – соседи, родственники собирали отдельно. И вся эта помощь вручалась близким, обязательно со списками фамилий людей, внесших свою лепту. Администрация учреждений тоже выделяла денежную помощь не только усопшему, но и его родственникам по месту работы.

Это была замечательная традиция, которая в больших городах забыта из-за разобщенности вообще людей, а соседей – в частности. Они не знают друг друга, почти никто не здоровается. Не дружат. Ни в радости, ни в беде люди не объединяются. А жаль!

В конце 1970-х годов закончились панихиды с народными инструментами и духовыми оркестрами. Пришло время магнитофонов. Играли любую музыку по желанию заказчика. Оплата была почасовая. Не было больше похоронных шествий, не стало громкого плача. Садились в машины, автобусы – а в катафалк самые близкие – и сразу ехали на кладбище. Единственно, когда ехала похоронная процессия, как всегда останавливался транспорт, давая дорогу.