Ну, понеслось!

Люда, не отрываясь, смотрела на искалеченного Макса. Я хотел сжать ее в объятиях. Отвлечь, чтобы она смотрела только на меня. Но я был виноват – из-за меня она попала в лапы к гиенам.

Нет, больше всего я был зол на гиен.

Положив руку ей на плечо, медленно повернул к себе. В глазах девушки блестели слезы, лицо искривилось от боли и гнева. Я прижал ее к груди.

– За что они так с нами? – устало прошептала Люда, принимая мою поддержку.

– Уроды. Что с них взять? – выдохнул я, обнимая еще сильнее.

Я вдруг отчетливо вспомнил наши первые объятия. Это было в кафе. Тео и Даша выясняли отношения, чтобы не мешать им, мне пришлось пригласить Люду на танец. Злясь на Тео, я хотел, чтобы музыка прекратилась сию же секунду, но песня не кончалась. Мои руки дрожали, я не желал, чтобы Люда это почувствовала. И поэтому едва дотрагивался до нее. Дрожь только усилилась, я обнял ее крепче. Люда взглянула на меня с удивлением и тут же отодвинулась.

Да, а потом я слишком старался держаться подальше… Дурак!

Воспоминания прервались – явился Ник. Вернее, сначала пришла лавина звуков. Топот, резкие команды, скрежет ржавых дверей… Мы с Людмилой переглянулись, – судя по четким шагам, гиены сопротивляться не рискнули.

Потом все помещение заняли мои молодцы в шлемах, но без оружия. Никто щадить похитителей не собирался, поэтому стрелкового оружия они с собой не захватили. Очень негуманно по отношению к оборотням!

Над ямой показалось осунувшееся лицо Ника:

– Эй, вы там в порядке!

– Ну вот, явился, а я только решил выбираться, – заворчал я, скрывая неимоверное облегчение.

Ник хмыкнул и бросил мне складную лестницу, видимо только что позаимствованную у гиен. Я обернулся к Людмиле, которая с напряжением вглядывалась в раненого «пса». Недовольно поджал губы и вздохнул: да жив твой Макс. Валентина Петровна его мигом на ноги поставит.

Люда не успела опомниться, как я подхватил ее и взобрался по качающейся лестнице. На последней ступени, передавая Людмилу в руки бойцу, предупредил Ника:

– Там еще… пес, внизу остался. Ну, сам посмотришь.

Ник кивнул. Людмилу закутали в куртку Ленчика, но унести ее я не дал. Повернувшись к помощнику, строго сказал, оглядывая связанных гиен, уложенных лицом на пол:

– С тебя отчет.

Ник насупился и недовольно кивнул, давая бойцу знак вытащить гиену.

Вот нахальная белка! Я с веселым раздражением хлопнул его по плечу. Все-таки они здесь, и это главное.

* * *

Возле машины Кевина, в чьей-то громоздкой куртке, я вдыхала бодрящий вечерний воздух. Наши спасители с Кириллом во главе остановились возле громоздких ворот, сквозь ржавые лучики которых светило вечернее солнце. Что они обсуждали, я не слышала, а размышляла о другом. Сейчас, на лестнице, у нас с Кевином, как он упрямо попросил его называть, состоялся непростой разговор. Началось все с невинного вздоха:

– Как я хочу домой… Ванна! Как много в этом слове…

– О, домой, это не скоро, – торопливо ответил Кевин.

– Нет, я хочу домой! – лихорадочно возразила я, резко остановившись на ступеньках.

Кевин тоже остановился:

– Это даже не обсуждается, пока не найден виновный.

– Я, конечно, в чем-то согласна, но…

– Нет, – отрезал он и медленно пошел вперед.

Я покачала головой. Понятно, что должна послушно следовать за ним, но ничего не могла с собой поделать. Меня раздражали как его правота, так и желание все сделать по-своему.

– Хорошо, куда мы поедем? – спокойно уточнила я, упрямо не сходя с места.

– Туда, где я смогу все контролировать. – Появившаяся из темноты рука потянула меня за собой.

– И где это? – не удержалась я от сарказма, неуверенно шагнув за Кевином в сплетение бетонных конструкций.

– У меня дома. Мой дом – моя крепость, – сообщил он, когда мы уже шагали по темным коридорам. Странно… когда он успел тут все изучить? Слишком уверенно ориентируется в этой тьме.

– И сколько я пробуду в твоей крепости? – криво усмехнулась я. А что мне еще оставалось, как не иронизировать? Ненавижу истерики во всех проявлениях!

Кевин подхватил мой шутливый настрой и с пафосом процитировал: «Какая тюрьма темнее сердца человеческого? Какой тюремщик беспощаднее своего «я»?»

Я только качнула головой. Все это, конечно, поэтично и правдиво… для классиков, мирно сидящих на диване перед камином, в окружении сотни слуг. Попади они в реальную темницу, думаю, муки от своего «я» не покажутся им страшными.

– Ладно, аргументы веские, я принимаю галантное предложение и…

– Я понял, ты хочешь, чтобы мы заехали за твоими вещами.

– Так ты еще и телепат, – улыбнулась я. Все-таки, когда он не строит из себя всезнающего надоеду, с ним приятно общаться.

Кевин собирался отправиться домой. Хотя, рассмотрев при свете уличного фонаря его сильно отекшее лицо с проступившими синяками, я сильно засомневалась, что он сможет вести машину. Видимо, так же подумал и Ник. Он повез нас в город, а насчет спрятанной в кустах машины договорился по телефону – ее подгонят к дому Кирилла позже.

Сев за руль, Ник принялся отчитываться:

– Я вел тебя на мониторе, но в этом районе сигнал исчез, вернее, его что-то глушило.

– Я думал, что вы потеряли сигнал, когда мы оказались в яме. А вам, значит, пришлось нас искать…

– Если бы только искать, – возразил Ник. – Какая-то сволочь настучала властям о бандитских разборках возле Раменки, и на подъезде нас уже встречали. Пришлось подключать знакомых.

– А ментам что сказали? Кстати, никто не пострадал? – Спокойный голос Кевина звучал отстраненно, но у меня возникло ощущение, что он уже знал ответ.

– Нет, с нами обращались довольно вежливо.

– Еще бы! Вас там было несколько хороших взводов, – наконец усмехнулся Кевин.

– Ну да, я рассказал, что мы собрались хорошо посидеть на природе, у меня типа мальчишник. Я даже позвонил нашим, и они организовали соответствующие поводу продукты.

– И что? – заинтересованно спросил Кевин.

– Ничего, – заржал Ник. – Доблестные полицейские сказали, что за мальчишник без девочек?

Я возвела глаза к потолку. Жизнь продолжается.