Нуб детектед

— А может, положение не позволяет?

Я с сомнением покачал головой.

— Тут что-то другое.

— Ладно, мое дело предложить. Ты у нас голова. Но имей в виду: этот кудлач в любой момент способен на самый гнилой заход. Я поначалу с ним слегка вальтанулся. Думаю — малахольный дятел, только о своей ботанике и чирикает. Ничего подобного. Он сам себе на уме. С таким — держи стойку постоянно. — Женька погрозил пальцем небесам. — Как там с добычей? Ну, сколько мы имеем итого?

Я с удовольствием прикончил треть фляги кисленького слабого винца и, отфыркиваясь, ответил:

— Что-то около ста шестидесяти сестерциев или чуть больше.

— Ого. Выгорело у нас, значит? Ты мне вот что скажи, умник. Почему местный люд, вместо того чтобы Игроков обслуживать, сам по лесам не лазает и ресурсы не собирает? Так заработок вроде быстрее идет? Под двести лавэ за полтора часа работы! Чай, лучше, чем на полях горбатиться?

— Как говорил товарищ Энгельс — учите матчасть, олухи!

— Слышь, ты давай, понты не колоти, объясни по-человечески! — возмутился Женька.

— Ладно, слушай, неуч. Они их просто не видят.

— То есть как?

— Просто. Не видят. Чтобы ресурсы стали доступны для юнитов, они должны сначала пройти через загребущие лапы Игроков. Нормальная глобализация экономики?

— Вот так ситуация! На ощупь искать не додумались? Видать, этот Иерарх, который здесь все замутил, еще тем хитрованом был. Слушай, нам надо со всех подписку взять о неразглашении, а то узнает такую мульку наше правительство — в реале то же самое введет.

— Ума не хватит!

— На это?! На это хватит, тут уж ты будь спокоен. Это не малый бизнес поддерживать, тут они быстро скумекают!

— Ладно, скептик, давай дальше шевелить мослами. Нечего нам тут ошиваться без прикрытия. Мог бы, кстати, прихватить у меня пяток слиточков — моя поклажа раза в три больше весит, чем твои побрякушки. А то заделался туристом!

— У лучника руки не должны быть усталыми, — назидательно заявил Женька и тут же взмахнул руками. — Ладно, давай свои сокровища, а то ударишься в амбицию, как Дуся.

ГЛАВА 15

Летопись Кезона. Проповедь Андвари

Быстро миновав стены древнего замка, они вышли на залитый солнечным светом двор. Тут, так же как и в городе, полным ходом шла обычная утренняя уборка. Подметались мощенные отполированным камнем тротуары, вычищались железными скребками многочисленные скульптуры, украшавшие Запретный город изнутри. Кезон с уважением оглядел статуи. Могучие воины почти в десять локтей ростом грозно нависали над снующими мимо них работниками. Фигуры их, вооруженные огромными дубинами, застыли в движении, казалось, вот-вот — и взметнутся вверх страшные орудия, чтобы крушить и ломать все вокруг, а в первую очередь — слабую людскую плоть. Внезапно он понял, что это совсем не люди. Их злобные лики с крючковатыми носами, покрытые длинными космами волос, соединяли всех в одну чуждую человечеству расу. Великаны. Йотуны. Немного опасливо Кезон обходил древних исполинов, продвигаясь вслед за своим проводником в направлении Храма Неба. Главное святилище Запретного города представляло собой китайскую пагоду в лучших традициях изящной архитектуры Поднебесной. Кезон подумал, что для любого историка этот коктейль из древнегерманской мифологии в ориентальной, восточной посуде мог бы послужить достаточным поводом, чтобы надолго погрузиться в ступор. Зачем одно понадобилось прятать в другом? Кому была важна эта мимикрия? Когда под тенью резных дверей в Храме Неба его встретил меднолицый карлик, в котором Кезон узнал цверга, он уже перестал чему-либо удивляться.

— Мое имя Аустри, — сказал цверг, глядя Кезону прямо в глаза.

— А где остальные трое?

— Выполняют свою работу в других местах.

— Понятно.

— Я советую тебе быть осторожней с вопросами. Их число для тебя здесь не бесконечно.

Кезон склонил голову в знак повиновения и последовал за одним из четырех хранителей Миросхода. [25] Они вошли в широкую залу с узкими стрельчатыми окнами и нависающими над головой резными потолками. Светильники, спрятанные где-то в глубоких арках, направляли свой рассеянный свет прямо на центр комнаты, где стоял низкий каменный стол. Подойдя ближе, Кезон увидел, что это не просто камень, а полупрозрачный минерал, вбирающий в себя световые блики, которые бурлили и переливались в недрах его янтарной кристаллической структуры. Подле стола, за разложенным набором для каллиграфии, на таком же низком каменном стуле восседал еще один цверг в топазовой мантии. Его борода была тщательно расчесана и заплетена в несколько небольших тугих косичек. Цверг пошевелился, чтобы указать Кезону место рядом с собой, и сотни драгоценных камней на его палантине выплеснули в окружающий полумрак сноп разноцветных искр. Усаживаясь на холодный табурет, Кезон еще раз вгляделся в ауру цверга. Он предполагал, что может здесь встретить кого угодно — человека, Иерарха, бога. Но ожидавший его карлик, как и все прочие, оказался юнитом. Глубокий омут самой ткани Мидгарда окружал его зыбкую ментальную оболочку, меняя форму, словно пламя свечи. Он втягивал в себя пространство этой залы, и потоки частиц струились к нему и растворялись в его силуэте. Происходящее вокруг Кезона подернулось туманной дымкой нереальности. Цверг вновь пошевелился и негромко сказал:

25

Аустри, Вестри, Нордри, Судри — четыре цверга, именованные по четырем сторонам света, поддерживающие небо с четырех сторон.

— Я — Андвари. [26]

Кезон вздрогнул, но не от легендарного имени. Вдруг промелькнула паническая мысль, что, видно, ему не суждено покинуть эти стены — слишком легко цверги называли себя, к тому же познанного им хватило бы с лихвой на то, чтобы перевернуть все теперешние представления людей о Мидгарде.

— Я — Кезон. Но ты это, конечно, уже знаешь.

Андвари утвердительно кивнул.

— Итак, ты здесь. В месте, куда так рвался. Что же теперь?

26

Андвари — мифологический создатель магического Кольца силы и сокровищ Нибелунгов.

— Место само по себе ничего не значит. Я пришел, взыскуя Истины, я хочу получить ответы на свои вопросы.

— Ты уверен?

Кезон вопросительно поглядел на цверга и промолчал.

— Я спрашиваю, уверен ли ты в том, что у тебя могут быть вопросы? — уточнил Андвари. — В том, что тебе недостаточно информации, чтобы понять то многое, о чем уже ведаешь?

Кезон помедлил.

— Не уверен. Ход мыслей тоже имеет направление. Иногда достаточно лишь указать верный путь.

— Какой путь тебе угоден?

— Я хочу понять Истину. Истину о положении дел.

— Истину? О какой Истине ты сейчас говоришь? О структуре материи, о движении энергетических потоков, неподвластных человеческому осязанию и приборам, являющихся лишь их продолжениями? Каким образом ты рассчитываешь понять все это? А может быть, достаточно лишь заглянуть в себя, чтобы понять главное? Чтобы осмыслить и принять тот непреложный факт, что вы — человеческая раса, возомнившая о себе как о венце творения всего, созданного во Вселенной, всего лишь жалкие рабы своей плоти, слуги своей телесной оболочки, всю свою жизнь вынужденные потакать обуревающим вас желаниям и инстинктам, по сути своей порожденным потребляемой вами пищей? Она, насыщая вас, служит строительным материалом для всех ваших терзаний и мечтаний, является побудительным мотивом для любовной лирики и научных открытий, коими так гордится человеческий род. Все, что делаете вы, о чем думаете, чего желаете — не что иное, как совокупность веществ, вас наполняющих. Роду человеческому уже достаточно лет, чтобы признать одну Истину — лучше вы не становитесь. И если ваша история развивается по спирали, то общность ее витков уже давно доказала, что она идет совсем не туда. Я понимаю, что подобные речи произносились многократно в назидание лучшим представителям рода людского с неизменным результатом. То есть с отсутствием оного. Чем люди, топтавшие землю тысячи лет назад, хуже ныне живущих? Или наоборот, чем сегодняшние поколения лучше ушедших?

— Но цивилизация, — слабо запротестовал Кезон.

— Ты говоришь о лицемерной одежде, ныне прикрывающей то зло, которое раньше было обнажено и доступно взглядам? О покрывале самолюбования своей цивилизованностью, мгновенно слетающем от легкого дуновения перемен, снова превращающих людей в то, чем они всегда и являлись, — в диких исступленных зверей, бесчисленной толпой, лишенной сознания, бредущих куда-то по тропе истории за изменчивыми миражами, которые показывают им сквозь искривленное стекло их пастыри — вожди, будь то религиозные максимы или иные формы всеобщего обмана? Какая еще Истина тебе требуется?

Кезон промолчал, ошеломленный яростной атакой. Помедлив, он сказал:

— Вы ненавидите человечество…

— Не человечество, а лишь человека, вернее, то, во что он себя превращает. И как следствие своего превращения — уродует окружающее его пространство. И в Реальности, и здесь, в Мидгарде.

Бывший правитель Баркида понял, что наступил тот момент, когда можно задать самый важный вопрос:

— Зачем же тогда боги создали Мидгард? Не для того же, чтобы потакать нашим низменным инстинктам, столь презираемым вами?