Нулевой портал

— В храм Георгия едешь? — спросил пожилой водитель. — Знаю, как же. Сам туда иногда заезжаю, постоять с краешку, послушать, как поют.

— Что, простите?! — Настя искренне удивилась, переспрашивая.

Судя по висящим над лобовым стеклом четкам с символом полумесяца, водитель был мусульманином.

Дед улыбнулся:

— Э! Сам знаю, что по вере не положено. Так ведь и меня Георгием зовут. Когда родители называли, никто не разбирал, какая такая вера, все были свои, все советские. Вроде как я родню чувствую. Георгий — могучий джигит был, нечистого змея убил. Так где такое записано, что к уважаемому джигиту, к старшему, в дом нельзя прийти и послушать, как поют во славу всего, что с нечистым в этом мире борется?..

И Настя не нашла, что возразить.

Прим. авт.: фрагмент разговора с водителем по имени Георгий — одно из немногих событий, которые не выдуманы автором. Каких только интересных людей не встретишь в Сургуте! Из семидесяти пяти лет жизни Георгий пожил на севере сорок девять. Здоровья и долгих лет!

* * *

Март на севере — месяц все-таки зимний, но переменчив в настроении, как капризная одинокая тетушка, завещавшая родне большое наследство и в связи с этим фактом помыкающая несчастными так, как ей угодно. Вроде весна поманила уже ярким солнцем, первой капелью, но… Погодите радоваться! Глядишь, ночью ударит «тридцадка»!

В первых числах марта Настя взяла отпуск и приехала в Тюмень, к семье. Зачем она в декабре брала неделю «без содержания», по каким таким семейным обстоятельствам, доктор Морозова сама не могла сказать… Вообще конец декабря как в тумане — заработалась.

В новогодние праздники Настя приехала домой в очень странном состоянии и некотором нарушении душевного равновесия, которое папа по-мужски прямодушно классифицировал:

— Ты как пыльным мешком из-за угла стукнутая, доча!

— Ну, что ты такое говоришь! — мама Насти укоризненно посмотрела на мужа, обнимая дочь при встрече. — Кто-то появился, и надо бы с ним встречать праздник, а тут папкины шуточки — совсем не к месту!

Никто не появился, но… почему-то хочется плакать.

В Тюмени в марте весна, не в пример Сургуту! Теплый ветер, лужи, рыхлый зернистый снег. Отдых есть отдых! Гулять в парках, читать книжки, вечером болтать с родителями у телевизора или по «Скайпу» — с Гульназ, которая нянчила толстенького горластого мальчишку, отличающегося отменным аппетитом, не хуже своей матери!.. Да, и на днях у Насти появился племянник, так что в семье стояла приятная суета, всегда сопровождающая рождение новой жизни.

Набережная реки Туры, выход на утреннюю пробежку. Ночью слегка подморозило, но с утра прошел мелкий капризный «дождеснег». Вроде около нуля — но как-то противненько и пасмурно. Окстись, Морозова, в Сургуте вообще еще «минуса» стоят и метровый слой снега, а в лесу — и того больше, до середины мая может лежать!..

Настя сделала небольшую разминку и только достала наушники, чтобы бежать с комфортом под бодрую музыку, как вдруг услышала:

— Кар-р!

Карканье раздалось где-то за спиной, на уровне брусчатки. Ну, видимо, вороны начали утренний рейд по поиску завтрака. Где там наушники?..

— Кар-р!

Карканье звучало столь требовательно, что девушка непроизвольно оглянулась назад и ахнула: на брусчатке сидела самая настоящая белая ворона.

— Кар-р! — заявила о себе птица в третий раз, и, как будто в ответ на этот громкий призыв, из-за низких облаков выглянуло солнце.

Настя вздрогнула, — вовсе не из-за слепящего глаза блеска подмерзших луж, — а из-за острой боли где-то между лопаток, словно что-то неведомое и чужое пробежало по коже, то, что постоянно не давало заснуть с вечера и будило в самый глубокий час ночи, тоскливо просясь наружу, как запертое в клетке животное.

То, от чего хотелось бы избавиться раз и навсегда.

Белая ворона. Белое перо. Темное пятно на зеркале из детства… Окно в Нижний мир… Какой Нижний мир, что это? Пятно на зеркале перестало расти, а выбросить старую мебель Настя так и не решилась. Конверт… Какой конверт?!

Птица неспешным шагом начала обходить утреннюю бегунью, важно переступая лапками по плиткам набережной. Как зачарованная, Настя поворачивалась вслед за ней, пока ворона не взлетела, хлопая белыми крыльями. Пытаясь проследить за стремительно удаляющейся пернатой редкостью и щуря глаза от солнца, Настя сделала несколько неловких шагов, чтобы споткнуться, оступиться и… оказаться нос к носу с каким-то мужчиной в камуфляжной форме. Ойкнув, девушка собралась извиниться, но…

Лицо мужчины показалось знакомым, вызвав весьма противоречивые ощущения — от облегчения до какой-то щемящей тоски, смешанной с чувством потери.

Где могла видеть Морозова это лицо? Почему лицо кажется знакомым и даже… каким-то родным?

Что-то больно царапнуло внутри, досадно и остро, заставляя сделать шаг назад, попытаться скрыться, чтобы проницательные светло-карие глаза не увидели нечто, прячущееся на дне темного колодца души. Теперь нечто сжалось и захотело уйти как можно глубже.

Настя вздрогнула.

Мужчина тоже смотрел на нее, не отрываясь, хмурился, как будто силился оживить память, не торопился идти дальше.

Их взгляды встретились. Обрывки фраз, образы, разговоры, — все это внезапно нахлынуло на девушку, как воспоминания о давно позабытом сне, странном и страшном. Но было в этом сне и другое — лицо мужчины, у которого полоска седины скрывала шрам. Мужчина расплатился по долгам так, как счел нужным. Мужчина остался в живых потому, что та, ради которой он пожертвовал собой, смогла подчинить своей воле ис суровой жестокой богини с яркими, как сапфиры, глазами.

Сила, способная нести смерть и разрушение, тогда сдалась на милость той, что оказалась сильнее — и подарила жизнь.

И откуда-то сверху прямо в руки Насте неожиданно упало белое перо, как ключ, который теперь был нужен не для того, чтобы запереть древнее зло, а для того, чтобы освободить частичку души той, чье время в этом мире закончилось.

Отпускала ноющая холодная боль на уровне лопаток. Уходило ощущение чуждого присутствия, с которым Настя жила последние месяцы и почти смирилась. И если бы редкие прохожие обладали каким-то особым зрением, они могли бы видеть, как сорвались с кончиков пальцев девушки потоки голубых искорок, заплясали вокруг в прощальном хороводе, а потом рассеялись вдоль набережной, смешиваясь с порывами весеннего ветра.

Где-то за сотни километров от Тюмени, в Сургуте, осыпалось осколками старое зеркало — с тихим, прощальным звоном. Окно в Нижний мир захлопнулось.

Настя точно знала, кто перед ней, она вспомнила. Тот, кто отказался от блаженного забвения и обещанного нового бытия без мук совести. Теперь тень ушла, и ловить ее уже не придется, как не придется делать выбор между своей жизнью и чужой смертью. Как его зовут теперь?..

Хрипловатый голос нарушил затянувшееся молчание:

— Как же долго я тебя ждал… Мне кажется, я научился, Настя. Быть другим с прежней памятью.