Нулевые. Затишье перед катастрофой

Настя расхохоталась.

– Даже сами эти антикоррупционные требования они как-то выглядели слишком наивно в общероссийском масштабе, – говорила Аня.

– Ну да, – подтвердила телеведущая. – Мне всегда казалось, что протест начнется хотя бы с лозунгов смены власти.

– Знаешь вот, – Аня рассмеялась. – Ситуация в нашей стране гораздо сложнее чтобы ограничивать все наши проблемы просто наличием личности какого-то президента.

– Тут многие могут с тобой поспорить. Давай лучше вот о чем, – ведущая сменила тему. – Я знаю, что ты недавно стала мамой….

На этом моменте Власов расхохотался.

– Хотел бы я посмотреть на того придурка, который приходиться отцом её ребёнка. Наверно рогами потолок и люстру задевает, когда по квартире ходит, – думал Власов.

– Да. Теперь живу загородом вместе с сыном, – сказала Аня.

– А отец есть у ребёнка? – спросила телеведущая.

– Его отец самый лучший мужчина в мире, – говорила Аня.

– Кто бы сомневался, – подумал Власов.

– Ну не знаю, Аня, – сказала ведущая.

– Что? – спросила Аня.

– Может быть, уже раскроешь нам тайну, а то мы на фейсбуке устали себе головы ломать, – говорила телеведущая.

– Перестань, – Аня рассмеялась. – Мы же с тобой не в кафе или ресторане сидим. У нас передача.

– Хватит, Аня, – настаивала ведущая. – Мы живем в информационную эпоху. Всё равно мы всё узнаем.

– Может быть, и так, но пока я останусь обычной матерью-одиночкой, – говорила Анна.

– И что ты будешь делать? – спросила Настя.

– С чем? – спросил Власов.

– С чем?! А если это твой ребёнок? Может быть, не знаю, свяжешься с ней для начала? – Анастасия злилась.

– Ой, да нахрена мне это надо? Она же всё равно никогда не узнает, кто там её трахнул и заделал ей ребёнка этого. Там же надо будет брать анализ крови у толпы мужиков как в фильме “Нечто”, – Власов рассмеялся.

– Ужас. Что ты несёшь?! Какой же ты сраный козёл, – Анастасия была в ярости. – Я просто даже не знаю, что сказать тебе. Если это твой сын? Если твой? И вот тебе насрать на это?

– Мой? – улыбнулся Власов. – Ну, я за собой слежу в этом плане. Вообще у Ани денег хватит, чтобы обеспечить жизнь своей личинки. С голоду не подохнут.

– Заткнись! – крикнула Настя. – Я больше не могу это слушать! Ох, блин.

Часть Власова ощущала, что ребёнок мог иметь к нему какое-то отношение. Но он так и не написал ничего Анне. Анна тоже не писала ему ничего. Она так и не смогла снова найти любовь и сосредоточила внимание на воспитании сына. Рана, которую Анна нанесла Власову, мучила её совесть до конца жизни.

Было вполне ожидаемо, что сразу после бурного увольнения Князева его место предложат Власову. Палевский с неким чувством вины сказал об этом Михаилу.

– Ну что, – говорил он. – Вы согласны?

Михаил сделал вид, что задумался, но думать тут было не о чем.

– Нет. Тут такое дело. Я конечно рад бы занять место Князева, но уже почти вывел все свои активы в Чехию. Я уезжаю туда на ПМЖ.

– Понятно, – с грустным видом промолвил Палевский. – Хотите присоединиться к свалильщикам. Жаль. Мне будет вас не хватать.

– Осталось только уговорить Настю.

– А мы как раз хотели пригласить вас к себе на ужин. Вы с Анастасией очень понравились Оле.

– Да? Приятно слышать. Я думаю, мы сможем найти время, чтобы сходить к вам в гости.

– Ладно. Если вы так решили, то не буду вас отговаривать.

Вечером этого же дня Власову позвонила Сорокина. Он совсем не ожидал звонка от неё.

– Слышала, что ты хочешь уехать, – говорила она. – Я понимаю тебя. Сама не в восторге от дороги, по которой идут товарищи.

– Ты хотя бы телевизор не смотришь наш. Это просто кошмар.

– Ой, как будто бы при советах всё было по-другому. Ты не расстраивайся особо, Миша. Я тут тебе чего звоню. Собственно посвящаю тебя в секретные протоколы мудрецов. Решено подготовить в России революционную ситуацию для смены парадигмы развития в сторону Европы.

– Да? Не ведись на эти слухи. Это старая кгбшная разводка. Закроют всех, кто будет активно продвигать эту линию.

– Что? – Сорокина рассмеялась, – Нет. Повышения градуса суверенно-патриотического и государственно-охранительного безумия необходимо для доведения ситуации в стране до абсурда. Чтобы после проевропейской революции ни один человек в России не исповедовал эти ценности, будучи в здравом уме. Берем пример с коммунизма.

– Хорошо звучит. Только я что-то сомневаюсь в реализации этого.

– Вообще на реализацию этого уйдет пару лет. Народ нужно подготовить к принятию правильных решений. Будем подготавливать дефицитом, карточной системой, безработицей, нищетой, топорной пропагандой, завинчиванием гаек, абсурдными решениями и другими прекрасными вещами из нашего советского прошлого. Благо инструментарий ещё сохранился. Пойдёшь ко мне в отдел работать заместителем? Денег платят гораздо меньше, но атмосфера как в начале десятилетия.

– Ты же вроде бы в Испании живёшь?

– Уже нет. Надоела мне Европа. Скукота. Да и забитые они все. А у нас жизнь бьет ключом. В историческую эпоху живем. Потом будешь детям своим рассказывать, как боролся против кровавого режима.

– Не знаю, Ярослава. Честно говоря, я уже всерьез намылился в Чехию.

– Ну, ничего. Я всё равно приму тебя на работу. В конце концов, ты тоже вернешься. Соскучишься по нашему бардаку и специфике.

– Ага. Удачи тебе и спасибо за всё. Ещё созвонимся.

– Угу. Сделают они революцию. Скорее просрут всё к чертям собачим. Как в своё время это было с Национальными Проектами и этой модернизацией, – думал Власов.

Был пасмурный весенний день. Власов прогуливался по заброшенному приусадебному парку вместе с Анастасией. В этот раз она одела черный готический корсет, короткую черную юбку, на ней были чулки в сеточку и черные кожаные сапоги на каблуках. Её облик бы показался Власову вульгарным, если бы они прогуливались в людном месте. Её светлые волосы были небрежно уложены.

– Помню, нашла это место, когда летала по окрестностям. Я тогда ещё с одним приятелем поругалась.

– Довольно унылое местечко.

– Тут так тихо.

– Мне всегда хотелось узнать у тебя, чем ты будешь заниматься в жизни, когда поймёшь, что ничего не сможешь сделать с нашей российской реальностью?

– Вернусь домой, – с грустью сказала она. – Я не хочу об этом думать, Миша.

– А ты не хотела бы посмотреть мир? Европу посмотреть?

– Нет. Я понимаю, к чему ты клонишь. Я остаюсь в России.