Нужна женщина - настоящая

Я тогда действительно была влюблена по уши и верила в вечное счастье. Вот только боль, что я испытываю сейчас от потери Прохора дает мне понять, что до этого момента, я никогда никого не любила.

— Слушай, а ты что антидепрессанты принимала? , — вдруг вырывает меня из мыслей ее звенящий напряжением голос.

Я удивленно поднимаю брови, напрягая мозг и вспоминая, когда я вообще что-то принимала, помимо противозачаточных.

— Нет вроде, вот только… — достаю и протягиваю ей таблетки.

— Ого, — сразу говорит Диана, рассматривая пилюли, сквозь стильные трапециевидной формы очки. — Это кому, ты так дорогу перешла, что тебя свести с ума решили?

— В смысле, — она меня пугает. — Объясни!

Сразу смотрю на играющего в телефон Вову. Убить? Меня? А как же мой мальчик без меня?

— Это тоже противозачаточные, но такие рекомендуется принимать не чаще раза в три месяца, — поясняет она. — Они вызывают месячные и при долгосрочном применении могут не только лишить тебя возможности стать матерью, но и вызвать острую шизофрению, а в отдельных случаях рак груди.

— О, боже! Это…

Кто-то из домашних. Даша хотела, чтобы я вела себя неадекватно и не верила Прохору.

— Ты можешь подать заявление в милицию, правда ничего не докажешь.

— Не надо милиции. — дрожу от воспоминаний от холодной темной камере. — Все же закончилось.

— Как знаешь, — пожимает она плечами в сверкающем белом халате и поднимается набирая номер в телефоне. — Лучше сделать промывание желудка. От греха подальше.

Я согласилась остаться в клинике и промыть желудок физ раствором через вену, отправив ребенка своей маме. Судя по голосу в телефоне, она за меня переживает и будет рада посидеть с внуком.

Лежа в новенькой клинике, поедая вкусные обеды (хорошо, когда Директор твоя подруга) я размышляла стоит ли звонить Прохору и все рассказывать. Долго размышляла, почти не отзываясь на вопросы медсестер о своем самочувствии.

Пришла к выводу, что Прохору это не нужно. Я ему не нужна.

Пора строить новую жизнь. Без мужчин. Без любви. Со струёй душа.

Так я живу, почти неделю, устраиваюсь в местный магазин администраторов, хотя чаще при этом стою за прилавком, отдаю Вову в местный садик.

И вроде бы неплохо, вроде бы хорошо, если бы не так дерьмово на душе и в сердце.

Умываюсь слезами почти каждое утро, живу на автомате, существую (кажется даже одежда стала висеть) пытаясь забыть прошлое. Пытаюсь, да, но оно находит меня само.

Закрываю магазин стандартно в десять вечера, думая о том, что меня ждет еще одна одинокая ночь, как вдруг на плечо ложится чья-то тяжелая рука.

— Здорова, Лаврова.

Глава 29. Олеся

Я резко оборачиваюсь на звук знакомого голоса. Голоса, которого звучать здесь не могло никак.

Ведь Дима тюрьме? В тюрьме же?

Но это был он. Потрёпанный с дороги, с дико вращающимися глазами, похудевший, но он. Мой муж.

— Дима, что ты здесь делаешь? — вопрос был рациональный, учитывая нашу последнюю встречу и его пребывание в местах не столь отдаленных. Тем не менее, он кривится:

— Что, любимому мужу не рада?

— Ты издеваешься? — иду я в сторону, но он резко разворачивает к себе. — Ты подставил меня! Ты мне ничего не сказал! Заставил бояться тюрьмы! А теперь появляешься и спрашиваешь, не рада ли я любимому мужу?! Да пошел ты! — кричу в сердцах ему в лицо.

Вырываю из его хватки руку и делаю несколько шагов в сторону, но его следующие слова просто взрывают мне мозг.

— Я люблю тебя. Все это было ради нас.

Весь мир сужается до уровня этих таких вроде бы нужных, и одновременно таких жестоких слов. Я уже не вижу, как медленно кружится влажных ветер, не чувствую биения собственного сердца. Все меркнет, и только гнев вспышкой во мне взрывается, и я оборачиваясь с размаху бью мужа за слова, которые он никогда не произносил без мольбы и угроз.

— Скотина! Подонок! Ради нас?! Ради нас?! Преступником ты стал ради нас?! Или меня подставил ради нас?! — продолжаю лупить этого дебила, понимая; я больше не люблю его. Я никогда его не любила. Нельзя любить того, для кого ты лишь грязь под ногами.

— Да, прекрати! — отпихивает он меня. — Тебя бы отпустили, тебя и так отпустили. А у нас были долги! Это был хороший шанс вырваться из кабалы банка. А сейчас мы можем рвануть на Украину. Там нас не будут искать. Я уже знаю как получить политическое убежище.

— Нет, — качаю я головой, даже думать не хочу, чтобы видеть его. Долги. Но ведь больше нет никаких долгов. А он даже не проверил. Не подумал проверить.

— Я мог уехать без вас с Вовкой, но я вернулся. Поехали со мной, Лесь. Поехали, любимая, — берет он мою руку и впервые за много лет нежно целует. Так, как не было даже в цветочно-конфетный период. Неужели и правда любит?

— Ты же вернул деньги, — мне стало интересно куда бы он без них поехал. Или где спрятал.

— В прошлый раз я спрятал их на вокзале в ячейке с кодом. Твой день рождение между прочим.

— Дим… — умиляюсь такой гадости и сама себя за это ненавижу, но и вернуться к нему не могу. Уже не могу.

— Олеся, ну поверь мне. Все ради нас. Поехали за Вовой и заживем на широкую ногу.

— Постоянно в бегах и страхе? Потом снова терпеть твое скотское отношение? — поднимаю брови, вытаскивая свою уже похолодевшую руку из его ладони и обнимаю себя за плечи.

Озноб бьет все тело, заставляя сотрясаться его, то ли от холода, то ли от того что происходит.

— Какое скотское? Да? я на руках тебя носил, — совершенно искренне удивляется он.

Я не сдержавшись, смеюсь. Как легко забыть все плохое, да? У Димы всегда была удивительная способность выкидывать из памяти то, что ему вроде бы не нужно, зато помнить все плохое по отношению к нему.

— Нет, Дима, теперь точно нет. Уходи сам, забирай деньги и уходи. Но я с тобой не буду. Я не люблю тебя. Больше не люблю, — делаю шаг назад, мысленно прощаясь с тем немногим хорошим, что нас связывало. Но вдруг вижу, как его взгляд из умоляющего превращается в озлобленный и бешеный.

Движимая инстинктом самосохранения, разворачиваюсь и делаю ноги.