Нужным быть кому-то

– Посмотрю, что и как, оценю, реально - значит, сделаем.

Неделя проскочила быстро: Калинин свел Макса с Толиком, другом Горшкова, нашли архитектора, тот собрался вместе с ними поехать, посмотреть, что и как с домом, Марь Иванна собирала самое необходимое, Феля тоже была в предвкушении.

Лёшка звонил и докладывал деду все новости, самая важная - у Вари вылез зуб и она тоже научилась свистеть - ввела деда в ступор: его тихие, послушные девчушки и вдруг свистят?

Калинин хохотал: - То ли ещё будет!

В пятницу загрузились и поехали, долго выбирались из Москвы - пробка была огроменная, приехали ближе к десяти вечера, внучки встретили деда веселым посвистыванием.

А Лёха серьёзно здоровался со всеми за руку, потом не выдержал и обхватил Фелю:

– Феля, я так рад, что ты приехала! А то засохнешь там скоро, в городе-то. Мы с Валей договорились с дедом Аникеевым, молоко козье для вас и детей брать, полезное же.

Затем начали с мальчишками шустро перетаскивать небольшие коробки, Марь Иванна только руками всплескивала:

– Деточки, да какие ж вы большие без меня стали, деточки, а свистеть-то нехорошо. Мальчик, мальчик, поставь, это тяжелая коробка. Мужики, вон, донесут!

Баба Таня и Валя навели порядок в доме, перестирали и пересушили все вещи, жара спадала к ночи, отцветающий жасмин ещё одуряюще пах... Марь Иванна тут же начала застилать кровати, народу-то много. Феля, как кошка, принюхиваясь, потихоньку обошла весь дом. Пошла во двор, долго стояла, смотрела на речку и открывающийся с бугра вид.

– Ну что, Феля, правда, хорошо здесь?

– Лёш, место красивое. А дом как из моего детства, особенно половички умилили.

– Я знал, что у нас с тобой вкус сойдется! Теперь по коням к бабе Тане, там варево-жарево ждёт!

Оставили разборку кастрюль-поварёшек на завтра и толпой пошли к Шишкиным. Там уже собрались все: Валя, Ульяновы и Ванюшка, что-то громогласно рассказывающий ржущим соседям. Отдали привезённые припасы бабе Тане, перезнакомились и уселись за стол, под яблоней.

Козырев про себя опять поразился, как же легко вписывались все приезжающие в Шишкинскую компанию, как будто старые знакомые приехали.

Феля, дама суровая и ехидная, тут, после пары лафитничков калиновки, размякла и сидела с блаженной улыбкой на лице.

Марь Иванна уже вовсю спрашивала что, где и почем у бабы Тани и Томы, Ванюшка травил байки, дети опять задрёмывали за столом...Отвели детей спать, Ванюшка поманил мужиков за собой.

– Маманя, мы сгоняем на Малявку, искупнемся, вода сейчас - самое оно! Купались долго, ухали, дурачились, архитектор, молодой парняга, сначала настороженно сидевший с краю стола, в речке расшумелся и дурачился больше всех.

Заявились ближе к двеннадцати, "деушки" и Ленин гоняли чаи из самовара, дети спали, идиллия...

Незаметно исчезли Калинин и Валя, никто ж не заметил, только Ванюшка задумчиво протянул:

– Мамань, Илья-то приедет ли? А то и зя...

– Цыц, не сглазь!
– цыкнула на него баба Таня.

– Молчу! Молчу! Молчу!
– голосом старика из 'Морозко' ответил сын, все рассмеялись.

– Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?
– спросил Козырев.
– Пошли-ка мы спать.

Долго прощались, благодарили Шишкиных и Ульяновых и неспешно пошли в дом.

– Сплю на новом месте, - хохотнула Феля, - ну как жених приснится невесте? Чё тогда делать-то будем?

– А замуж отдавать, - выдала бесхитростная Марь Иванна.

29.03.

Калинин весь вечер сидел как на иголках и, улучив момент, шепнул Вале:

– Пойдем, погуляем?

Та согласно кивнула, и они улизнули, не заметив, что зоркая баба Таня как бы случайно перекрестилась.

Пошли в сторону речки, молчалось, как всегда, легко. Валя, ойкнув, оступилась, и Палыч в минуту поднял её на руки:

– Вот так и буду всю оставшуюся жизнь на руках держать, не отпущу! Послушай, пока у меня запал не кончился...Я долго думал, как сказать тебе, что я... ну, нет мне жизни без тебя, понял, вот, всего за месяц, что так долго судьба мне мою половинку подбирала, потому что ты была где-то далеко... И я рад, что ты оступилась, нет не в том смысле... а вот выпало счастье тебя на руках подержать... В общем, не умею я красиво говорить, но если у тебя хотя бы симпатия ко мне имеется, то... выходи за меня замуж, Валечка, а?

Та молчала, переваривая такое признаие.

– Да, я понимаю, старше, шрамы страш...
– она закрыла ему рот рукой:

– Поставь меня и послушай!

Калинин осторожно поставил её на землю и приобнял за плечи.

– Какой же ты дурак, Калинин, что ты к шрамам прицепился? Если хочешь знать, когда ты детей привёз и я увидела твою шею, первой мыслью было:...как же ему больно-то было, так хотелось погладить эти все твои рубцы...

Палыч неверяще смотрел на неё: -Девочка моя, маленькая, правда?

– Ещё раз дурак! Я же тоже боюсь,.. боюсь в тебе разочароваться... но Лёшка постоянно говорит, что Палыч мужик надёжный, и я, как ни странно, верю ему. Глупенький Калина, - она поднялась на цыпочки и легонько провела по рубцу на шее, - наконец-то я могу дотронуться и пожалеть тебя, пожалеть всем сердцем. Знаешь, я тогда была совсем мелкая, когда ты их получил, не суждено было быть с тобой рядом, как говорится, и в горестях, и в радости. Но сейчас-то уж оторвусь, все твои шрамы и шрамики теперь и мои!

– Правда?
– враз охрип Палыч, - Валечка, ты согласна?

– А то, кто ж такими мужиками бросается, - засмеялась Валя.

Он опять подхватил её на руки и закружился с ней. -Я никому, кроме мамки и сестричек, не говорил, что люблю... как же я счастлив. Люблю тебя, солнышко!
– он осторожно взял в ладони её лицо и начал тихонько целовать, приговаривая: - Не отпущу... никому не отдам... долгожданная моя...Моя!!!

Валя таяла от его нежных поцелуев, сама льнула к нему,прижимаясь всё крепче. Скоро между ними не осталось пространства..--. -Не могу больше...
– простонал Володя на минутку отрываясь от таких сладких и желанных губ, и с удивлением понял, что она улыбается...
– Что?