Няня по принуждению

— Не бегала бы — не подвернула тогда.

Я чувствую себя маленькой, хрупкой статуэткой в его руках. Мелькает странная мысль — за что Мирослава вышла за него замуж? Это был договорной брак? Её продали? Украли? Говорил ли он ей ласковые слова? Почему-то мне не верится, что этого человека можно за что-то любить. Он равнодушен и холоден, как машина. Если б я была его женой — повесилась бы перед первой брачной ночью.

— Амир!

Я вздрагиваю. О, Господи, только не его отец. Меня начинает колотить от страха, только от одного голоса. Амир останавливается и поворачивается к нему. Я впервые замечаю, насколько они похожи: черты лица, манера держаться, телосложение и даже голос. Почему я сразу не поняла?

— Мои ребята уведут её, отпусти, — равнодушно произносит отец Амира, будто говорит не обо мне, а о какой-то вещи, — сам пройди в дом.

«Нет»— молю мысленно я, — «никуда меня не уведут! Лучше уж я буду притворяться женой Амира, пусть хоть запрет меня в комнате, я как-нибудь найду потом способ убежать и спрятаться так, что меня никто не найдет. У Мирославы же удалось!»

— Нет, — просто произносит Амир, и я вдыхаю, — ей надо к врачу. Прости, вечером приеду.

— Оставь, говорю. Это теперь не твоя забота.

— Она все ещё мне жена. Поэтому это по-прежнему моя забота. — приподнимает брови Амир. Если бы я говорила с его отцом, то уже давно пищала бы, как мышка, от его жёсткого голоса. Но тон Амира абсолютно ровный.

Отец Амира подходит к нам и я сжимаюсь на руках у мужчины.

— Она опозорила нашу семью, — резко произносит он, сверкнув глазами, — её закопать мало! Если не хватает духу избавиться от гулящей девки — я это сделаю. Найдём тебе нормальную жену, покорную и тихую.

— Я сам с ней разберусь. Хорошего вечера, отец.

Лицо мужчины мрачнеет, словно в душе у него поднимается буря, когда Амир разворачивается и уходит со мной на руках. Я лежу, ни жива ни мертва. Дом его отца, который мог бы стать мне тюрьмой, отдаляется и вскоре скрывается за оградой, оплетенной виноградными лозами.

Амир подходит к машине, возле которой дежурит Лысый. Можно сказать, я даже немного рада им. Кажется, у меня развивается Стокгольмский синдром.

Лысый открывает дверь, и меня сажают внутрь. Я пытаюсь откинуться на сиденье, охаю, потому что спину жжет, будто я ею по асфальту проехалась, смотрю на запястье и понимаю, что ко всему прочему швы тоже разошлись.

Амир садится напротив, машина трогается. Я жду, когда он начнет высказывать мне все, что думает о моем побеге или угрожать… но он молча смотрит за окно. Это-то и пугает больше всего.

Но людей, от которых хотят избавиться, ведь не носят на руках? Только эта мысль немного снимает напряжение. Впрочем, следующая заставляет меня снова беспокойно ерзать по сиденью: есть и другие неприятные способы наказать человека за непослушание. Вряд ли мне понравится, если сейчас из одного подвала я попаду в другой, пусть и Амир перенесет меня туда таким же способом.

— Не ерзай. Раздражает, — слышу я голос Амира, — и телефон сюда давай.

Чтоооо?!

Я опускаю взгляд вниз. Если пристально смотреть мне прямо в декольте, то, конечно, можно заметить серебристую полосочку гаджета.

— У меня нет телефона, — бормочу я, — Вы его разбили.

— И под майкой нет? Я могу проверить.

— Вы смотрели мне в вырез футболки? — с вызовом интересуюсь я, отчего Амир в ответ приподнимает иронично бровь.

— Да, смотрел. Если бы ты была в нормальной одежде — я бы ничего не увидел. Мирослава, доставай телефон.

Мирослава! Я с шумом втягиваю воздух сквозь зубы. Он продолжает играть роль! Зачем? Я бросаю взгляд за его спину — мы закрыты перегородкой от водителя — так почему он и без свидетелей называет меня именем своей сбежавшей жены?

— Вы знаете, что я не Мирослава, — произношу я, стараясь сделать голос твердым, — еще вчера вы это выяснили, иначе бы действительно убили Володю! Он мне все рассказал! Зачем вы меня называете этим именем?!

Я замолкаю, потому что Амир резко подается вперед, и его взгляд заставляет меня напрячься.

— Ты рассказываешь мне, что в очередной раз сбежала к другому мужчине? Ты в своём уме?

— Боже… — я закрываю лицо руками, — вы хоть понимаете, что я не могу так жить?! Я чувствую себя сумасшедшей! Вы все знаете! Зачем вы продолжаете притворяться? Вы разрушили мою жизнь, перевернули все вверх дном и пытаетесь заставить меня поверить, что я другой человек!

Амир молчит и я убираю руки с лица. Он продолжает сверлить меня нехорошим взглядом, от которого у меня бегают мурашки — я понимаю, что злю его этими вопросами.

— Скажите, для чего вам это, — устало прошу я, — я просто хотя бы буду знать. Мне некуда идти, если хотите — я буду няней для вашего малыша, он мне нравится. На публике я даже могу сыграть вашу жену. Мы можем договориться, как нормальные люди, вы просто будете платить мне деньги за работу…

— Еще одно слово и я заставлю тебя замолчать, Мирослава, — холодно осекает меня Амир, — ты говоришь сейчас полную чушь.

— Ненавижу вас. Просто ненавижу. Вы самый настоящий садист.

Он криво усмехается.

— Твое право. Если хочешь выяснять отношения — делай это дома, — он склоняется еще ближе, и я инстинктивно отползаю назад, — мы обязательно поговорим, как только вернемся.

Сердце сжимает ледяная рука ужаса. Я точно поеду крышей. И мне осталось недолго — мы уже несемся по шоссе в сторону коттеджного поселка, где живет элита города, и где находится дом Амира, а стерлки на его часах неумолимо отсчитывают секунды до этого страшного момента.

Эпизод 21

Во дворе особняка я пытаюсь проскользнуть мимо Амира в дом, но он кладет тяжелую руку мне на плечо, останавливая.

— Куда?

— В комнату, — тихо бурчу я.

Хочу в комнату, чтобы запереться там. Самой. На замок. Подпереть дверь комодом и разговаривать с этим жутким человеком в щелку между косяком и дверным полотном. Может, получится договориться и найти компромисс.

— Я тебя ни секунду больше не оставлю одну, без присмотра, Мирослава, — произносит Амир, и я скриплю зубами.