Нью-Йоркские ночи
Шрифт:
Если ЛИНкс отправил своего посланника не сюда, а в офис, то ведь тот мог столкнуться с Ким…
Холлидей лихорадочно набрал ее код и, ожидая ответа, пытался сообразить, что именно следует ей сказать, когда она ответит. А она все тянула. Двадцать секунд, тридцать… минута… Она ведь должна быть в мансарде и ждать его, Холлидея.
Наконец Ким ответила:
– Хол? Я только что вернулась. Ты где?
От звука ее голоса у него на глазах выступили слезы. Ему хотелось крикнуть ей, что Барни умирает, но он понимал: такие вещи не следует сообщать по интеркому.
– Ким, слушай меня! Немедленно уходи из дому…
– Хол!
– Я все потом объясню, о'кей? Уходи из мансарды и иди в украинский бар на углу. Там и встретимся, но попозже.
– Хол, скажи хоть…
– Делай, что я говорю! – заорал он.
– О'кей, о'кей, Хол. Уже иду.
– Ким, прости, прости меня. Я все объясню при встрече. – И отключился.
И только потом подумал, что ЛИНкс ведь может контролировать связь. Надо снова ей позвонить. Набирая код, он чувствовал, как панический ужас сжимает ему горло, мешая ответить на знакомое:
– Алло?
– Ким, не ходи в тот украинский бар.
– Хол, объясни же, черт возьми, что происходит!
– Ким, слушай меня. Не ходи в украинский бар. Иди в тот ресторан, где мы ужинали позавчера. Не называй его сейчас! Нас могут подслушать. Иди в ресторан и жди меня там.
– Хол, нам что-то грозит?
– Нет. Да. Но если ты сделаешь, как я сказал, все обойдется. Встретимся позже, тогда и объяснимся. Я люблю тебя.
– И я тебя, – тихонько отозвалась Ким, в голосе ее звучал страх и недоумение.
Холлидей плюхнулся на скамью, испытывая невероятное облегчение. Тут ему в голову пришла еще одна мысль.
Интересно, у него развивается паранойя или это просто разумная осторожность?
Если ЛИНкс контролирует звонки, он узнает, что Холлидей изменил план. ЛИНкс воспользуется полицейскими камерами слежения, проследит за Ким от офиса до бистро Сильвио, пошлет своего порабощенного программиста, и тот будет ждать, пока объявится он, Холлидей.
Ему страшно хотелось немедленно броситься в Эль-Баррио, забрать Ким и спрятать ее в надежном месте. Но он понимал, что не сможет оставить Барни.
Казалось, он сидит в этом ненавистном коридоре уже целую вечность. Холлидей понятия не имел, в какое время он приехал в госпиталь. Наверняка к этому моменту уже должны что-нибудь сообщить о состоянии Барни. Холлидей огляделся, у кого бы спросить, но бесконечный коридор был абсолютно пуст.
Когда наконец появилась медсестра, он начал было говорить, точнее, открыл рот, но так и не смог произнести ни звука, чувствуя, что никак не отыщет слова, чтобы сформулировать вопрос. Он всего только хотел спросить: “Он выживет?”, но в подобных обстоятельствах эта фраза, да еще в адрес случайно проходящей сестры, будет выглядеть нелепо и, пожалуй, даже смешно. Больше всего ему хотелось сейчас спрятать голову и зарыдать, он так и сделает, но позже, не здесь.
Стеклянные двери распахнулись, и Холлидей поднял голову. К нему кто-то приближался, сердце замерло, потом застучало с натужной силой. Холлидей знал, что это мгновение он не забудет до конца своих дней.
Высокий седой мужчина сверху вниз смотрел на него.
– Мистер Холлидей?
– Как он? – Ноги вдруг стали как ватные, и он никак не мог собраться с силами и подняться.
– Мистер Холлидей, – еще раз начал врач и присел на скамью рядом с ним. Холлидей отметил про себя, что это должно быть дурным знаком. – Мистеру Клюгеру
была сделана серьезная хирургическая операция с целью удаления шести пуль из груди и желудка.Врач помолчал, но прошло еще несколько секунд, прежде чем Холлидей осознал смысл этих слов. шесть пуль…
– И хотя сама операция прошла успешно, мистер Клю-гер впал в состояние комы и был, соответственно… состояние комы… -…подключен к аппаратуре искусственного поддержания жизнедеятельности, а пятнадцать минут назад наступила клиническая смерть. Мне очень жаль, мистер Холлидей. клиническая смерть…
Холлидей бессмысленно смотрел на стеклянные двери, и когда врач начал сначала, он наконец услышал его слова.
Клиническая смерть.
Ему еще требовались пояснения, может быть, “клиническая смерть” – это всего-навсего медицинский термин, означающий, что пока есть надежда, что неким вмешательством, чудом еще можно спасти жизнь Барни Клюгера.
– Он… Барни?..
– Технически его тело еще живет с помощью аппаратуры искусственного поддержания жизнедеятельности, но в двадцать один час у мистера Клюгера наступила смерть мозга. Очень сожалею, мистер Холлидей.
Холлидей кивнул, не понимая, означает ли кивок то, что он воспринял информацию о смерти своего друга, или это ответ на бессмысленные извинения доктора.
– Можно… можно мне на него посмотреть?
– Поскольку вы являетесь официальным представителем мистера Клюгера, – глядя в сторону, проговорил врач, – нам требуется ваше согласие на отключение аппаратуры. Вам позволяется присутствовать при этой процедуре.
– Вы уверены… вы уверены, что ничего нельзя сделать?
– Мистер Холлидей, поверьте, мы сделали для сохранения жизни мистера Клюгера все, что возможно при нынешнем состоянии хирургической практики и медицинской техники. Больше ничего сделать невозможно. Разумеется, вы можете обсудить данный случай с моими коллегами.
Случай? Холлидею хотелось крикнуть, что жизнь Барни – это нечто большее, чем медицинский случай, но он просто кивнул и сказал:
– Я хочу увидеть Барни.
Следующие пятнадцать минут прошли как в угаре, и позже он смог вспомнить только какие-то смутные образы. Его привели в небольшую комнату, где лежал Барни. Он стал у двери, не сразу решившись войти, как будто ему предстояло ступить на чужую территорию, находиться на которой у него не было никакого права.
Дальше – провал, и вот он уже стоит у постели, где лежит Барни, и смотрит, смотрит… На Барни была синяя госпитальная одежда, из носа и рта торчат какие-то трубки. Было такое впечатление, что Барни просто спит, еще минута – и он очнется и с виноватой улыбкой начнет извиняться, что задремал на работе.
Холлидей помнил, что все время неотступно думал: еще несколько часов назад Барни был жив!
Шесть пуль…
Потом в памяти всплыли лица двух хирургов, но ни слова из того, что они говорили. Сколько Холлидей ни пытался, он так и не смог вспомнить, как согласился с их предложением выключить аппаратуру жизнеобеспечения, но он знал, что был там и держал тяжелую, все еще теплую руку Барни, когда один из инженеров дотронулся до экрана, хирург печально покачал головой, и Барни умер.
Он сделал распоряжения о кремации в четырехдневный срок, поблагодарил хирургов и служащую-китаянку и вьь шел из госпиталя в состоянии ледяного потрясения.