Ньюгейтская невеста

Даруэнт раздавил эти мысли, как раздавил бы паука, ползущего по полу. Он слишком хорошо помнил надменный голос Кэролайн в Ньюгейтской тюрьме, преследующий его в ночных кошмарах: «Вы, кажется, думаете, мистер Коттон, что я оказываю дурную услугу человеку, которому, прошу прощения, лучше поскорее умереть... Вы также полагаете, что я должна заботиться о его благе. С какой стати? Я его не знаю».

Даруэнт продолжал смотреть на Кэролайн, но улыбка исчезла с его лица.

— Перестаньте на меня глазеть! — Голос Кэролайн дрогнул. Она бросила губку в воду.

— Я ваш муж, мадам.

— Какая неожиданность! — отозвалась Кэролайн. Она знала это, как только услышала его голос в спальне.

Даруэнт снова улыбнулся и бросил взгляд на противоположную стену. Массивное позолоченное кресло с пурпурной обивкой стояло спиной к пустому очагу камина.

— Рад видеть, — заметил он, — что здесь нет ни халата, ни полотенца. Следовательно, ничто не помешает нашему разговору.

Даруэнт сел в кресло, почти касаясь ванны кончиками лакированных сапог. Кэролайн смотрела на него через плечо.

— Не будете ли вы так любезны оставить меня, сэр?

— Нет, мадам.

— Неужели в вас нет никаких инстинктов джентльмена? — трагическим тоном осведомилась Кэролайн. — Ведь я абсолютно беспомощна!

— Да, мадам, — кивнул Даруэнт. — Мне известно это счастливое обстоятельство. Хотя вы едва ли настолько беспомощны, насколько я был в Ньюгейте. Вы, кажется, полагаете, что я должен заботиться о вашем благе. С какой стати? Я вас не знаю.

Кэролайн не услышала эхо собственных слов или притворилась, что не услышала.

— Ведь вы мой муж! — воскликнула она.

— Вот именно. И я как раз вспомнил вашу нежную заботу обо мне. А также об одном из дел, которое хочу обсудить, — аннулировании нашего брака.

Кэролайн сидела неподвижно, положив руки на края ванны и глядя перед собой, так что он видел ее лицо в профиль.

— Я не хочу аннулировать брак, — заявила она.

— Безусловно, не хотите. Насколько я понимаю, ваше наследство зависит от такой незначительной детали, как наличие супруга. Тем не менее...

— О, наследство... — Кэролайн рассеянно пошевелила ногой под водой и отвернулась. — Неужели вы не можете придумать другую причину, по которой я не хотела бы аннулировать брак?

— Могу, мадам.

— Вот как? — Ее руки и плечи дрогнули, но она не повернула головы.

— Я задаю себе тот же вопрос, что задал мне сегодня мой друг Малберри, — задумчиво продолжал Даруэнт. — Почему вы так спешно вернулись из Брайтона, куда, я догадываюсь, по-видимому, дошли слухи, что меня сегодня оправдали?

— Значит, вы начинаете понимать?

— Разумеется, мадам. Все абсолютно ясно.

— Перестаньте называть меня «мадам»! Неужели вы не можете найти... более приятное обращение?

Даруэнт поднял в наигранном удивлении брови:

— Хотите, чтобы я называл вас «любовь моя»? Спасибо, нет! А в ваших устах приятное обращение было бы столь же неуместным, как искренний поцелуй. Как мне объяснили, чтобы добиться аннулирования брака, я должен заявить о причине, по которой вы решили выйти за меня замуж. Вас это не устраивает. Было бы гораздо проще убить меня.

Наступила гробовая тишина. Нижняя половина окна справа от Даруэнта была приподнята и удерживалась в таком положении колышком. Казалось, даже по затылку Кэролайн было видно, что она ожидала другого ответа.

— Убить? — воскликнула Кэролайн.

Эта гремучая змея — превосходная актриса, подумал Даруэнт. Минуту назад по ее тону можно было предположить, что она питает к нему нежные чувства. Это его забавляло.

— Убить? — повторила Кэролайн. — Значит, вы не понимаете, почему я вернулась из Брайтона.

— Отлично понимаю. С вашего позволения, мадам, я упомяну еще об одном обстоятельстве.

— Говорите.

— Когда я недавно вошел в этот дом, то забыл взглянуть на соседний — номер 36. Малберри сообщил мне сегодня, что он принадлежал Фрэнку Орфорду.

— Которого вы убили на дуэли?

— Которого я убил на дуэли, — солгал Даруэнт, — о чем, по-видимому, знает весь мир. Конечно, то, вы жили по соседству с Фрэнком, не означает, что вы были с ним знакомы. Но я думаю, что вы не только были знакомы, но и каким-то образом замешаны в тайну голубой кареты, сельского дома возле Кинсмира и мертвеца на стуле. Если убийца заколол рапирой одного человека, он может попытаться убить и меня. Несомненно, это бы вас удовлетворило.

— Должно быть, вы спятили. — Кэролайн казалась настолько ошеломленной, что даже не позабыла рассердиться. — Но вы, по крайней мере, могли бы соблюдать точность.

— Точность?

— Соседний дом принадлежит графу и графине Кинсмир — родителям Фрэнка.

— Возможно. Но, кажется, после смерти Фрэнка дом закрыт?

— По-вашему, он когда-нибудь жил там? Бедняга Фрэнк был настолько скуп, что предпочитал жить на Чепл-стрит. Городской дом Кинсмиров стоит запертым уже два года.

Даруэнт, задумавшись, опустил голову. Два дома — один в городе, другой в деревне — собирали пыль и оплетались паутиной с тех пор, как родители Фрэнка обосновались за границей.

— Тюрьма плохо на вас подействовала, — вздохнула Кэролайн, видя, что он расстроен. Ее голос смягчился. — Но не бойтесь, она не довела вас до безумия. Я признаю, что... возможно, вела себя скверно.

— Благодарю вас, — с плохо скрытым сарказмом отозвался Даруэнт. — Позвольте и мне признаться кое в чем. Каждый ваш взгляд и жест приближают меня к безумию куда сильнее, чем вы думаете. Если я еще хоть ненадолго задержусь в этой комнате, то без лишних разговоров схвачу вас и... осуществлю мои супружеские права. Но я не должен этого делать.

— Конечно, не... Почему?

— Потому что тогда брак никогда не будет аннулирован. Очевидно, это средство проще, чем убийство. Вот почему вы ведете себя как Афродита, не так ли?

Кэролайн от возмущения открывала и закрыла рот, не в силах вымолвить ни слова. Наконец к ней вернулся дар речи.

— Вы уберетесь из этой комнаты и из этого дома, чего бы это ни стоило! — воскликнула она. — Я ненавижу скандалы так же, как их всегда ненавидели Кинсмиры — даже Фрэнк. Но я не стану это терпеть. — Она протянула руку к шнуру звонка, свисающему с потолка возле ванны. — Я вызову горничную, слуг, и вас вышвырнут на улицу!