О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами

– Пол! – Рибу подошел ко мне и взял за руку.

Его собака крутилась в ногах. Так вдвоем они и проводили меня к столу, где я начал обход с рукопожатиями. Женщины тоже жали мне руку – видимо, потому, что для поцелуев я был слишком молод и слишком иностранец. Между нами лежала пропасть лет в тридцать, если не больше.

Было нестерпимо душно в этом абстрактном аквариуме. И неудивительно – солнце нагревало в нем воздух с первых дней мая, и вдобавок человек десять уже активно заменяли кислород табачным дымом.

Впрочем, кроме меня, никто, кажется, и не потел. Мужчины чувствовали себя вполне комфортно в своих воскресных рубашках, без пиджаков, а две дамочки и вовсе были в легких кардиганах. Я надел футболку, джинсы и вьетнамки, но чувствовал, что все, кроме вьетнамок, лишнее.

Мы подняли бокалы теплого красного вина и выпили за Ее Величество и в память о принцессе Диане (или леди Ди, как они ее называли).

Я активно участвовал в застольной беседе, отвечал на вопросы типа «Полагаю, в Англии нет такой жары?» или «Так вы живете в Париже?», в то время как мсье Рибу великодушно наблюдал за мной со стороны, словно я был бездомным щенком, которого выставили напоказ, чтобы подыскать ему новых хозяев.

Когда мэр наконец включился в беседу, все разом замолкли и обратились в слух.

– Видите вон тот дом, через дорогу? – сказал мсье Рибу. – Когда-то это было caf'e. И коммуна недавно выкупила его. Мы собираемся снова открыть там caf'e. Уже получили лицензию.

Все одобрительно закивали головой, и кто-то пустился в воспоминания о прежнем владельце кафе, который, если я правильно понял, повесился в саду на заднем дворе.

– И еще у нас маленький магазинчик, который работает по утрам, – продолжил мэр. – Но мы получили лицензию на торговлю табачными изделиями, так что теперь ищем, кто бы смог работать в магазине целый день.

– И по воскресеньям с утра, – подсказала женщина с другого конца стола.

– И по воскресеньям с утра, – подтвердил Рибу.

Я произнес поздравительный тост и пригубил вина, чувствуя, как оно сочится из моих пор капельками пота.

– У нас в коммуне живет один голландец, – снова заговорил мэр, – но он даже не пытается интегрироваться в нашу жизнь. Приезжает летом, на Пасху, иногда на Рождество, но он путешествует в автофургоне, так что все свое привозит с собой. Мы видим, как он разгружает свои банки с пивом, сыры.

– И PQ, – вставил кто-то, вызвав общий смех. Я знал, что PQ – это туалетная бумага. Сокращенный вариант «papier cul», или, как у нас выражаются, «arse paper» [68] .

– Но англичане не такие, – продолжил Рибу. – В Туле есть несколько английских семей, и они живут в своих домах почти весь год. Покупают местные сыры и вино.

– И PQ, – прибавил тот же человек, и на этот раз смех был еще громче.

– Они интегрируются, – сказал Рибу. – Вот почему Дордонь процветает. Англичане даже отдают своих детей в местную школу.

68

Бумага для задницы (англ.).

Улыбающиеся лица, казалось, подтверждали тот факт, что экономика Дордони обязана своим здоровьем исключительно мне.

– Так что мы счастливы, что вы решили сюда приехать. Вы первый, но стоит только одному англичанину появиться в коммуне, как потянутся и другие. Мы это знаем.

Со всех сторон ко мне по-прежнему были обращены приветливые лица, но настроение у меня заметно упало. О чем говорит этот Рибу?

– Мы уверены, что вы найдете то, что вам нужно, в одном из домов, которые вы посетили.

– Или в поле, – сказал Анри, поднимая бокал и многозначительно глядя в мою сторону.

– Да, – продолжил Рибу, – если вы предпочтете строиться, я могу гарантировать, что у вас не будет проблем с получением разрешения на строительство, если вы понимаете, что я имею в виду… – Смешки по кругу. – Точно так же не будет проблем, если вы захотите что-то переделать на английский манер. И разумеется, здесь все это намного дешевле, чем в Дордони.

Они все смотрели на меня с ожиданием. Я был уверен, что полуулыбка, прилипшая к моим промаринованным анчоусами губам, вот-вот отвалится и обнажится гримаса ужаса.

Как ни странно, я не подумал: «С чего они взяли, что я захочу провести остаток своей жизни в этой дыре?», – что было бы логично. Я уже успел отметить немало преимуществ жизни в деревне, где самыми серьезными источниками стресса были проблемы вроде «где провести сегодня ap'ero» и «куда девать пять тонн не подлежащих заморозке овощей и фруктов».

Нет, первое, о чем я подумал, было другое: я убью эту Бриджит. Она подставила меня – сначала пригласила соседей, мечтающих продать свое поле, а потом отправила с мэром в обзорный тур по окрестностям с прицелом на покупку недвижимости.

И следом – тут уж я ощутил настоящий ужас – пришла другая мысль: Флоранс. В тот первый вечер Анри и Жинетт, увидев меня, должно быть, решили: «Ура! un Anglais! [69] » – и дальше действовали экспромтом. Иначе они отвели бы меня смотреть поле днем, не так ли? Кто станет продавать дом или (как я предполагал) поле, когда не видно ничего, кроме полчищ мотыльков и комаров?

Должно быть, Флоранс знала, что происходит, когда вела меня в ту ночь по тропинке. И на следующий день, когда я уезжал, не подозревая о том, что меня будут насильственно откармливать клубникой все, кто хоть раз голосовал за Рибу. Наверняка она знала и о том, что меня ждет сегодня вечером. Хотя вряд ли каждый бойфренд, которого она привозила к Maman, удостаивался чести присутствовать на таком приеме муниципального масштаба.

69

Англичанин! (фр.)

Флоранс знала и о том, что в прошлом году я пытался – причем неудачно – купить дом в деревне.

Это был самый чудовищный подвох, какого только можно было ожидать от любимой девушки – а уж я, поверьте, чего только не натерпелся от подруг.

– Merci, merci, – пробормотал я, отчаянно пытаясь удержать на лице анчоусную улыбку. Я залпом осушил свой бокал и позволил Рибу долить мне вина. – Я очень… тронут. Ваши слова… – Я никак не мог подыскать подходящий глагол, чтобы закончить фразу. – Ваши слова по-настоящему… соответствуют.

Все радостно закивали. Все-таки это слово для них что-то значило.

– Но сейчас я должен возвращаться домой, – сказал я. – Бриджит приболела.

И подумал: «Слава богу, что я отравил ее. Какая блестящая отмазка».

– О, нет! – хором воскликнули присутствующие. Значит, они еще не слышали об инциденте с вербеной.

– Да, загадочная болезнь. Мы сами не знаем, в чем дело.

Я поднялся, улыбаясь во весь рот, как будто дантист пытался сфотографировать мои новые протезы, и на прощание тепло пожал всем руки.