О чем говорил мальчик

Витька-верзила задается: сильнее всех в лагере . Смеется, что у меня с подачи мяч до сетки не долетает. Все утро я сегодня тренировался – не выходит. Ну и пусть! И так проживу .

СПОРТ

Да, я тоже так думал. Наверно, потому, что так легче. Потому, что каждый день заставлять себя преодолеть инерцию, нежелание, усталость - трудно. И я, учась в институте, успокаивал себя: я буду врачом, а крепкие мышцы и тренированное сердце нужны лишь футболистам.

Каждое утро, выходя из дома на Смоленскую площадь, чтобы ехать в институт, я видел, как два моих однокурсника выбегали на мостовую и, не отставая от трамвая, бежали до самых институтских ворот - несколько километров. Постовой милиционер приветливо махал им рукой. Оглядывались удивленные прохожие. А я, снисходительно окликнув их из окна вагона, удобно устраивался, раскрывал книжку. «Чудаки!» - думал я, посмеиваясь. То были Серафим и Георгий Знаменские. 16 июля 1941 года мы снова встретились с ними в Московском добровольческом комсомольском полку. А вскоре после этого началась и моя спортивная карьера.

Из состава нашего полка формировались первые Десантные партизанские отряды. Пешком, на самолетах, а зимой на лыжах пересекали они линию Фронта, уходили в тыл врага. Командиры, отбирая Добровольцев, предпочитали спортсменов. Миновал почти месяц, а меня все еще не зачисляли ни в один отряд. Послали на практику в хирургический госпиталь. Прошел еще месяц. Немцы приближались к Москве. А я все еще не был в бою. Я приходил в отчаяние. И вот наконец однажды ночью в дверь моей комнаты в общежитии постучался вестовой:

–  Довольно учебы! В восемь ноль-ноль явиться в штаб.

–  Есть!

У двери в кабинет генерала меня поджидал старший лейтенант - высокий, темнолицый, с дикими глазами. Схватил за руку, затормошил:

–  Наконец! Слушай, доктор, я не ошибся, ты спортсмен?
– У него чуть заметный восточный акцент.- Понимаешь, особое задание. Отбираем самых крепких. У тебя какой вид - легкая атлетика? Ну? Что ты молчишь?

Это ужасно, сейчас он поймет, что ошибся, и меня снова оставят в тылу. С горькой завистью вспоминаю моих товарищей, которым я когда-то с такой насмешливой снисходительностью кивал из окна трамвая.

–  Видите ли… я, собственно… окончательно еще не определил вид… Я, собственно, с братьями Знаменскими… так сказать, вместе занимаюсь…

–  О, Знаменские! Значит, бегун! Великолепно!- кричит старший лейтенант и тащит меня в кабинет.- Стайер, нет? Спринтер? Как раз то, что нужно! Заходи!

Так я оказался в отряде, в котором тридцать два рекордсмена и чемпиона страны по различным видам спорта и тридцать третий - я.

Задание действительно особое. На полпути между Москвой и Можайском в лесу роем землянки. Если немцам удастся подойти вплотную к городу, мы уйдем под землю, чтобы выйти у них в тылу. Землянки должны быть глубоко под землей, с прочной крышей из трех слоев сосновых бревен, с мощ-ным слоем земли. Расчет такой, чтобы они выдержали тяжесть танка…

И вот ясным осенним утром, в глухом лесу, мы роем, пилим, рубим. Тут распределение труда: чемпион мира по штанге Николай Шатов таскает огромные стволы в медной чешуе. Семикратный чемпион страны по гребле Саша Долгушин, по плечи в земле, неутомимо кидает лопатой. Я рою землянку для медицинского пункта рядом, углубился по щиколотку. Но силы уже иссякают. Пот льет с меня. Ладони в волдырях. Спину ломит, будто танк уже проехался прямо по мне. В голове тупо стучат бессвязные мысли.

–  Какая красота вокруг! А, доктор?
– радостно восклицает Долгушин.

Я со стоном разгибаюсь, озираюсь по сторонам. В глазах у меня дрожат мириады сверкающих капель.

–  Э, доктор, ты, я вижу, не гребец!
– говорит Долгушин, и из розового тумана наплывают на меня добрые голубые глаза. Он стоит возле меня, свеженький, веселый, наблюдает за моими судорожными упражнениями.- Видишь ли, ты тратишь в сто раз больше усилий, чем это требуется. Знаешь, чем я беру в соревнованиях? Экономией. Ищу в гребле каждый миг, когда можно расслабить мышцы. Работают руки, даю отдых мышцам спины. Тяну спиной, отпускаю бицепсы. А ты сейчас разогнулся, работает спина, зачем так вцепился в лопату?

–  Да, да, сейчас, я просто забыл, задумался…- бормочу я, расслабляю мышцы, роняю лопату, н земля оглушительно сыплется обратно в яму.

–  Ну, вот что, я за тебя тут покидаю,-ласково говорит Долгушин,- а ты выбери работу по своему виду спорта.

Да, пожалуй, так от меня будет больше пользу быстро соглашаюсь я и отправляюсь обрубать ветви на поваленных деревьях.

«Э-эх, раззудись плечо, размахнись рука!» - вспоминаю я и лихо замахиваюсь топором. Шлеп! Топор скользит по сучку. Топорище, выламывая мне пальцы, вырывается. Я теряю равновесие и падаю лицом в колючие иголки.

–  Э-э, доктор, ты, я вижу, с диском не в дружбе!-посмеивается рекордсмен, метатель диска Леонид Митропольский и подбирает мой топор.

Делаю еще несколько попыток найти дело по себе, но результат один и тот же.

–  Сразу видно, ты не штангист!
– говорит мне Шатов и подставляет под бревно плечо.

–  А я думал, ты по велосипеду!..- разочарованно тянет известный в стране гонщик Зайпольд и подменяет меня на очередной работе.

Так как снега еще нет, кто-то высказывает предположение, что доктор - лыжник. Но долго ожидать подтверждения не приходится.

За одну ночь белый пушистый снег надежно маскирует и лес, и наше будущее жилье. Все чаще над нами с ревом проносятся самолеты с черными пауками на крыльях. С запада идет гул канонады. Фашисты рвутся к Москве. Десятого октября гитлеровский десант прорвался к Кубинке, поджёг крайние Дома. Может быть, пора нам забираться в наши норы?

Командир отдает приказ: отряду выйти в полном составе в лыжную разведку.

Не стоит рассказывать о том, как я на виду у всего отряда подгонял крепления к ботинкам. Как то и дело прищемлял себе «лягушкой» пальцы и, наконец, уселся в снег и потом долго не мог поднять-ся. За все двадцать пять минут, пока я «готовился» к походу, никто ни разу не засмеялся. Но вот и я в строю, и я - на лыжах. Сначала я двигался в середине цепочки. Потом почему-то как раз в том месте, где шел я, цепочка разорвалась. Когда идущие впереди останавливались, просвет между нами сокращался. Когда они двигались, просвет снова увеличивался и после каждой остановки становился все больше н больше. Будто пружина растягивалась.

Сперва я думал, что просто шаги нужно делать как можно шире. Но на какой-то коварной кочке одна моя нога неожиданно устремилась вперед, а другая почему-то не хотела двигаться. Я сделал очень эффектный шпагат на снегу. Ко мне протянулось шесть палок, я ухватился за них и с трудом собрал ноги вместе. Тогда я решил, что нужно делать шаги короче и чаще. Ноги мои замелькали, как спицы в колесе. Лыжи захлопали по снегу, как трещотки. Палки взрывали фонтаны снега. И тут я с удивлением увидел, что товарищи один за другим неторопливо обходят меня и скрываются впереди. Это было как во сне.