О чём не говорил Конфуций
Шрифт:
Реки мою могилу воды долго обмывали.
Я умерла, когда мне девятнадцать всего было,
И здесь мои родители меня похоронили,
Они меня за чистоту с поэзией любили,
Но мои кости здесь течением размыло.
Мне раньше это место нравилось, я любовалась
Высокими горами, гладью водной в день погожий,
В тиши, здесь находясь, поэзии я предавалась,
Наверное, мы друг на друга душами похожи.
Я умерла, но жизнь я долгую здесь проживаю,
Мой дух и ум мой с красотою этой возродились,
Душой
Хочу предупредить вас, чтобы вы поторопились,
Ведь завтра вы умрёте и останетесь со всеми
Здесь, так как шторм повсюду необычный разразится,
Вам нужно быстро уезжать отсюда, скорей скрыться,
Найдут ваш труп средь тех, с кем были вы, трудились с кеми.
Я говорю вам, так как мы одною дышим страстью.
Вам нужно быстро на другой корабль сесть, убраться,
Иначе вряд ли избежите завтра вы несчастья,
Быть может, мы начнём ещё когда-нибудь встречаться».
Проснувшись, тут же начал Фан в дорогу собираться,
Нашёл корабль и домой немедля возвратился,
В тот день узнал, что на реке шторм с ливнем разразился,
Погибла тысяча – никто в живых не смог остаться.
Фан потрясён был и напуган после этой вести,
А через год увидел сон, где дверь ему открыли
Два тёмных существа, он очутился в странном месте,
Где, будто, клерки в чёрном с осужденьем говорили:
– «Фан обещал сжечь много тысяч денег за спасенье,
Но до сих пор не сжёг их, и нарушил обещанье».
Фан в тот же день пошёл в храм, богам сделал приношенье,
Но ночью клерки в чёрном вновь просили подаянье.
Фан согласился сжечь ещё им, и уже собрался,
Чтоб в храм пойти, но, пообедав, задремал немного,
Вдруг видит, стоит Танься, улыбаясь, у порога,
И говорит: «Я рада, что ты невредим остался,
Пришла к тебе, чтоб выразить своё я поздравленье,
Что ты остался жив, тебя повсюду я искала,
И адрес твой от клерков чёрных только что узнала,
Которые здесь богатеют за счёт приношений.
Тогда погибли многие. Была неразбериха,
Когда имён погибших списки в спешке составляли,
И списки эти все по департаментам гуляли,
Мне просмотреть их удалось все незаметно, тихо.
В одном из этих списков твоё имя мне попалось,
Но вычеркнула я его из списка незаметно,
Так что, тебе, я думаю, жизнь долгая досталась,
Но жить ты должен средь других всех тихо, неприметно.
В связи с чем ты, как будто бы, бессмертье получаешь,
Моя душа бессмертна тоже, сотни лет жизнь длится,
Мне одиноко, я хочу с тобой соединиться,
Так как ты теми ж качествами всеми обладаешь.
Я обучу тебя искусству вечного дыханья,
И сможем мы вполне жить как супруги в этом мире
Среди живых и вместе путешествовать в эфире,
Любя друг друга, но
без страстной похоти страданья».Затем она заметила: «Когда клерки прибудут
К тебе, чтоб запугать тебя несчастною судьбою
И смертью, и просить пожертвованья снова будут,
Не обращай вниманья, так как ты сейчас со мною».
И с этих пор Таньсья у Фана дома поселилась,
И даже днём работу делала всю, как супруга,
Они стихи слагали вместе, и любя друг друга,
Всё время проводили вместе, и так долго длилось.
Со временем Фан начал уж без пищи обходиться,
Предвидел будущее, и всем делал прорецанья,
Так как небесные его ум заполняли знанья,
Им городок, где жил он, не переставал гордиться.
В конце концов, ей все живые люди надоели,
Мирская жизнь уже ей начала внушать презренье,
У вод Сиян лишь обретала умиротворенье,
Потом Тансья и Фан в другой мир, лучший, улетели.
7. Предостережение в День огня (1)
(О чём нем говорил Конфуций)
Был Цао Лай-инь (2) в царской академии Хайлине
Искусным составителем всех текстов и учёным,
Корпея как-то раз над свитком древности, мудрёным,
Заснул, увидел, стоит в зале некто посредине.
Высокий человек ему с почтеньем поклонился,
Назвал себя Хуаном Кунь-пу (3), именем известным,
Взяв за руку, повёл в какое-то пустое место,
И Цао в императорском дворе вдруг очутился.
Внутри его был благородный бог с лицом квадратным,
Одет по царственной династии в одежде модной,
В халате, шёлка тонкого, в накидке превосходной,
С гербом, из тех, что составляют цвет дворцовый, знатным.
Он Цао пригласил, сказав: «Из знати всей нас – трое,
А в Академии империи мы всех знатнее,
Давайте этикет дворца оставим мы в покое,
Считать не будем, кто меж нас богаче иль умнее».
Они друг другу поклонились и уселись.
Бог к Цао повернулся и сказал ему с почтеньем:
– «Позвал сюда вас с высочайшего я повеленья,
И рад, что вы по случаю в парадное оделись,
Я благодарен, что вы согласились к нам подняться,
В одиннадцать лет вы благой поступок совершили,
И боги вас служить на небо пригласили,
Вы можете незамедлительно за дело взяться».
Никак не мог припомнить Цао, что же в детстве было,
Что сделал он, чтоб заслужить такое поощренье,
Отказываться стал почтительно от приглашенья,
В конце сказал решительно, что бога рассердило:
– «Я не останусь здесь, так как живём мы очень бедно,
И дети молоды ещё, не время нам расстаться».
Хуану бог сказал: «Я вижу, говорить с ним тщетно,
Уговорите вы его, чтоб смог он здесь остаться».