О чём поют цикады
Шрифт:
– Я вас оставлю ненадолго, – мне надо было обдумать, как бы они не прознали о настоящем положении дел.
Выйдя на крыльцо, я оперлась о высокие перила и полной грудью вдохнула сладкий запах цветущей маттиолы. У меня всегда было особое отношение к ночным цветам, невзрачные, но такие душистые, они успокаивали после напряженного дня. А внешний вид… Что с него взять в ночной мгле?
Поток моих мыслей прервал звук открываемой входной двери. Часто моргая, чтоб привыкнуть к темноте, вышел Ник, а вслед за ним шагал мой папа. От его прежней суровости не осталось и следа.
– Думаете, кто-то решил так глупо подшутить? – брюнет задумчиво смотрел себе под ноги.
– Надеюсь,
– Но голос, он был так похож! – не сдавался упрямый Ник. – Мира, ты ведь сама слышала.
– Может запись, а может нам почудилось, – отводя глаза, предположила я. – Не зря говорят, у страха глаза велики. Ушами он видимо, так же не обделён.
– Ладно, светать скоро начнёт, – утомлённо улыбнулся нам Никита. – Рад знакомству, и извините за недоразумение.
– Заходи в гости, здесь тебе всегда рады! – похлопал парня по спине мой папа.
Я, молча, последовала за Ником до самой машины. Отец тактично скрылся в доме, дав нам возможность проститься.
– Это был насыщенный день, – моя жалкая попытка начать разговор потонула в зловещем карканье кружащего рядом ворона. Среди тенистых деревьев его было не обнаружить, даже такой ясной ночью, да и не до него мне было. – Прости, что всё так вышло, – всё же продолжила я.
Никита резко остановился, отчего я врезалась прямо в него.
– Ш-ш-ш… Не говори так, – брюнет развернулся ко мне и провёл костяшками пальцев по щеке, лаская взглядом из под полуприкрытых век. – Главное сейчас моя лесная фея рядом. Это того стоило.
Я смотрела на резко очерчённые лунным светом черты его лица, не в силах унять бешеного сердцебиения. Ник придвигался всё ближе, пока мы не встретились в своём первом, нежном поцелуе. Его мягкие губы ещё хранили едва уловимый привкус коньяка и слегка кружили мне голову, дразня обещанием чего-то большего.
– Я приеду, завтра вечером, хорошо? – глухо спросил Ник, целуя меня в висок.
– Буду ждать.
Предрассветное безумие
«Так больше продолжаться не может», монотонно стучало в моих висках уже несколько часов, в течение которых я так и не сменила позы. Я стояла у своего окна в одной пижаме, побелевшие от напряжения пальцы, намертво вцепились в выступ подоконника. Босые ноги давно затекли и были покрыты комьями земли и черепками разбитых цветочных горшков. Этой ночью я не сомкнула глаз. Я слышала её голос. Чарующий и жуткий шелест, он снова звучал в моей голове.
Моё нынешнее состояние можно назвать помешательством, если бы не одно «но», трещина, расползающаяся тонким кружевом на стекле. Не в силах отвести от неё остекленевшего взгляда, я пыталась разумно определить происходящее со мною. Рассвет расчертил позолотой паутинку, тянущуюся от скола. Она была реальна, а значит, о сумасшествии можно только мечтать. Как жаль…
Бледнеющий небосвод должен бы принести с собой облегчение, ведь мои ужасы обитали лишь в ночи. Впрочем, мне было хорошо известно, это не конец, а так, краткая передышка. Она вернётся с наступлением темноты. Вернётся за Яром.
Перед глазами, вспышками загорались обрывки предрассветного безумия.
***
«Ты слышишь?», слова из Её песни звенят в моей голове. Я пытаюсь уснуть, прислушиваясь к тиканью наручных часиков, они всегда меня убаюкивали. Только не в этот раз. В моё тревожное полузабытье врывается ещё один, на этот раз посторонний, звук – хлопанье мощных крыльев по хрупкому
стеклу.«… то звон по тебе…», теперь я стою у окна, со страхом уставившись в горящие алым пламенем бусинки глаз. Ворон неистово врезается в невидимую преграду, и я одной рукой смахиваю на пол горшки с геранью и алоэ. Я хочу открыть окно и прогнать его, моя рука решительно поворачивает оконный затвор, но в последний момент замирает.
«…погребальный». Меня начинает трясти, я, будто заново переживаю каждую секунду пережитого в лабиринте кошмара. "Я не хочу возвращаться!" одними губами шепчу в ночную мглу и, к своему ужасу слышу Её ответ: "твоя душа мне не нужна, она и так принадлежит мне". От этих слов я холодею до самых кончиков пальцев.
"Чего ты хочешь?", я почти не надеюсь получить ответ на этот вопрос, но он разрывает на части мой внутренний мир: "Ты ослушалась, глупая девчонка и теперь правила меняются. Я лишаю тебя права самой выбирать жертву. В час волка приведи мне славного, несчастненького Гришеньку. Пусть он зайдёт по своей воле, это важно".
"Нет!" мотаю я головой, как заведённая, "Нет!". Проклятый ворон, в очередной раз обрушивается на окно и, от мощного удара клювом, по стеклу расползаются трещины.
"Никогда", добавляю я вздрогнув.
"Иначе я заберу самое дорогое. Время пошло…".
Несущая смерть
Она не оставила мне выбора, с тоской понимала я встречая новый рассвет. Моя смерть не станет выходом, иначе долг повиснет на Яре, это я хорошо усвоила. Знать бы только, с чем я столкнулась. Как бы ни крутились жернова судьбы, всегда существует выход или, на худой конец, лазейка. И, как назло, сегодня воскресенье. Где я в этот день могла найти легенду о Бесовых сетях? Нигде. Хотя…
Спустя два часа я стояла перед покосившейся хибарой, на противоположной окраине города. Она возвышалась на бугорке, почти у самого болота и на первый взгляд была необитаема, если не обращать внимания на жиденький дымок, вьющийся из трубы. Странно, как по мне, для начала лета, хотя мне ли судить о странностях?
Я злилась на свои тщетные попытки проникнуть в поросший полынью двор. Меня не пускала туда небольшая, бурая дворняга, она заливалась визгливым лаем и была готова вцепиться мне в ноги, сделай я хоть шаг навстречу. Я знала, что хозяин её слышал. Чувствовала на себе его тяжёлый взгляд, из-за полупрозрачной, серой тряпки, служившей ему занавеской. Он не был рад моему визиту, и терпеливо ожидал моего ухода. Что ж, пусть так, мне не куда было спешить. Мне больше не у кого искать ответы.
Обитавший здесь мужчина был очень стар, никто не мог назвать его точного возраста. Он жил один, окружённый вековыми елями и зловонными болотами. Молва приписывала ему целительский дар и умение считывать чужие мысли, находились и скептики, что называли его шарлатаном. В любом случае, меня к нему привела совершено иная нужда, и уходить просто так я не собиралась.
Может он и мог слышать мои мысли, поскольку, стоило мне укрепиться в своей решимости не отступать, как хлипкая дверка с тягучим скрипом отворилась. На пороге стоял самый обычный сгорбленный старик. Он не стал приглашать меня в дом и даже не отозвал свою облезлую псину. Кряхтя и опираясь на самодельную, узловатую трость, дед доковылял до калитки и остановился напротив меня, не снимая удерживающий её крючок. Близоруко щурясь, он долго изучал моё лицо. Глубокая скорбь и сострадание читались в его блеклых глазах. Так смотрят на мертвецов.