О да, профессор!

И спросит он меня с надеждой в голосе: «А помните, Маргарита, как у нас с вами было?». А не помню, скажу ему, ничего не помню! А что было-то, Матвей Александрович? Развернусь и уйду в свое блестящее журналистское будущее.

Ой, чуть поворот не пропустили.

– Да, – вещал Матвей Александрович, глядя на дорогу. – Все останется между нами. Мне не нужны проблемы. Да и тебе тоже вряд ли пойдет такое на пользу. Давайте просто забудем это маленькое недоразумение.

Что? Нет, секундочку. Это я должна его забыть, а не он меня!

– Просто возьмем и забудем? – переспросила я.

– Да. Разве это сложно? – пожал он плечами, даже не глядя на меня.

Ну еще бы! Ему-то просто! У него есть весь шоу-биз, чтобы меня забыть. Значит, охмурил, а сам в кусты?

– Ладно, Матвей Александрович. Я никому не скажу, – процедила я с коварной улыбкой на губах.

Он с какой-то опаской на меня покосился, словно ожидая подвоха. И правильно, Мефистофель, демоническое чутье тебя не подводит.

– Но знаете, Матвей Александрович, кое-что мне не дает покоя…

Подался весь ко мне, превратившись в слух.

– Что, Маргарита? Скажите.

– Вот это.

Это был самый страстный поцелуй, на какой я только была способна. Нет уж, Матвей Александрович, меня вы запомните. А вот я вас – нет! И я обязательно найду кого-нибудь, кто будет также здорово целоваться. Потом. Когда-нибудь.

От чьих поцелуев тоже будет замирать сердце, а дыхание перехватывать. Ну не может же быть, чтобы только вы в целом мире так хорошо целовались? Почему мне кажется, что я сейчас умру от восторга? А вы это чувствуете, Матвей Александрович? Есть место раннему романтизму среди вашей серой экзистенциальной тоски?

Он вжал меня в кресло, перехватив инициативу на себя, словно отвечая на этот вопрос. Его руки не знали покоя, а язык творил что-то невероятное с моим ртом.

Его пальцы пробрались под толстовку, задирая ее до груди. Он обвел чашу бюстгальтера, и меня выгнуло ему навстречу, как по волшебству. Этот гад самодовольно хмыкнул, и это подействовало на меня, как ушат с ледяной водой.

Обеими руками я тут же уперлась ему в грудь, отталкивая от себя и тяжело дыша, скрестила наши с ним взгляды. Медленно облизала губы.

И сказала:

– Да, действительно, ничего особенного, что стоило бы запомнить. До свидания, Матвей Александрович!

Глава 6. Матвей

Проснулся со стояком. Привет, дружок, выдыхай. Ты здесь лишний.

В последнее время навязчивое напоминание о целибате стало раздражать сильнее обычного. Было же время, когда утром, прежде чем выпроводить случайную подружку, я славненько успокаивал собственный член с ее помощью. Лучше минетом. Чтобы потом не было повода в душ пускать.

Старые добрые времена.

Теперь вместо секса у меня была пробежка. Вместе ночи в клубе – лекции для оболтусов.

За окном было хмуро. Прямо как у меня на душе, но я накинул на голову капюшон толстовки и выбежал на улицу. Моросящий дождь не раздражал, скорее успокаивал, ноги отбивали привычный ритм. Это было привычно и умиротворяюще.

Стал вспоминать расписание занятий, планы семинаров. Группа Маргариты сегодня должна была подготовиться к практике по Фаусту. В любой другой день я бы немного воспрял духом. Всегда любил семинары по Гете. Не зря же выбрал его для диссертации, знал наизусть чуть ли не всю поэму и обожал цитировать при случае. Дамам, конечно. Конечно, тем, кто в лучшем случае узнавал в отрывках Евгения Онегина. Мне нравились эти легкие потаскушные одноразовые встречи. Меня вдохновляли музы на одну ночь.

Когда это закончилось и превратилось в пагубную привычку? Когда я пресытился и исписался? И зачем, черт подери, я повелся на пари с Бруштейном? Какой в нем смысл? Ведь был же какой-то. Теперь я не трахаю все, что хочется, но и вдохновения как не было, так и нет.

«Кто ищет, вынужден блуждать, Матвей Александрович», – прозвучал в моей голове голос Марго.

Я прибавил скорость и, конечно, сразу сбилось дыхание, закололо в боку. Уже через минуту пришлось перейти на шаг и двинуться к дому.

Черт, даже пробежку нормально не закончил из-за нее!

Я злился на Марго каждый день. Когда она приходила на занятия в джинсах и улыбалась мне ехидненько, приветствуя. Когда она приходила в юбке и едва кивала, отправляясь на свое место в конце аудитории.

Когда смеялась, флиртуя с однокашниками и когда сидела тихо, не участвуя в общих разговорах. Когда пила кофе в кафе на первом этаже и когда приносила в аудиторию бутылку минералки. Когда писала лекцию старательно и когда опять валяла дурака, практически не скрывая этого.

Я запретил себе звать ее в мыслях Гретхен или Маргаритой. Это было слишком ассоциативно даже для такого Мефистофеля, как я.

Вместо этого я стал звать ее Марго. Не Рита, как обращался к ней этот смазливый пацан. Марат… Как его там? Азаров? Все равно. Плевать. Только смотрел он на Марго, словно сожрать хотел. Возможно, я делал бы так же, но я на нее не смотрел. Почти. Старался не попасться. Вроде бы получалось.

Скинув дома промокшие шмотки, я встал под душ, потом оделся, взял кофе по дороге и нацепил очки на глаза, хотя солнца и не было. Обычный день. Ничем не хуже.

Ан нет, все-таки хуже!

Заглянув на кафедру перед занятиями, я просмотрел списки студентов по курсовым. Она записалась ко мне. Что за человек? Издевается? Зачем? Могла взять русскую литературу, языкознание – были свободные темы. Нет же…

Левицкая пожелала изучить художественную религию и социальные мотивы в раннем немецком романтизме. Ее рукой было приписано «на примере «Фауста» Гете».

Настроение и так не слишком хорошее, учитывая перспективы на ближайший час, упало ниже плинтуса.

Я ворвался в аудиторию в духе Мефисто. Сверкнул глазами на студентов, которые тут же начали рассаживаться, хотя до начала занятия было еще пару минут.

– Сегодня «Фауст», да? – обратилась ко мне подруга Маргариты. Кажется, Юля.

– Вы у меня спрашиваете? – огрызнулся я, приподнимая бровь. – Тема семинара была озвучена неделю назад. Не готовились?

– Эээ, – протянула она, вспыхнув от моего напора. – Готовилась, конечно, Матвей Александрович. Это я так… Говорят, вы защищали диссертацию по Гете.