О друзьях-товарищах

Многие причины вызвали спад вражеской активности, я не собираюсь не только анализировать, но даже и перечислять их все. Упомяну лишь о том, что успешное наступление Советской Армии заставило фашистское командование значительно отодвинуть от Волги свои аэродромы. Да и наша авиация в 1943 году хорошо обрабатывала известные ей вражеские аэродромы, с которых обычно поднимались самолеты-миноносцы.

Итак, где-то в конце июля мы окончательно убедились, что выходим победителями из минной войны на Волге. Не буду скрывать, кое-кто из нас подумал, что теперь траление пойдет более спокойно, что пора вспомнить и о распорядке дня.

Действительно, День Военно-Морского Флота (я тогда оказался в Саратове) был ознаменован парадом кораблей флотилии. Впервые с начала войны мы подняли на кораблях флаги расцвечивания!

Конечно, не обошлось и без ошибок, кое-кто от радости настолько ошалел, что умудрился поднять и запрещенные для расцветки флаги, но разве в этом было главное?

Однако снизить темпы траления нам не позволили: до нашего сведения довели приказ Государственного Комитета Обороны, согласно которому уже к осени этого же года Волга должна была быть полностью очищена от вражеских мин.

А мин, чья постановка нами была зафиксирована, на 1 августа невзорванными числилось еще 392.

Решение задачи, поставленной перед нами, мы начали с того, что в отрядах и дивизионах провели партийные, комсомольские и общие собрания, на которых каждый имел возможность откровенно высказать свои мысли и предложения. Самые различные и неожиданные. Так, мой дивизион был «пограничным», ко мне первому поступали караваны, закончившие движение по 1-му боевому району. И как-то так случилось, что мы с нижним по течению соседом не договорились о том, что будем извещать друг друга о караванах, проследовавших через наш участок; передоверили это постам СНИС.

Вроде бы — мелочь, подумаешь, не сказали друг другу о караване! Но однажды из этой «мелочи» случилось и такое.

В то время фашистские самолеты-бомбардировщики ночами еще свирепствовали над Волгой, пытались разбомбить любую посудину, замеченную на плесе. А мы, разумеется, всячески противодействовали им.

Тот вечер был тихий, а я бы сказал — лирический. Невольно думалось, что сейчас бы руками не оружие сжимать, а девицу обнимать. И шептать, шептать ей самые ласковые слова.

Такому лирическому настроению в немалой степени способствовало и то, что на участке нашего дивизиона не было ни одного каравана. Значит, мы должны были в эту ночь заботиться только о себе! Вот поэтому, убедившись, что все катера хорошо замаскированы и стоят там, где им положено, я беззаботно сидел на берегу, смотрел на звездное небо и вслушивался в веселые байки, на которые матросы всегда были горазды.

Вражеские самолеты ревом своих моторов сразу разметали лирическое настроение: появились стаей и на малой высоте.

Мы, разумеется, не выдали себя, и они, покружив, уже пошли вниз по реке, когда один из них вдруг отошел чуть в сторону и сбросил несколько бомб на противоположный берег, где, как мы считали, никого и ничего не было.

На левом берегу грохотали взрывы бомб, пламя взрывов освещало падающие кусты, деревья и еще что-то, похожее на обломки бревен, а мы сидели на правом берегу и похохатывали: кто-то из матросов высказал мысль, что самолеты наконец-то решили додолбить нашу мишень.

«Мишень» тоже детище матросов. Чтобы отвлечь вражеские самолеты от настоящих целей, мы, используя рельеф берега, кое-где сами ставили «баржи», на которые ночью вражеские самолеты и сбрасывали свой груз.

Остатки одной из таких «барж» и были у того берега. Может, второй раз на одну приманку клюнули летчики?

Вот мы и похохатывали.

Зато утром, когда стал отчетливо виден тот берег, мы долго угрюмо молчали, глядя на торчащие из воды ребра двух деревянных барж.

Часов через пять или шесть нагрянула комиссия с такими полномочиями, что зашагал в штрафную — говори, еще легко отделался.

Она и установила, что в полной темноте буксирный пароход снизу привел баржи сюда и приткнул к берегу под «кормой» нашей мишени; по своей наивности капитан буксира посчитал, что замаскировал их хорошо, вот и сохранил от нас в тайне свой приход.

Теперь, после собраний, подобные случаи, когда мы не знали об идущем к нам караване, исключались начисто, теперь оперативный дежурный по дивизиону перед наступлением сумерек был обязан взять на особый учет все суда, направляющиеся к нам с соседних участков; сам о них спрашивал, а не ждал, когда и что сообщат.

На одном из таких собраний не помню кто предложил и довольно-таки своеобразное траление мин на мелководье, где, как я уже говорил, появление катера-тральщика было равносильно самоубийству.

Этот способ траления сводился к тому, что тральщик, которому предстояло обработать мелководную минную банку, по чистой воде поднимал трал в верхнюю ее часть, где и отдавал буксир. Теперь трал самосплавом шел по минному полю, а катер следовал параллельным курсом и по безопасному фарватеру, чтобы в нужный момент взять трал на буксир и вновь поднять в изначальную точку траления.

Конечно, этот способ борьбы с вражескими минами имел много недостатков (медлительность траления, отклонение полосы траления от заданного направления и так далее), но все равно и он пригодился нам.

Короче говоря, траление возобновилось с еще большим неистовством.

А что касается настроения людей, атмосферы, в которой нам приходилось работать, об этом лучше всего судить, как мне кажется, по таким трем случаям.

Все мы, пришедшие на Волгу с различных морей, очень пренебрежительно относились к речным штормам: что нам волнение в этой речке, если мы и с океанской волной на «ты»?

И вот ночью на Волге разгулялся ветер-низовик. Его напор был так неистов, что одну трал-баржу сорвало со швартовых и понесло. Мы только проводили ее глазами: нечего было и думать начинать погоню за ней при такой волне. Да и нельзя нам было подходить к трал-барже — сразу начисто исчезло бы наше размагничивание.

К утру шторм утих. О нем теперь напоминали только сломанные деревья и наша трал-баржа, которую недавними волнами выбросило на пески, да так, что от нее до воды метров двадцать оказалось.

Шторм — стихийное бедствие, и мы еще дешево отделались, временно потеряв лишь одну трал-баржу, так что ни мне, ни кому-то другому наказания большого не предвиделось. Но общее желание поскорее очистить Волгу от вражеских мин было настолько велико, что несколько доброхотов тут же начали подсчитывать, сколько и на какое время потребуется людей, чтобы вырыть канаву-канал от Волги до трал-баржи; с учетом только своих сил и сил жителей прибрежных деревень, в помощи которых никто из нас ни на минуту не сомневался.