О духовной жизни современной Америки

Мне отвечали в Америке: ну и что же? Ведь в Европе тоже существует таможенная пошлина на ввоз произведений искусства. Возражения эти высказывались без какого-либо, пусть малейшего, налета иронии, совершенно добросовестно; дальше этого мысли янки, видимо, уже не простирались.

Любая европейская страна легче Америки может обойтись без притока чужеземного искусства; в то же самое время, что еще важней, ни одна европейская страна не располагает такими огромными средствами, как Америка, средствами, позволяющими отказаться от взимания пошлины. В государственной казне Америки лежит свободный капитал настолько большой, что, если его сразу пустить в оборот, эта акция совершенно преобразила бы весь товарооборот в стране. Капитал этот настолько велик, что сами американцы замирают перед ним в изумлении, не зная, какое приложение ему найти. Как известно, этот капитал поистине стал яблоком раздора на арене внутренней политики Америки.

Можно было бы заметить, что в последнее время в Америке все же намерены значительно снизить пошлины на ввоз произведений искусства. Стоит, однако, посмотреть, насколько серьезно это намерение. На самом деле оно нисколько не серьезнее, чем это было в 1846 году. Последний билль о таможенных тарифах оставил у меня в точности такое же впечатление, как и все те, что ему предшествовали. Потому что в этой стране Америке не в первый раз издается подобный билль. Если на одной сессии конгресс принимает тот или иной закон, то уже следующий конгресс способен отменить его полностью или частично, в зависимости от политических установок действующего президента или же сената. В 1842 году пошлина на ввоз произведений искусства в Америку составляла 30 процентов, в 1846 году ее снизили до 20 процентов, а в 1857 году и вовсе отменили. Такое положение сохранялось на протяжении четырех лет. В 1861 году снова повысили таможенные тарифы на 10 процентов. В 1883 году конгресс сделал гигантский патриотический рывок, желая «защитить» отечественное искусство и продемонстрировать всему миру свою независимость: словом, он обложил зарубежное искусство 35-процентной таможенной пошлиной; таких огромных пошлин раньше и не знавали. И на этом уровне все и застыло. Билли о таможенных тарифах появляются и отменяются почти всякий раз по случаю президентских выборов в Америке, и правильнее было бы не рассматривать их непременно как радостный признак прогресса, это всего лишь случайные акции, плоды конъюнктуры. Так, трудно утверждать, будто последний билль о сокращении таможенных тарифов — плод пробуждающейся потребности американцев в художественном влиянии извне. Нет, это просто необходимое следствие общего снижения таможенных тарифов в Соединенных Штатах. Требовалось одним ударом сократить страшнейший избыток средств в государственной казне, от этого благостного дождя досталась капля и искусству, а в основном он пролился на такие товары, как французские вина и китайский фарфор. Подобные билли то появляются, то отменяются в Америке — все это лишь предвыборные маневры той или иной политической партии и осуществляются не ради искусства, а в лучшем случае ради французских вин и китайского фарфора.

Нет, все дело в том, что в Америке отсутствует художественное сознание. В этой стране искусство используется лишь для украшения гостиной. Если же кто-то пожелает напомнить, что как-никак европейское искусство все же имеет в Америке некоторый рынок сбыта, то следует разъяснить: с этим дело обстоит точно так же, как со слабостью американцев к европейским орденам и титулам, этот демократический народ, очевидно, к ним неравнодушен. В Вашингтоне, Бостоне, Нью-Йорке тяга к различным званиям и титулам столь же распространенная болезнь, как зубная боль и неврастения. Попросите какую-нибудь современную вашингтонскую даму показать вам свой альбом с автографами, и вы увидите, какое множество известных людей из разных стран она числит среди своих знакомых. Вы найдете в этом альбоме имена, принадлежащие людям самых удивительных званий и титулов.

В прошлый раз, когда я возвращался домой из Америки, спутницей моей была некая нью-йоркская дама. Ехала она в Европу с одной-единственной целью: хотела раздобыть там хоть какие-нибудь титулы, равно как и рекомендации, чтобы затем с их помощью проникнуть в круг нью-йоркской аристократии. Бесполезно было бы предпринять такую попытку без новенькой визитной карточки — для этого она была недостаточно богата. Точно так же обстоит дело и с Америкой как рынком сбыта европейского искусства. Американца лишь тогда сочтут богачом, если в своей гостиной он повесит картину, изображающую швейцарскую гору или же итальянского пастуха, — вот это сразу же возведет его в определенный ранг, это все равно что аристократический титул. Титул титулом, но этот титул не облагораживает никого. Все эти американцы, скупающие искусство, располагают достаточными средствами, чтобы вместе с семьей совершить путешествие в Европу. Чтобы в парижских гостиницах и на рейнских пароходах завершить образование, которое, по существу, и не начиналось. Из этих путешествий они привозят картины, какие в Америке считается модным привозить из дальних странствий. На другой год то же семейство отправляется путешествовать по Америке и из этой поездки привозит стручок гороха из Калифорнии и индейскую трубку из Вайоминга — все сплошь сувениры, какие также модно иметь в доме. В сущности, все эти сувениры равноценны.

У американцев есть деньги на покупку искусства, потому-то они и покупают его, но у них нет художественного образования, нет и влечения к искусству. В Америке открыто публикуются соображения о том, как лучше отделаться от европейского искусства, — этот вопрос обсуждается на страницах ведущих журналов [12] . И если такое возможно в Америке, где искусство не может похвалиться особыми успехами, то причина этого явления в том, что духовное развитие американского народа застряло на еще более низком уровне, чем сам народ это сознает.

12

Для примера сошлюсь лишь на журнал «Интернэшнл ревью» за 1879 г. — Прим. автора.

ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО

I. Пьесы и актеры

Из всех видов искусства в Америке больше всего развито искусство театральное. Здесь есть актеры с высоким уровнем мастерства; особенно в жанре фарса, грубой, лишенной нюансов комедии встречаются крупные дарования. Если исключить сферу литературы и отчасти — изобразительного искусства, то в остальном американцы отличаются сильно развитым ощущением реальности; на их сценах бьет ключом настоящая жизнь. По ним едут паровозы, плывут пароходы, скачут лошади, там же стреляют из пушек, револьверов, вообще стреляют без конца — порой запах пороха становится попросту невыносим для бедных зрителей. Весь шум жизни, которым полны американские газеты, встречается нам вновь на американских сценах. Но в этом грохоте до ужаса мало искусства, слишком много грубой силы затрачивается на то, чтобы произвести впечатление на зрителя. Но это впечатление убивается грохотом паровозов, громом пушечной канонады.

Только два, самое большее три театра в Америке располагают постоянной труппой. Как правило, театры сдаются в аренду странствующим труппам на один или несколько вечеров, чаще всего на одну неделю. Эти труппы путешествуют по стране, круглый год повсюду играя одну и ту же пьесу. За год они успевают обойти все американские сцены и на будущий год вновь повторяют то же турне, от берегов Атлантического до берегов Тихого океана. Разумеется, актерам этих странствующих трупп нелегко особенно усовершенствовать свой врожденный талант, но они уподобляются поэтам: однажды научившись писать стихи, они навсегда сохраняют это умение. Удивительно лишь, что в подобных условиях в Америке, помимо нескольких оперных певиц, получивших образование в Европе и, стало быть, сформировавшихся в условиях постоянного чужеземного влияния, имеются три выдающихся трагика, которые сложились, как актеры, почти исключительно на американской земле, — это Кин, Бут и Мэрфи.

В особенности двое последних достигли высокого уровня сходства с европейскими актерами, играющими Шекспира, и уже одно это само по себе — огромный успех в такой стране, как Америка, где так упорно сопротивляются всякому чужеродному художественному влиянию. Буту к тому же в ходе своей профессиональной карьеры пришлось преодолевать антипатию со стороны целого народа. Дело в том, что его брат был убийцей Авраама Линкольна. И, разумеется, этот факт мало способствовал популярности актера. Сейчас Эдвин Бут сравнительно редко появляется на сцене. Он уже сколотил себе довольно крупное состояние и к тому же стал стар. Да и ведет он настолько беспорядочный образ жизни, что уже по одной этой причине становится все труднее терпеть его выходки. Бут — сильная натура; на сцене он чем-то напоминает мясника; в быту отдает предпочтение грубым наслаждениям, пьет вовсю. Не раз можно было видеть, как. он играл сложнейшие роли во хмелю, но играет он великолепно, если только полностью не потеряет над собою контроль. Если же обратиться к актерским особенностям Мэрфи, то пришлось бы сказать следующее: хоть он и создает с подлинным умом образы большинства шекспировских персонажей, все же чрезмерно суетится на сцене, как бы занимает слишком много места, усердствует сверх всякой меры, но свойство это у него врожденное, можно сказать, от Бога, поскольку он американский ирландец. Актер Мэрфи слишком много актерствует: играя Ричарда III, он поистине трудится в поте лица, а Генриха IV изображает с помощью дешевых эффектов. Но, может быть, именно по этой причине его тем лучше понимает публика. Что-то сугубо американское видится в этой манере, но ведь и играет он для американцев.

О Кине следует сказать, что этот изящный, благообразный, длинноволосый господин создал совершенно новый и своеобразный образ Гамлета. Кин — глубоко оригинальная натура; у его Гамлета, может быть, нет ни одной черты, заимствованной у других исполнителей, — оттого-то сущее наслаждение видеть его в этой роли. Ты словно бы встречаешься с добрым знакомым, которого, однако, не узнаешь, а в тех сценах, где страсти Гамлета разгораются в истинную бурю, попросту наслаждаешься непостижимым искусством артиста. После исполнения роли Гамлета Кин уже несколько раз впадал в безумие. Трижды или даже четырежды побывал он в психиатрической клинике, но всякий раз, выйдя из лечебницы, он снова всходил на подмостки и снова играл Гамлета, сколько мог выдержать. В периоды безумия он одержим навязчивой мыслью, будто он — ничто, самое большее — пылинка, зернышко. Надо сказать, немногих американцев преследуют такие навязчивые мысли. Игра Кина страшна своим правдоподобием: достаточно увидеть его глаза — будто два осколка в лице, — и отчетливо видно, как безумие охватывает его.

Кин играл в Англии, но в Англии его не поняли, потому что играет он слишком тонко. Он вынужден играть исключительно для своих соотечественников, но и среди них его понимают только умнейшие. Из всех, кого мне довелось увидеть в Америке, я ни у кого не встречал такого проникновенного художественного склада, как у Кина. Этот человек не просто играет трагедию, не только изображает людей с трагической судьбой, но сама его игра в этой трагедии в свою очередь становится трагическим явлением — видишь ведь и слышишь, как в его искусстве бьется безумие. И в игре Кина, в том, как он изображает Гамлета, каждый усматривает, так сказать, две трагедии: трагедию самого Гамлета и трагедию актера. И когда Кин стоит на подмостках, одержимый своим искусством, его личная трагедия кажется зрителю не менее интересной, чем несколько тяжеловесный трагизм шекспировской пьесы. Искусство Кина — природный дар, данный ему от рождения, и, наверное, когда-нибудь дар этот и погубит его.

К сожалению, у Америки нет больше артистов одного уровня с Кином. Но актеров в Америке много. Самые старательные из них, пожалуй, ирландцы. Эти способные люди, наделенные быстрым умом, легко овладевающие всякой наукой, вороватые ирландские эмигранты, стали самыми лучшими актерами в этой стране. Особенно в фарсе не обойтись без ирландца: кажется, это просто специфическое амплуа ирландских актеров в американском фарсе — амплуа ирландца. В инсценированных; детективных историях ирландец обычно исполняет роль следователя, раскрывающего все преступления. А в патриотических пьесах ирландец, как правило, шпион, пытающийся проникнуть в военные тайны южных штатов.