О душе
Шрифт:
Очевидно также, что душа есть причина и в значении цели. Ибо так же как ум действует ради чего-то, так и природа, а то, ради чего она действует, есть ее цель. А такая цель у живых существ по самой их природе есть душа. Ведь все естественные тела суть орудия души — как у животных, так и у растений, и существуют они ради души. Цель же понимается двояко: как то, ради чего, и как то, для кого.
Но и то первое, откуда пространственное движение, также есть душа. Впрочем, эта способность присуща не всем живым существам. Превращение и рост также происходят благодаря душе. Ведь ощущение есть, по-видимому, некоего рода превращение, а то, что не имеет души, не ощущает. Так же обстоит дело с ростом и упадком. Ведь не разрушается и не растет естественным образом то, что не питается, а не питается то, что не причастно жизни.
Эмпедокл неправильно высказался об этом, замечая, что у растений как прикрепленных корнями рост происходит по направлению вниз потому, что таково естественное направление движения [элемента] земли, а рост вверх происходит потому, что таково направление огня [66] . В самом деле, "вверх" и "вниз" он понимает неправильно. Ведь вверх и вниз не одно и то же для всех и повсюду, и то, что для животных голова, то для растения — корни, если определять тождество и различие органов по их деятельности.
66
Помимо приводимых ниже Аристотелем умозрительных соображений, опровергающих это положение, Ибн-Сина (Авиценна) указывает на эмпирически наблюдаемый факт: у многих растений ветви тяжелее корней.
Так как растительная способность и способность воспроизведения — одно и то же, то необходимо прежде всего рассмотреть питание. Именно эта деятельность отличает растительную способность от других. Полагают, что питание есть поглощение противоположного противоположным, но не всякого противоположного всяким противоположным, а того противоположного, которое не только своим возникновением, но и своим ростом обязано своей противоположности. Ведь многие противоположности возникают друг из друга, но не всегда в отношении количества, например, состояние здоровья — из состояния болезни. По-видимому, и у упомянутых противоположностей не одинаковым образом одно есть питание для другого, но, [например], вода есть пища для огня, огонь же воду не питает. У простых тел большей частью дело обстоит, по-видимому, так, что одно есть пища, другое — питающееся [67] . Однако здесь возникает трудность. А именно: одни утверждают, что подобное питается подобным и что так же происходит рост; другие же, как мы сказали, полагают обратное, что противоположное питается противоположным, поскольку подобное от подобного ничего не претерпевает, пища же изменяется и переваривается, а изменение есть для всего переход в противоположное или в нечто промежуточное. Далее, пища претерпевает изменение от питающегося, но питающееся от пищи нет, так же как строитель не претерпевает изменения от материала, но материал от него претерпевает изменение. Единственное изменение строителя — переход от состояния бездействия к состоянию действия. Небезразлично, однако, что подразумевают под пищей: то, что получается в конце, или то, что имеется вначале [68] . Если же имеют в виду и то и другое (и непереваренную и переваренную пищу), то приемлемы оба взгляда на пищу. В самом деле, поскольку пища не переварена, противоположное питается противоположным, поскольку же переварена — подобное питается подобным. Таким образом, очевидно, что в каком-то отношении оба взгляда и верны и неверны.
67
Т. е. у простых тел (см. прим. 1 к гл. 2 кн. VII "Метафизики") питающееся, уподобляя себе (ассимилируя) пищу, не претерпевает такого изменения, в результате которого оно само превратилось бы в пищу для чего-то другого.
68
Вначале — неассимилированная, "потенциальная" пища; в конце — ассимилированная, актуально претворившаяся в тело того, что питается (см. "О частях животных" II 3, 650а 34–35).
А так как ничто не причастное жизни не питается, то питающееся, надо полагать, есть одушевленное тело, и именно поскольку оно одушевленное, так что питание для одушевленного существенно, а не есть нечто привходящее. Но не одно и то же быть пищей и способствовать росту. В самом деле, поскольку одушевленное существо есть нечто количественное, оно растущее; поскольку уже оно определенное нечто и сущность, оно питающееся. Ведь питание сохраняет сущность питающегося, которое существует до тех пор, пока оно питается, при этом питание способствует порождению, но не того существа, которое питается, а подобного питающемуся. Ведь сущность питающегося уже существует, и ничто не порождает само себя, а сохраняет себя.
Таким образом, это растительное начало души есть способность, которая сохраняет существо, обладающее ею, таким, каково оно есть, а пища обеспечивает его деятельность; поэтому существо, лишенное пищи, не может существовать.
Мы различаем троякое: питающееся, то, чем оно питается, и то, что питает; то, что питает, — это первая душа; питающееся — тело, обладающее душой; то, чем тело питается, — пища. Так как справедливо все называть в соответствии с целью, цель же состоит здесь в воспроизведении себе подобного, то первой душой следует называть способность воспроизведения себе подобного. И так как то, чем питается тело, двоякого рода (так же как двоякого рода и то, чем управляется корабль, — рука и кормило: первая — движущее и движущееся, второе — только движущее [69] ), то необходимо, чтобы всякая пища могла перевариваться, а переваривание пищи вызывается теплом [70] ; поэтому все одушевленное обладает теплом.
69
Ср. "Физика" VIII 5, 256b 15–18.
70
"Первая душа" (т. о. совокупность "растительных" способностей к питанию, росту и воспроизведению себе подобного), оставаясь неподвижной, вызывает переваривание пищи посредством тепла. См. "О частях животных" II 3, 650а 4–5.
Вот что можно в общих чертах сказать о питании. Более подробное изложение этого надо дать в особом сочинении.
Глава пятая
Об ощущении вообще. О способности ощущения. Ощущение в возможности и действительности.
Два значения возможности, претерпевания и способности ощущения.После этого разбора поговорим о том, что обще всем ощущениям. Как было сказано [71] , ощущение бывает, когда [существо] приводится в движение и что-то испытывает; оно есть, по-видимому, некоего рода превращение [72] . Некоторые утверждают также, что подобное что-то испытывает от подобного же. Насколько это возможно или невозможно, об этом мы сказали в общих рассуждениях о действии и претерпевании [73] .
71
См. гл. 5 кн. I.
72
См. "Физика" VII 3, 248а 6–7.
73
Имеется в виду трактат "О возникновении и уничтожении" или какая-то из утерянных работ Аристотеля.
Здесь, однако, возникает вопрос, почему чувства не воспринимают самих себя и почему их [органы] не вызывают ощущения без чего-то внешнего, хотя они и содержат в себе огонь, землю и другие элементы, которые ощущаются или сами по себе, или по своим привходящим свойствам. Ясно, что способность ощущения не есть нечто в действии (energeia), а есть только нечто сущее в возможности. Поэтому она подобна горючему, которое само по себе не возгорается без зажигательного вещества; если бы оно воспламенялось само собой, то не было бы нужды в действующем (entelecheia) огне.
А так как об ощущающем мы говорим в двух значениях (а именно того, кто способен слышать и видеть, мы называем слышащим и видящим и тогда, когда ему случается спать, и тогда, когда он уже действительно слышит и видит), то и об ощущении говорится в двух значениях — об ощущении в возможности и об ощущении в действии; подобным образом и ощущаемое может быть ощущаемым в возможности и в действии. Сначала предположим, что претерпевать, двигаться и действовать — одно и то же: ведь движение 15 есть некоторого рода действие, правда незаконченное, как сказано в другом сочинении [74] . Но все, что испытывает что-то, испытывает это от чего-то деятельного и действующего и им приводится в движение. Поэтому, как мы уже сказали, испытывают что-то в одном смысле от подобного, в другом — от неподобного. Ибо испытывает воздействие неподобное, но, испытав воздействие, оно становится подобным.
74
См. "Физика" III 3, 201b 31–32.
Нужно также более подробно определить способность или возможность (dynamis) и действительность (entelecheia). Пока мы о них говорили в общих чертах. Мы говорим о чем-то знающем, во-первых, в том смысле, в каком мы говорим о знающем человеке, что он принадлежит к знающим и обладающим знаниями, во-вторых, в том смысле, в каком мы называем знающим того, кто владеет грамматикой. Каждый из них обладает возможностью не в одинаковом смысле, а один обладает ею потому, что принадлежит к такому-то роду, т. е. к чему-то материальному (hyle) [75] , а другой потому, что он может что-то исследовать, когда хочет, если только не будет внешнего препятствия. А тот, кто уже исследует, есть знающий в действительности, он в полном смысле слова знает, [например], вот это А. Итак, оба первых суть знающие в возможности, но один из них — поскольку изменяется благодаря обучению и часто переходит от одного состояния к противоположному, другой же — иным способом, а именно от обладания знанием арифметики и грамматики и неосуществленности этого знания — к его осуществлению (to energein) [76] .
75
Термином "материя" (hyle) Аристотель иногда обозначает род, подчеркивая в нем отсутствие ближайших характеристик.
76
Обладающий в возможности знанием вообще переходит из потенциального состояния в актуальное, которое затем оказывается само потенциальным состоянием, требующим дальнейшей актуализации, и т. д. (см. прим. 2 к гл. 1 кн. II); обладающий же в возможности конкретным знанием совершает лишь переход от обладания знанием к его обнаружению в действовании, т. е. к использованию знания при рассуждении и исследовании.
И претерпевание имеет не один смысл, а оно означает, во-первых, уничтожение одной из противоположностей другой; во-вторых, скорее сохранение сущего в возможности сущим в действительности и подобным, и отношение здесь такое, как между способностью и энтелехией. А именно: когда обладающий знанием переходит к действительному исследованию, это не значит, что он изменяется (ибо это есть лишь переход в более совершенное состояние и переход к энтелехии) пли это особого рода изменение. Вот почему неверно говорить о разумеющем, что он меняется, когда разумеет, так же как нельзя говорить об изменении строящего, когда он строит.
Таким образом, то, что приводит мышление и разумение из возможности к действительности (entelecheia), справедливо назвать не обучением, а чем-то другим. Не следует, как было сказано, называть претерпеванием обучение человека, способного обучаться, и приобретение им знания от действительно знающего и обучающего или же надо признать, что имеется два способа изменения: один приводит к состоянию лишения, другой — к обладанию и выявлению природных свойств [77] . Первое изменение ощущающего возникает от родившего его, родившись же, оно уже имеет [в возможности] ощущение таким же образом, как знание. Ощущение же в действии можно уподобить деятельности созерцания; отличается оно от последнего тем, что то, что приводит его в действие, есть нечто внешнее — видимое и слышимое, равно и другое ощущаемое. Причина этого в том, что ощущение в действии направлено на единичное, знание же — на общее. А общее некоторым образом находится в самой душе. Поэтому мыслить — это во власти самого мыслящего, когда бы оно ни захотело помыслить; ощущение же не во власти ощущающего, ибо необходимо, чтобы было налицо ощущаемое. Так же обстоит дело со знаниями об ощущаемом и по той же причине, а именно потому, что ощущаемые вещи единичны и внешни.
77
Второй способ изменения — переход от лишенности к такому обладанию, которое может быть использовано в действовании, а первый — возникновение наиболее общей и отдаленной (присущей данному роду) возможности, например появление способности к знанию у новорожденного ребенка.