О, этот вьюноша летучий!
Шрифт:
Генерал морщился от подагрических болей и мигрени.
– От вас, полковник, разит, как от ломового извозчика…
Полковник хохотнул:
– Тайная война, Иллиодор Борисович! Итак, Пирамида пригрелся на «Дедале» под видом обер-мастера. Взгляните на братца с сестрицей. Каково?
– Ежедневно одно и то же – преступники, авиаторы, гниль, отсебятина, ложь, ржа, – стонет генерал. – Когда это кончится?
– Года через три-четыре, – бодро утешил его Отсебятников. – В 16-м или 17-м мы их ликвидируем.
Ушел! Молодчага!
Прямо
– Один за другим гибнут идеалисты-мечтатели, настоящие подвижники знания. Царство воздуха не хочет вторжения сынов тверди земной в его тайные неизвестные сферы и мстит, жестоко мстит…
В траурном собрании мы видим много знакомых лиц, собственно говоря, почти всех героев этой повести.
Вот Валерий Брутень, склонив голову, он еле слышно твердит самому себе:
– Я ни в чем не виноват, я ни в чем не виноват…
В глубине возле зеленого забора примостились техники «Дедала». Юра Четверкин вытаскивает из-за пазухи и передает Мише свой чертежик, еле слышно шепчет:
– Вот причина катастрофы. Не хватило тяги, аппарат дал крен почти на восемьдесят градусов, бензин прекратил поступать в карбюратор, мотор стал…
– Вместе с Казариновым рухнула вся наша идея, – печально прошептал Яков.
Юра вытянулся на цыпочки, увидел в цветах строгий восковой профиль Казаринова, окаменевшие лица русских и иностранных пилотов, фигуру обер-мастера Задорова, шляпу Лидии…
Словно почувствовав его взгляд, девушка чуть обернулась.
– Клянусь продолжать дело Павла Павловича и завершить его с успехом, – горячо прошептал Юра.
– Вечная память Павлу Казаринову и вместе с ним всем мученикам авиации! – долетел голос с импровизированного амвона.
Запел хор.
Под навесом ангара тихо распоряжался полковник Отсебятников.
– Как только процессия пройдет – в наручники Пирамиду!
Юра пробрался к Лидии.
– Лидия, мне нужно поговорить с вами по вопросу чрезвычайной важности.
Лицо Четверкина было очень серьезным. Лидия молча кивнула.
Скорбно пел хор.
– Прощай, Павел, – тихо и просто сказал Брутень, но, заметив вблизи репортера, добавил погромче с трагическим нажимчиком: – Прощай, авось ненадолго…
Лидия и Юра в хвосте процессии вышли с аэродрома. За воротами стояла густая толпа. Вдруг в толпе произошло какое-то странное движение, хлопнуло несколько выстрелов, началась свалка.
Мимо Лидии и Юры пулей пролетел полковник Отсебятников в узком клетчатом пальто.
– Пропустили, мерзавцы!
– Ушел! – восторженно прошептал Юра.
Лидия, сжав руки на груди, стояла в толпе. Вокруг слышались возбужденные голоса:
– Это Пирамида!.. Он опасный революционер!.. Он боевик!.. Убил восемь «гороховых», трижды ранен, мчится на аэродром!.. Молодчага!
Мокрые листья летели вдоль аллей Елагина острова. Лидия и Юра медленно шли по кленовым следам осени.
– Лидия Дмитриевна, я вызвал вас
для очень серьезного разговора, – волнуясь, проговорил Юра.Девушка ласково притронулась к его рукаву.
– Юрочка, сейчас мне не до сантиментов.
Юра мучительно покраснел.
– Вы меня неправильно поняли.
– Ах, так?! – с некоторым разочарованием протянула она.
Мимо них независимой тяжелой трусцой пробежал черный дог.
На горизонте в волнах Финского залива качались паруса яхт.
– Лидия, мы должны вновь построить аэроплан Казаринова и перелететь без посадки в Москву! – горячо заговорил юноша и вытащил из-за пазухи кипу чертежей на кальке. – Я все рассчитал. Вот смотрите, нам нужен новый мотор мощностью не меньше ста сорока сил! Это будет сильная двухместная машина!
– Почему двухместная, Юрочка?
– Мы полетим вдвоем! Вы и я! – выпалил Юра и осекся. – Если, конечно…
– Юрочка, для новой машины нужно не меньше пяти тысяч рублей, – улыбнулась Лидия.
Юра потупился.
– Может быть… вы помните… весной… на празднике… Иван Пирамида набрал призов на пять тысяч…
– Пирамида, конечно, бы дал, – вздохнула девушка, – но он, наверное, за границей.
– Пока что нет, – быстро сказал Юра, спрятался за дерево и тут же вышел из-за него уже Иваном Пирамидой.
– Ах, Лидия, я погряз в демимонде… – с глухим трагизмом проговорил он.
Движение руки – и вновь перед нами простодушный вьюнош Юра Четверкин.
Ничего не оставалось девушке, как только весело расхохотаться. Печальна участь людей, не имеющих чувства юмора. Лидия была не из их числа.
За зеркальным стеклом респектабельного банка сидел знаменитый авиатор Валериан Брутень. Перед ним в почтительной позе стоял старший служащий. Служащие помельче выглядывали из-за своих конторок и перешептывались: не каждый день приходилось так близко видеть кумира толпы.
– У вас депонированы призовые деньги моего друга Ивана Витальевича Пирамиды, – надменно говорил Брутень.
Старший служащий незаметно щелкнул пальцами, и тут же за его спиной появился младший служащий с соответствующими бумагами.
– Пирамида по некоторым причинам не может явиться за деньгами сам, – продолжал Брутень.
Старший служащий тут же глазами, бровями, носом выразил полнейшее понимание, некое отдаленное сочувствие и немедленную готовность соответствовать. Новый щелчок пальцами, и тут же рядом закрутился арифмометр.
– Вот его записка в банк, – проговорил Брутень, – однако без нотариальных печатей.
– Лучшая печать для нас – ваша рука, господин Брутень, – просиял старший служащий. – Извольте, пять тысяч сто четыре рубля ноль восемь копеек для господина Пирамиды с комплиментом от банка «Олимпия».
– У вас прямо как в Америке, – сказал Брутень, вставая.
– Лучше, Валерьян Кузьмич, – говорил старший, провожая его. – Быстрее, точнее, надежней.
Брутень пересек улицу и сел в свой «паккард», закрытый на этот раз кожаной крышей. Автомобиль тут же тронулся.