О ком молчала Кит
Шрифт:
— Глянь сюда! — смеётся Ал, облокачиваясь руками на парту. Я подбегаю к приятелю и с любопытством разглядываю на парте какой-то рисунок с надписью. Ничего необычного. Какой-то умник нарисовал задницу и подписал: «Это место, из которого нам не выбраться на протяжении трёх лет. Помогите». Вообще, надпись воодушевляла меня на самоубийство, ведь какая бы не была здесь ирония, но это правда чистой воды. Школа — место, где в детях убивают личность. Вот, например, зачем орать на меня, если я не поняла какую-то деталь в уравнении или забыла принести доклад, или написать сочинение? От этого ничего не изменится, кроме моего психического состояния. Я натянула улыбку и посмотрела на возбужденное лицо Алекса. Иногда меня в нем бесило
— Жизненно, — выдохнула я и прошла к мокрой намыленной парте, которую мне ещё нужно отмыть. За спиной слышу как приятель хмыкает, а затем куда-то отступает. Наш класс небольшой, но и немаленький; в нем умещаются тринадцать парт, учительский стол, шкафчик и три горшка с цветами, на которую у моего одноклассника Кевина жуткая аллергия. Ему приходится тоннами глотать таблетки, чтобы не задохнуться собственными слезами. Жалко его.
— Эти придурки ничего не понимают.
— В чем? — я резкими движениями начала проводить по парте влажной тряпкой, от которой за километр пахло сыростью. Ал делал то же, что и я, только его рука спокойно скользила по столу, словно по маслу.
— Они пишут эти надписи и думают, что правы, но по правде это тупой прикол, который появляется в голове, когда на уроках скучно... Школа не так уж ужасна, — с убеждением отвечает тот, добавляя позже: — А нам за ними убирать! Вот несправедливость.
Я, смеясь, покачала головой.
— Ну, мы сами напрашиваемся на уборку.
— И я не знаю почему. Кит, мы либо тронуты умом, либо набиваем цену перед Иисусом, чтобы попасть в рай.
Я снова смеюсь, и от этого Алекс начинает улыбаться. В голове думаю над вариантами, которые предположил ЛЧ (любимый человек) и выдыхаю, протирая мокрый лоб тыльной стороной руки.
— Кажется, первое подходит больше, ведь я знаю, что прохожу в ад без очереди. Насчёт тебя не знаю.
Алекс отодвинул стул и перешёл к другой парте, на которой было меньше всего надписей; ну вообще-то, это наша парта с Алом. Он неаккуратно плеснул моющим средством, а затем энергично начал проводить зеленой губкой по столу, образуя белые разводы. Я тем временем перевожу учащенное дыхание.
— Смотри, я спасал котёнка, когда тот застрял на дереве. Я мою за собой посуду, помогаю маме по дому, помогаю тебе с математикой и убираю после уроков этот вонючий класс, когда мог бы рубиться в приставку.
Он определенно горд собой, но я решаюсь разрушить его идеальный мир. Выпрямляюсь, украдкой поглядывая на красное лицо парня.
— А ещё ты прогуливаешь урок истории, обманывая, что у тебя бывает голодный обморок, когда жрешь больше Нила Паркера, — Нил Паркер — парень с весом восемьдесят восемь килограмм; он ест все подряд, и я уверенна, что для него каннибализм — как вишенка на торте, — ещё ты подкладываешь кнопки на учительский стул, называешь Рокси лесбиянкой и воруешь у Чарли лакрицы. А так ты просто ангелочек.
На мою реплику мы оба засмеялись, хотя в глубине знали, что это совсем не смешно, а даже страшно. Несмотря на все вышеперечисленное мне очень нравится Алекс. Со мной он другой человек; мой добрый, красивый, милый, воспитанный парень. В мечтах я с ним катаюсь на колесе обозрения, ем мороженое, закусывая сладкой ватой; пью с ним из одного стаканчика смузи, пересматриваю диснеевские мультфильмы. Бывает, смотришь на человека и забываешь обо всем плохом, что он когда-либо совершал. Это, наверное, и есть любовь.
Алекс закончил со своей партой и облегченно выдохнул, бросив губку в красное ведро, от чего на пол вылилась вода. Я осмотрелась. Все было чисто и пахло свежестью. Самое печальное и обидное было то, что сегодня все блестит, а завтра снова будет грязно, как на помойке. И нам с Алом опять придётся колдовать над партами после
уроков.— Хочешь зайти ко мне? Мама обещала приготовить пиццу, — Алекс хватается за ведро с мыльной водой, и мы выходим из класса, направляясь к туалетам. Закончился шестой урок. И все расходятся по домам, все, кроме старшеклассников, им суждено отсиживаться в этой дыре ещё два урока. Поэтому они так нам завидуют. Алекс протягивает мне ведро, я хватаю его и захожу в женский туалет. Помыв тряпки, губку и красное ведерко, я снова возвращаюсь к другу, успев поправить свой конский хвостик. Он берет у меня ведро, мило улыбаясь. О, эти прекрасные ямочки...
— Даже не знаю, Ал...
— Да брось! Тебя ждёт самая вкусная в мире пицца! Так, как готовит моя мама — не готовит никто! Где-то там, в Италии, повар говорит: «Мама мия, это просто белиссимо!» — от акцента друга я начинаю смеяться.
— А пицца с ветчиной?
— Пицца из человеческой плоти!
— Ну, допустим, я согласилась.
Алекс обхватывает мою шею рукой и подвигает к себе. Я чувствую как к щекам подступает кровь; мне становится трудно дышать, а на лице застыла тупая улыбка. Мой нос сразу услышал божественный запах одеколона Алекса. От этого я таю.
— Прекрасно! Нас ждёт пицца, бутылка «7Up» и жаркий фильм с Эдди Мёрфи.
*
Это была самая вкусная пицца на свете! Еда вкуснее, когда рядом с тобой идеальная компания, а для меня Алекс — божественная компания. О большем мне мечтать и не стоит. Наши животы надулись и стали похожи на два больших арбуза. Мы даже устроили соревнование у кого пузо больше, и победил, конечно же, Ал. Рулетка показала, что у мальчика живот больше. А я и не расстроилась. Поблагодарив миссис Харис (маму приятеля), мы прибежали в гостиную и прыгнули на диван. Здесь я бываю уже в третий раз и с каждым моим приходом в комнате что-то меняется. Родители Ала очень забавные люди. Начнём с того, что они коллекционируют статуэтки лебедей (на полке рядом с книгами их сорок шесть штук). Честно говоря, я не понимаю в чем здесь прикол. Лишний мусор. Хотя в четвёртом классе я собирала наклейки пони и даже проводила конкурс «Лучшая коллекция 2011 года». Ну и бред. Вспоминая своё прошлое, хочется исчезнуть или дать себе по мозгам. Алекс уселся поудобнее и неуклюже схватился за пульт от телевизора, включая фильм с Эдди Мёрфи, как тот и обещал, а именно «Поездка в Америку». Сказать честно, мне было все равно на просмотр фильма, на самую вкусную на свете пиццу, мне было лишь важно присутствовать в жизни любимого человека. А ведь так всегда: когда кого-то любишь, хочешь быть с ним рядом каждое мгновение.
Я завязала волосы в узелок и откинула хвостик назад, приготавливаясь к комедии, которая, по словам Ала, перевернёт меня наизнанку (надеюсь в хорошем смысле). И вот, парень большим пальцем нажал на какую-то кнопку пульта и на чёрном экране появились картинки. За стеной слышу как миссис Харис громко говорит по домашнему телефону, изредка смеясь и повторяя «да-да, именно».
— Кит, не отвлекайся. Пропустишь самое интересное, а потом мне придётся тебе все объяснять, — заявил, не отрываясь от телевизора приятель.
И вправду, лучше сосредоточиться на фильме. Нужно отключить все мысли, перестать думать. Думать — вредно, ведь думая можно додуматься до какой-то неприятной истины. Черт, да я уже думаю. Думаю почему Алекс когда смеётся, щурит глаза и откидывает голову влево? Так удобнее смеяться? Хорошо, а почему обои гостиной телесного цвета, а не кремового? И в чем тут разница? Почему люди могут обидеть, но не могут просить прощения? Почему египтяне всегда писали портреты в профиль? И какая тут связь между всеми моими «почемучками»? Иногда мне волнительно за себя, ибо в уме я разговариваю больше, чем в реальности. Хотя, сказать по правде, если со мной начнут беседу, меня уже не остановить. Я как бензопила, которая тарахтит без умолку.