О красоте

— Привет, мамуля, — сонным голосом ром, заглядывая внутрь. — Что делаешь?

— Выселяю тебя, дружочек. Твои вещи доре. Пытаюсь освободить немного места, нести сюда часть Левиного барахла.

Джером потер глаза.

— Понятно. Меняем шило на мыло.

Кики рассмеялась.

— Вроде того. Как самочувствие?

— Похмельное.

Кики ворчливо упрекнула:

— Говорила тебе, не бери машину.

— Ага…

Из глубокой коробки Кики выудила маленькую раскрашенную полумаску наподобие маскарадной. С ласковой улыбкой повернула ее к себе. Несколько блесток вокруг прорезей отклеились и пристали к рукам.

— Венецианская, — сказала она.

Джером закивал.

— С того раза, как мы туда ездили?

— А? Нет, вас тогда и в помине не было.

— Романтическое путешествие? — спросил Джером. И еще сильнее вцепился в дверной косяк, за который крепко держался.

— Наиромантичнейшее. — Кики улыбнулась и тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Бережно отложила маску.

Джером вошел и позвал:

— Ма…

Кики с улыбкой подняла голову. Джером отвел глаза.

— Хочешь, я тебе помогу?

Кики благодарно его поцеловала.

сказал Дже-

там, в кори - чтобы пере-

— Спасибо, мой хороший. Это было бы здорово.

Пойдем, поможешь мне кое-что перенести из Левиной комнаты. Там просто ужас что творится. В одиночку даже зайти туда страшно.

Джером протянул руку и помог Кики встать. Они пересекли коридор и отворили дверь в комнату Леви, отодвинув лежащий за ней ворох одежды. В нос ударил запах мальчишеского тела, носков, спермы.

— Миленькие обои, — сказал Джером. Комната была свежеоклеена плакатами с чернокожими девицами — преимущественно пышнотелыми, точнее, пышнозадыми. Их частично разбавляли портреты самодовольных рэпперов, преимущественно покойных, и огромная фотография Аль Пачино из «Лица со шрамом». Но фигуристые черные красотки в бикини составляли центр композиции.

— Что ж, хотя бы не морят себя голодом до полусмерти. — Кики встала на колени и заглянула под кровать. — На них и мясцо есть, не только одни кости. О да, барахла здесь предостаточно. Возьмись за тот край и подержи.

Джером приподнял ближний к себе край кровати.

— Выше, — попросила Кики. Джером повиновался.

У Кики вдруг соскользнула коленка, и она чуть

не упала на бок.

— Боже мой, — прошептала она.

— Что там?

— Боже мой.

— Да что там? Порнушка? У меня руки устали, — и Джером немного опустил руки.

— СТОЙ СМИРНО! — гаркнула Кики.

Перепуганный Джером высоко поднял кровать. Мать

задыхалась, словно в припадке.

— Ма, что там такое? Ты меня пугаешь. Что там?

— Не понимаю. НЕ ПОНИМАЮ.

— Мам, я больше не могу.

— ДЕРЖИ.

Джером увидел, что мать ухватилась за край чего-то и медленно тащит это наружу.

— Что это?.. — спросил Джером.

Кики вытащила картину на середину комнаты и опустилась рядом, учащенно дыша. Джером хотел было ее успокоить, но она отстранилась.

— Мамуля, что происходит? Откуда эта картина?

Послышался щелчок открываемой входной двери.

Кики вскочила и выбежала из комнаты, оставив Джерома созерцать обнаженную смуглую женщину в обрамлении ярких цветов и фруктов. Наверху раздались вопли и крики.

— ТЫ ЕЩЕ СПРАШИВАЕШЬ, В ЧЕМ ДЕЛО?

— ПУСТИ!

По лестнице спускались Кики и Леви. Джером выглянул и увидел, как мать отвесила брату небывало сильный подзатыльник.

— Входи! Живо, кому сказала!

Леви упал на Джерома, и оба чуть не грохнулись на картину. Джером устоял и удержал брата.

Леви был в замешательстве. При всем краснобайстве отбрехаться от полутораметровой масляной картины, обнаруженной под твоей кроватью, затруднительно.

— Ой-ё, — только и сказал он.

— ГДЕ ТЫ ЕЕ ВЗЯЛ?

— Мама, — мягко вмешался Джером, — успокойся, пожалуйста.

— Леви, — произнесла Кики, и по ее голосу братья поняли, что надвигается, как она выражалась, «вся Флорида», то есть ураганный разнос. — Давай, открой рот и что - нибудь скажи, а не то я, Бог свидетель, растяну тебя на том самом месте, где ты стоишь, и вздую по первое число.

— Ой-ё.

Хлопнула входная дверь. Леви посмотрел вверх в надежде на спасение, но Кики и ухом не повела. Она ухватила сына за толстовку и рывком развернула к себе.

— Потому что я знаю: ни один из моих сыновей НИКОГДА НИЧЕГО не украдет. Ни одному из детей, которых я воспитала, не придет в голову хоть ЧТО-НИБУДЬ у КОГО-НИБУДЬ украсть. Леви, лучше расскажи все как есть!

— Мы ее не украли! — выдавил из себя Леви. — Да, мы ее взяли, но это не кража!

— Мы?

— Яи еще один чувак.

— Леви, говори, как его зовут, пока я не свернула тебе шею. Я с тобой не в игры играю, молодой человек. Игры кончились.

Леви пытался вывернуться из ее рук. Сверху донеслись восклицания.

— Ой, что там такое? — спросил он, но это не подействовало.

— Неважно, что там.Ты лучше подумай о том, что здесь.Леви, сейчас же скажи мне, как зовут того человека.

— Но ведь это все равно что… Не могу. Просто чувак… с Гаити и… — Леви перевел дух и затараторил: — А, ладно. Тебе не понять. Да и вообще, картина уже украдена. На самом деле, она даже не принадлежит этому Кипсу, просто он двадцать лет назад был на Гаити и, обдурив бедняков, скупил за бесценок полотна, а теперь они стоят кучу денег, а так нечестно, и мы хотели…

Кики толкнула его в грудь.

— Ты укралкартину из кабинета мистера Кипса, потому что какой-то чувакнаговорил тебе всякой хренотени? Наплел с три короба дурацких секретов? Ты что, идиот?

— Нет! Я не идиот и это не хренотень! Ты ведь вообще ничего не знаешь!

— Ну да, где уж мне. Так вышло, Леви, что мне знакома эта картина. Она принадлежала миссисКипе. Она сама ее купила, еще до того, как вышла замуж.