О любви (Сборник рассказов)

— Такой, как я, больше нет. Поэтому.

На другой день Морис отвез меня в аэропорт. На синем «ягуаре».

Чемодан мой так и не нашелся, но пообещали, что найдут обязательно. Я как-то уже примирилась с его отсутствием. В конце концов я обрела новое платье и новое лицо в стиле «вамп». Разве это не стоит одного чемодана?

Я ушла в пограничную зону, а Морис остался и грустно смотрел мне вслед.

Я обернулась, встретилась с ним глазами и подумала: какой-нибудь верующий старик из русской деревни в душных портках живет в большей гармонии с миром и с собой, чем Мориска в длинном бежевом плаще и клетчатой кепочке. Потому что даже за очень большие деньги нельзя объять необъятное.

До свидания, Мориска. Будь счастлив, если знаешь как… Я тебя забуду, как ураган Оскар. Я не забуду тебя никогда…

Прошло четыре месяца.

Мой чемодан нашелся. За это время он побывал в Варшаве и в Бомбее. Привезла чемодан Анестези. Волокла тяжесть, бедная…

Она появилась у меня в один прекрасный день, ближе к вечеру. На ней было норковое манто с капюшоном.

На уровне колена красовалась рваная дыра величиной с блюдце.

— Что это? — спросила я.

— Бобка выгрыз.

— Бобка — это любовник?

— Щенок. Голодный был, — объяснила Анестези.

— А где ты его взяла?

— На лестнице.

Анестези подобрала щенка, но забыла покормить, и он поужинал ее шубой. Анестези была рассеянной.

— Раздевайся, — предложила я. — Я тебя покормлю.

По моей квартире плавали запахи томленного в духовке мяса, разносились звуки семьи: обрывки телефонных переговоров, удары тяжелой струи воды в ванной комнате.

— Не могу, — отказалась Анестези. — Внизу ждет машина. Я на минуту.

Моя переводчица была далека от звуков и запахов чужой семьи. У нее были свои задачи и устремления.

— Как Морис? — спросила я.

— Мориска ушел к Соньке. Мадленка раздела его с головы до ног. Кто виноват, тот и платит.

Анестези что-то вспомнила и полезла в свою сумку на длинном ремне.

— Ужас… — проговорила она. — Я забыла свою записную книжку.

— А что теперь?

— Теперь у меня ни одного телефона.

— Я про Мориса…

— А… — спохватилась Анестези. — Он вернулся обратно. К Мадленке.

— Из-за денег?

— Из-за всего вместе. Он понял, что ему уже трудно все повторить: дом, дачу, капитал. Здоровье не то.

— Значит, из-за денег?

— Да нет. Все сначала уже не начнешь… Это только кажется…

— А ты откуда знаешь? — спросила я.

— Значит, знаю, раз говорю. — Анестези перестала рыться в своей сумке и посмотрела мне в глаза. — Надо долюбить старое. Долюбить то, что дано, а не начинать новое.

Я хотела спросить про мужа, но, в сущности, она мне все сказала.

— Можно от тебя позвонить? — спросила Анестези.

Я принесла ей телефон. Она стала набирать один номер за другим, спрашивать: не забыла ли она записную книжку — черную, толстую, в кожаном переплете.

Я представила себе Мориса и Мадлен за обеденным столом. Они едят и слегка переругиваются. И молча идут в свой закат, взявшись за руки и поддерживая друг друга.

А черная звезда Софи куда-то летит в самолете, и кто-то снимает ей багаж с движущейся ленты.

Телоxранитель

Татьяна и Валентина дружили всю сознательную жизнь. От десяти лет до пятидесяти. При этом Татьяна всегда снисходила до Валентины, а Валентина покорно соглашалась с такой расстановкой сил.

Валентина красивой никогда не была. С возрастом как-то выровнялась, а в ранней молодости — ни кожи ни рожи, ни рыба ни мясо. Глаза мелкие, как семечки, прорезаны косо. И такой же косой короткий рот. А в середине — кое-какой нос. Такое впечатление, что Создатель сделал это лицо, посмотрел и откинул в сторону. Не получилось.

Ее выдали замуж поздно и по сватовству. Нашли тихого, бледного, вяло-гормонального Толю и поженили. С тех пор прошло пятнадцать лет. Пришел Горбачев, и ушел Горбачев. Накатило новое время. Из тихого Толи получился воротила-бизнесмен, денежный мешок. Валентина обвешала себя иностранными шмотками, набила рот новыми зубами. И вот тебе новая улыбка, блеск в глазах. Глаза, конечно, как семечки, но блеск!..

Валентина в сорок лет родила сына Юрку — наследника миллионов. И все у нее, как у людей. И даже лучше, чем у людей. Купили загородный дом. Потом передумали и купили другой. Дома меняют, как обувь. А Татьяна живет в старой, скрюченной развалюшке. Но все равно — загород, все равно воздух.

У Валентины десятилетний сын. У Татьяны — десятилетний внук. Валентина отстала на двадцать лет. На целый сезон. Ну и что? А куда спешить? Зачем торопиться? Молодость Татьяны протекала совершенно в другом ритме и качестве. В молодости — кинозвезда, красавица. Мужья, любовники — все в кучу. А к пятидесяти годам все схлынуло. Прежде всего схлынула молодость. Режиссеры предлагают играть мамаш и бабушек, да и то если принесешь деньги на кино. Любовники постарели и осели возле своих жен. Муж остался, но на два дня в неделю: понедельник и четверг. А во вторник и пятницу он уходит в неизвестном направлении. У него это называется «библиотечные дни». Якобы он занимается в библиотеке, совершенствует свои знания.

Люди делятся на две категории. Одним удается первая половина жизни, другим — вторая: с сорока до глубокой старости. А в старости тоже хочется счастья. Старость — тоже хорошее время. Тем более что нет выбора. Человек может быть либо старым, либо мертвым.

Татьяне удалась первая половина. Было весело, много любви, азарта, радостного труда. Но к своим пятидесяти она подошла без единого козыря. Впереди — полный проигрыш, длинная дорога в отсутствие любви и смерти.

К счастью, подоспел внук Сережа. Сын женился и родил своего сына. И вот этот сын стал всем. ВСЕМ: и творчеством, и любовью, и поздним осознанным материнством. Татьяна ездила с ним на дачу на субботу и воскресенье, как теперь говорят, на уик-энд. И они мирно поживали эти два дня в неделю, ссорились, мирились, спали в одной комнате, и она по ночам слушала его тихое дыхание, и у нее в груди расцветали розы.

Когда-то, двадцать лет назад, она так же любила одного хмыря болотного, так же слушала в ночи его дыхание, и так же расцветали розы. Но эта любовь к ребенку была идеальной, потому что бескорыстной. А любовь к мужчине состоит из просьб и претензий. Татьяна хотела очень много, гораздо больше, чем он мог ей дать. Поэтому они ругались и разошлись в конце концов.

Сейчас, из глубины лет, Татьяна понимала причины, по которым не состоялась их большая любовь.

Первая причина — мамсик. Он любил свою маму и держался за ее юбку до седых волос. А вторая причина — деньги. Татьяна была бедная, как и все артисты в семидесятых годах. И, женившись на ней, он ничего не приобретал, кроме ее синих глаз и ее сына.