О мире, которого больше нет
Шрифт:
Ешиботник Матес был удивительно низкорослым, но коренастым, крепким, как короткое дубовое полено. Он вырос больше вширь, чем в длину. Его полные бледные щеки покрывали юношеская светлая бороденка и пейсы. Пальцы были короткими и пухлыми. Голубые глаза светились огнем энергии и фанатизма. Когда я с ним поздоровался, он сжал мою детскую руку как тисками и сказал:
— Иешуа, бойся Бога, слышишь?!
После рукопожатия он как перышко поднял меня к потолку.
На мою маму он даже не взглянул, только позавтракал с волчьим аппетитом всем, что она выставила на стол, при этом постоянно макал ломти хлеба в соль.
— Радзиминский ребе — ангел, — твердил он все время. — О его величии вскоре узнает весь мир. Я вижу это, ребе…
Он смотрел прямо перед собой, как будто стремился не пропустить тот момент, когда о величии радзиминского ребе узнает мир.
Сразу после еды, не отдохнув ни минуты, он велел мне отвести его в бесмедреш и тут же принялся учить со мной трактат Йевомес [284] . Вечером, во время минхи, отец нашел обывателей, у которых Матес стал «есть дни». В качестве вознаграждения за обучение я должен был сопровождать Матеса и сидеть с ним за столом, пока он «ел дни». Матес боялся ходить один, чтобы не оказаться в комнате наедине с хозяйкой, когда ее мужа нет дома. Он жадно ел, макая ломти хлеба в соль и даже не поднимая глаз на женщин, которые подносили ему кушанья. Для него они не существовали.
284
Левиратный брак (древнеевр.).
Точно так же, как Беришл, муж Гинды, Матес был влюблен в Тору. Он спал по четыре часа, а в остальное время учил Тору или молился. Но вместо того чтобы плакать на молитве, как Беришл, он молился радостно и бурно. Так же проходило и обучение.
— Ой-ой, Тора сладка! — часто вскрикивал он посреди учения. — Слышишь, Иешуа, нет большего удовольствия, чем учить Тору…
Точно так же, как Беришл был увлечен Кедойшим, Матес был увлечен разделом Ношим [285] , то есть трактатами, посвященными отношениям между мужчиной и женщиной — Кидушин [286] , Гитин [287] , Ксувес [288] , Йевомес и другим. Больше всего он получал удовольствие от трактата Йевомес, в котором речь идет о законах халицы. Я не знаю, изживал ли низкорослый крепкий парень с помощью Талмуда свои подавленные мужские желания или просто питал слабость к трактатам о женщинах. Знаю только, что он постоянно учил со мною раздел Ношим. В разгар обучения он впадал в экстаз и называл Господа разными ласковыми именами и прозвищами, как влюбленный свою возлюбленную.
285
Женщины (древнеевр.). Третий раздел Талмуда. Содержит законы брака.
286
Освящение брака (древнеевр.). Трактат Талмуда из раздела Ношим. Содержит законы освящения брака, а также принципы заповедей для женщин.
287
Разводные письма (древнеевр.). Трактат Талмуда из раздела Ношим. Содержит законы составления разводного письма.
288
Брачные договоры (древнеевр.). Трактат Талмуда из раздела Ношим. Содержит законы составления брачного договора.
— Милый, великий, желанный, милостивый! — увлеченно бормотал он и хлопал своими короткими пухлыми ручками, хватал меня и поднимал над головой. Ни о чем другом, кроме Торы, он понятия не имел, ничего другого не видел. Так, однажды он заметил в поле стога, посмотрел на них и спросил:
— Скажи, для чего такому маленькому местечку столько сена, неужели для колыбелек?
Он думал, что сено используют только для того, чтобы устилать им детские колыбели…
Мой отец не мог нарадоваться на этого Матеса, с которым он мог поговорить, поучиться и поделиться своими толкованиями. Я радовался меньше. Матес измучил меня своими трактатами из Ношим. Меня ни капельки не интересовали все эти законы о разводе, браке, халице, составлении брачного договора, равно как и судебная тяжба между мужем и женой в том случае, если после свадьбы он обнаруживает, что она — не девственница, а она при этом утверждает, что это получилось случайно, а не из-за греха. Я знал наизусть всю дискуссию на эту тему, известную как Мойхес Эц [289] , и при этом даже не пытался вникнуть в суть вопроса. Матес мне этого не объяснял.
289
Раненная деревом (древнеевр.). Талмудический термин. Девушка, утратившая девственность из-за травмы, а не из-за того, что вступила в отношения с мужчиной.
Суть дела я узнал от своего друга Аврома, сына Гершла-скотника, у которого Матес обедал раз в неделю.
Гершл долгие годы арендовал у помещика скотный двор, в наших краях это называлось «скотник» при «вельможе». Позже он уехал из деревни и поселился в Ленчине, где открыл бакалейную лавку. Кроме того, у него было поле, коровы, лошадь и куры. Он был розовощеким, крепким мужчиной. Таким же крепким был его сын Авром, года на два постарше меня, он выглядел выше и сильнее своих лет. Отец Аврома хотел сделать из него ученого человека и договорился, чтобы тот вместе со мной посещал занятия у Матеса. Но Аврома тянуло к Геморе еще меньше, чем меня. Ему больше нравилось пасти отцовскую лошадь на лугу, править телегой, колоть дрова, готовить пойло для скота и тому подобные занятия. Я полюбил Аврома всем сердцем. Авром разъяснил мне все, что скрывал Матес. Он отвел корову «на случку» к быку на крестьянский двор и взял меня с собой.
— Видишь, примерно так же получаются дети, — сказал он мне.
Я был потрясен. Я не мог в это поверить. Главное, я не мог себе представить, чтобы все — мои близкие, праведники, праотцы и праматери из Торы, занимались подобными вещами. Авром потешался надо мной.
— Даже Мойше-рабейну занимался этим. — сказал он мне.
Масса явлений, которые до сих пор казались мне непостижимыми, вдруг разъяснилась. Кроме того, стали ясны все законы трактата Ношим.
Авром, сын Гершла-скотника, научил меня и другим вещам: как подойти к лошади, чтобы она не лягнула, как взнуздать ее, как сесть в седло и даже как ездить верхом. На одном из таких занятий я чуть не лишился головы. Когда я сидел верхом на кляче Аврома, она, соскучившись по стойлу, вдруг понеслась к его дверям с низкой притолокой. Я едва не разбил голову. В другой раз он учил меня прыгать с сеновала на землю. Я неудачно упал и не сразу пришел в себя. Но все это не мешало моей привязанности к Аврому. Мы придумывали разные фокусы, чтобы отвертеться от Матеса с его учением и проводить время в стойле с лошадьми. Мне нравился скрип жующих лошадиных челюстей и звон цепи на лошадиной шее, а вкусный запах сена и даже запах навоза были для меня лучшими благовониями. Рассказы Аврома о богатырях, которые гнули на груди обручи, о конокрадах и цыганах, а главное, о подвигах его отца-скотника были для меня слаще меда. Валяясь на сеновале, мы передразнивали бурные жесты Матеса и его вскрики во время молитвы.
С гораздо большим уважением относились к Матесу в доме Гершла-скотника, куда он приходил «есть свой день». Гершл-скотник с восхищением невежи смотрел на каждое движение ученого ешиботника, заискивающе подхватывал каждое его слово.
— Леюшка, принеси реб Матесу еще сметаны, — говорил он дочери, девушке на выданье, стыдливо подносившей обед ойреху. — И положи ему побольше масла в картошку. Реб Матесу нужны силы для изучения святой Торы…
Лея, с деревенской застенчивостью заливаясь румянцем, подносила блюда городскому умнику. В присутствии этого ученого парня ее длинный, как шойфер, нос становился еще длиннее от страха и девичьего смущения.
Вскоре Гершл-скотник пришел к моему отцу и попросил его сосватать Лею Матесу.
— Ребе, я его одену с головы до ног, — сказал он. — Я дам ему содержание на столько лет, на сколько он захочет, дам приданое, подарки. Пусть реб Матес живет в нашем доме и учит святую Тору… Моя Леюшка будет заниматься лавкой, а муж пусть учит Тору…
Отец поговорил с Матесом, и тот сразу же согласился. О приданом он и слова не сказал, ему было важно обговорить содержание, вечное содержание. Из подарков он выбрал новое виленское издание Талмуда и штраймл [290] .
Скотник дал все, что попросил жених. Он даже оплатил свадебные расходы бедным родителям жениха. После свадьбы Матес словом не обмолвился с Леей. Он приступил к изучению нового виленского Талмуда, подаренного тестем, с таким рвением, что ложился спать всего на пару часов. Лея в большом парике, который совсем не шел ее юному девичьему личику, ходила на цыпочках вокруг своего ученого мужа. От деревенской застенчивости она даже не осмеливалась звать мужа по имени. Так, не произнося ни слова, через год Лея родила ребенка и вскоре уже снова была на сносях. Гершл-скотник был счастлив, но недолго. Матес внезапно бросил жену и детей и сбежал непонятно куда, чтобы сделаться порушем. Это случилось через несколько лет после описываемого времени, но я расскажу об этой истории подробнее в следующих главах. А пока перейду к своему третьему бесполезному ребе, Йоселе Ройзкесу, или, как его прозвали у нас, Йоселе-литваку.290
Из подарков он выбрал новое виленское издание Талмуда и штраймл. — Наиболее совершенное издание Вавилонского Талмуда вышло в «Типографии вдовы и братьев Ромм» в Вильне в 1886 г., затем постоянно переиздавалось. Штраймл носили только женатые мужчины, поэтому такая шапка была традиционным подарком тестя ученому зятю.
Йоселе Ройзкес был родом из Заблудова [291] , местечка в окрестностях Белостока [292] , и был у нас единственным литваком.
И раньше к нам в местечко приезжали литваки, но ни один не загостился. Был один меламед, который долго не продержался из-за того, что учил на литвацкий манер, другой был агентом компании, страховавшей от пожара. Он носил пиджак и шляпу — одетого так человека у нас никто никогда раньше не видел. Когда «немец» произносил кадиш в бесмедреше, все поворачивались к нему, словно дивясь: как это гой молится на святом языке?.. Мы, мальчишки, даже не были уверены, надо ли произносить «аминь» после такого литвацкого кадиша. У нас никто не сомневался в том, что Бог говорит на святом языке так, как говорят польские евреи. Мало того, после молитвы человек в гойском платье снял, вопреки всем ожиданиям, с полки Гемору и сел за учение трудного трактата — Нозир [293] . Литвак начал нараспев:
291
Заблудов — местечко Белостокского уезда Гродненской губернии. В нем, по переписи 1897 г., проживало около 3800 человек, из них 2600 евреев. Гродненская губерния исторически относилась к Литве.
292
Белосток — уездный город Гродненской губернии. В нем, по переписи 1897 г., проживало около 66 000 человек, из них 42 000 евреев.
293
Назорей (древнеевр.). Трактат Талмуда из раздела Ношим. Содержит законы, связанные со статусом назорея, то есть человека, принявшего на себя обеты не стричься, не пить вина, не прикасаться к мертвому. Статус назорея был актуален только в эпоху существования Храма.
— Горейни нозир, горейни позир, горейни позих, горей зе нозир… [294] .
При этом он произносил «зи» как «жи» [295] , так что вместо «нозир, позир, позих» выходило «ножир, пожир, пожих». Но это его совершенно не смущало. Ученики хедера так и покатились со смеху. С тех пор, куда бы литвак ни пошел страховать от пожара, мы бежали за ним следом с криком: «Ножир, пожир, пожих». Литваку пришлось вскоре уехать. У нас терпели только странствующих проповедников-литваков [296] , собиравших деньги на ешивы [297] и произносивших публичные проповеди. Наоборот, если приезжал польский проповедник, ему ничего не светило. Читать проповеди — литвацкое дело, так же как водить медведей — дело цыганское.
294
Я буду назореем, и он становится назореем… (Нозир, 2а, древнеевр.). Фрагмент обета (в разных вариантах), принимаемого назореем.
295
При этом он произносил «зи» как «жи» — фонетическая особенность литвацкого диалекта идиша.
296
Проповедники-литваки — странствующие проповедники пользовались огромной популярностью, особенно среди женской аудитории. Они призывали к покаянию и нравственной чистоте. Большинство из них были выходцами из Литвы, так как именно там получило распространение движение «Мусер» («Нравственность») призывавшее к нравственному самоусовершенствованию.
297
…собиравших деньги на ешивы… — В 1803 г. в Воложине (Гродненская губерния) была открыта первая в Российской империи «большая» ешива. В ней учились юноши не только из близлежащих городов, а из разных концов Российской империи, причем одновременно несколько сот слушателей. Деньги на существование ешивы ее руководство собирало, рассылая повсюду специальных посланцев. Ешивы, построенные на аналогичных принципах, были организованы еще в нескольких городах Литвы (современные Западная Белоруссия и Литва).
Первым лигваком, постоянно поселившимся в местечке, был Йоселе Ройзкес.
Городской богач Иешуа-лесоторговец взял этого Йосела Ройзкеса в мужья своей дочери Гендл, а против зятя богача никто выступать не смел.
Почему ленчинскому богачу понадобилось искать мужа для своей дочери так далеко, аж в местечке рядом с Белостоком, я не знаю. Этот Йоселе Ройзкес был маленьким и хрупким парнишкой, избалованным, как единственная дочь, с маленьким личиком, тоненькими ножками и ручками, белыми, округлыми и гладкими, в то время как его невеста Гендл была стройной, крепкой девушкой, розовощекой и улыбчивой, с черными, как смоль, волосами и глазами, полными красными губами, которые все время смеялись. Веселье и радость излучала эта богатая энергичная красавица. Она улыбалась всем, старому и малому, мальчикам из хедера и даже подмастерьям, работавшим в пекарне у Ехезкела-пекаря, которым ей, по закону, нельзя было улыбаться. Жених ей вовсе не подходил, но реб Иешуа очень гордился своим зятем, которого привез из такой дали. Свадьбу справили очень торжественно. Мойше-столяр построил огромный навес, чтобы туда поместились все приехавшие гости и сваты. Реб Иешуа привез из Закрочима клезмерскую капеллу, бадхена с подстриженной бородой и поваров в коротких пиджаках. Нищие сбежались отовсюду за сытными булками и подаянием. Надо отдать должное богачу, он пригласил на свадьбу всех: от моего отца, которому он щедро заплатил за проведение обряда венчания, до самого бедного ремесленника и убогого нищего. Богач даже купил к свадьбе новинку — яркую лампу-«молнию» [298] . Народ не мог отвести взгляда от литвацких сватов, носивших укороченные сюртуки, но при этом сыпавших учеными речами. Жених произнес превосходное толкование [299] на самом что ни на есть литвацком идише.
298
Лампа-«молния» — тип керосиновой лампы, появившийся в конце XIX в. Отличалась ярким светом.
299
Жених произнес превосходное толкование. — На свадьбе жених должен перед гостями-мужчинами произнести толкование какого-либо фрагмента из Талмуда.