О мышах и людях. Квартал Тортилья-Флэт (сборник)

Лицо Ленни исказилось от напряжения.

– Не знаю. А к чему вы это? — крикнул он. — Это неправда! Джорджа не ранили.

Горбун пристально поглядел на Ленни.

– Хочешь, я скажу тебе, чего тогда будет? Тебя схватят и упекут в психушку. Наденут на тебя ошейник, как на собаку.

Глаза Ленни вдруг помутились, в них сквозила ярость. Он встал и грозно шагнул к Горбуну.

– Кто это ранил Джорджа? — спросил он.

Горбун сразу осознал опасность. Он отодвинулся.

– Я просто так говорю — а вдруг его ранили, — сказал он. — Джорджа никто не трогал. Он цел и невредим. Он вернется.

Ленни стоял над Горбуном.

– Зачем тогда говорить — а вдруг? Никто не смеет говорить, что тронет Джорджа.

Горбун снял очки и потер ладонью глаза.

– Садись, — сказал он. — Джорджа никто не трогал.

Ленни с ворчанием снова уселся на бочонок.

– Никто не смеет говорить, что тронет Джорджа, — повторил он.

Горбун сказал терпеливо:

– Может, теперь ты наконец сообразишь самую малость. У тебя есть Джордж. Ты знаешь, что он вернется. Ну, а ежели предположить, что у тебя никого нету. Предположим, ты не можешь пойти в барак и сыграть в карты, потому что ты негр. Понравилось бы тебе? Предположим, пришлось бы сидеть здесь и читать книжки. Само собой, покуда не стемнеет, ты мог бы играть в подкову, но потом пришлось бы читать книжки. Только книжки не помогают. Человеку нужно, чтоб кто-то живой был рядом. — Голос Горбуна звучал жалобно. — Можно сойти с ума, ежели у тебя никого нету. Пускай хоть кто-нибудь, лишь бы был рядом. Я тебе говорю! — крикнул он. — Я тебе говорю: жить в одиночестве очень тяжко!

– Джордж вернется, — испуганно уговаривал Ленни сам себя. — Может, он уже вернулся. Пойду погляжу.

Горбун сказал:

– Я не хотел тебя стращать. Он вернется. Это я про себя говорил. Сидишь тут один по вечерам, читаешь книжки, или думаешь, или еще чем займешься. Иногда сидишь вот так, один-одинешенек, задумаешься, и некому тебе сказать, что правильно, а что нет. Или увидишь чего, но знать не знаешь, хорошо это или плохо. И нельзя обратиться к другому человеку да спросить, видит ли он то же самое. Ничего не поймешь. И объяснить некому. Мне здесь такое привиделось! И не был я пьян. Может, во сне приснилось. Будь рядом со мной кто, он бы сказал мне, спал я или нет, и тогда все стало бы ясно. А так я просто ничего не знаю.

Горбун смотрел в окно.

Ленни сказал с тоской:

– Джордж меня не бросит. Я знаю, никогда не бросит.

Горбун продолжал задумчиво:

– Помню, как я еще ребенком жил у своего старика на ранчо, он там кур разводил. Росло нас трое братьев. Мы никогда не расставались, никогда. Спали в одной комнате, на одной кровати — все трое. А в саду у нас клубника росла, на лугу — люцерна. Помню, в погожее утро мы чуть свет выпускали кур на этот самый луг. Мои братья садились верхом на загородку и присматривали за ними, а куры все до единой белые.

Постепенно Ленни заинтересовался.

– Джордж говорит, что у нас будет люцерна для кроликов.

– Для каких кроликов?

– У нас будут кролики и ягоды.

– Ты спятил.

– Будут. Спросите сами у Джорджа.

– Ты спятил, — снова сказал Горбун с презрением. — Я видывал, как сотни людей приходили на ранчо с мешками, и головы у них были набиты таким же вздором. Сотни людей приходили и уходили, и каждый мечтал о клочке земли. И ни хрена у них не вышло. Ни хрена. Всякий хочет иметь свой клочок земли. Я здесь много книжек перечитал. Никому не попасть на небо, и никому не видать своей земли. Все это одно только мечтанье. Люди беспрерывно об этом говорят, но это одно только мечтанье.

Он замолчал и поглядел на распахнутую дверь, потому что лошади беспокойно зашевелились и уздечки звякнули. Послышалось ржанье.

– Кажется, кто-то пришел, — сказал Горбун. — Может, Рослый. Иногда он заходит сюда раза два, а то и три за вечер. Таких возчиков поискать. Редкий хозяин о своей скотинке так заботится.

Горбун с трудом встал и подошел к двери.

– Это вы, Рослый? — спросил он.

Отозвался Огрызок:

– Рослый в город уехал. Скажи, ты, случаем, не видал Ленни?

– Это ты про того здоровенного малого спрашиваешь?

– Да. Не видал его?

– Здесь он, — бросил Горбун отрывисто. Потом вернулся к койке и лег.

Огрызок остановился на пороге, поскреб культю и сощурился от света.

Внутрь он не вошел.

– Слышь, Ленни. Я тут все думал о кроликах…

– Можешь войти, ежели хочешь, — проворчал Горбун.

Старик даже сконфузился.

– Не знаю, право слово. Ежели ты, конечно, позволишь…

– Входи. Уж коли другие входят, стало быть, можно и тебе. — Горбун с трудом скрыл свою радость под сердитой гримасой.

Огрызок вошел, все еще конфузясь.

– А у тебя тут уютненько, — сказал он Горбуну. — Наверно, хорошо иметь отдельную комнатенку.

– Ясное дело, — сказал Горбун. — И навозную кучу под окном. Чего уж лучше.

– Говори о кроликах, — вмешался Ленни.

Огрызок прислонился к стене подле висевшего на ней рваного хомута и снова поскреб культю.

– Я здесь уже давно, — сказал он. — И Горбун тоже. А ведь я в первый раз в этой клетушке.

– Кто ж заходит в жилище черномазого, — хмуро сказал Горбун. — Сюда никто не заходит, окромя Рослого. Он, да еще хозяин, а больше — никто.

Старик поспешно переменил разговор.

– Рослый — лучший возчик на всем белом свете.

Ленни наклонился к Огрызку.

– Говори о кроликах, — потребовал он.

Огрызок улыбнулся.

– Я все обмозговал. Ежели с умом взяться за дело, можно заработать и на кроликах.

– Но я буду их кормить, — перебил его Ленни. — Джордж так сказал. Он обещал мне.

Горбун грубо вмешался в разговор:

– Вы, ребята, просто сами себя дурачите. Болтаете чертову пропасть, но все одно своей земли вам не видать. Ты будешь тут уборщиком, Огрызок, покуда тебя не вынесут ногами вперед. Да, многих я тут перевидал. А Ленни недели через две или три возьмет расчет да уйдет. Эх, всякий только об землице и думает.

Огрызок сердито потер щеку.

– Можешь быть уверен, у нас все будет. Джордж так сказал. У нас уже и денежки припасены.

– Да неужто? — спросил Горбун. — А где сейчас Джордж, позвольте полюбопытствовать? В городе, в веселом доме. Вот куда уплывут все ваши денежки. Господи, да я уже видел это множество раз. Немало перевидал я людей, у которых в голове только и мысли что об землице. Но в руки им ничего не доставалось.

– Конечно, все этого хотят! — воскликнул Огрызок. — Всякий хочет иметь клочок земли, хоть небольшой, да собственный. И кров над головою, чтоб никто не мог его выгнать, как собаку. У меня сроду ничего такого не было. Я работал чуть не на всех хозяев в этом штате, а урожай доставался не мне. Но теперь у нас будет своя землица, можешь не сумлеваться. Джордж не взял с собой денег. Они лежат в банке. У меня, Ленни и Джорджа будет свой дом. Будут собака, кролики и куры. Будет кукурузное поле и, может, корова или коза.

Он замолчал, увлеченный этой картиной.

– Говоришь, у вас есть деньги? — спросил Горбун.

– Уж будь спокоен. Большая часть есть. Остается раздобыть сущие пустяки. Мы раздобудем их всего за месяц. И Джордж уже присмотрел ранчо.

Горбун ощупал свою спину.

– Никогда не видел, чтоб кто-нибудь в самом деле купил ранчо, — сказал он. — Я видывал людей, которые чуть с ума не сходили от тоски по земле, но всегда веселый дом или карты брали свое. — Он помолчал. — Ежели вы, ребята, захотите иметь дарового работника, только за харчи, я с охотой пойду к вам. Не такой уж я калека, могу работать, как зверь, ежели захочу.