О мышлении в медицине

Интересно, что мы не можем установить влияния великого анатомического труда Везалия на мышление Парацельса. Он должен был знать работы Везалия, но анатомия, очевидно, не была его областью; она казалась ему лишенной связи с жизнью, это была наука о мертвом теле, между тем для Парацельса только жизнь представляла ценность. И он, произнося слово «анатомия», думал не о расчленении мертвого тела, а о расчленении вообще, об аналитическом рассмотрении.

Ибо для него существовало только целое, а отдельная часть имела значение лишь постольку, поскольку она входила в целое, в организм. Это было ядром его естественнонаучного мышления, его абстрагирующей философией, натурфилософией в его понимании. Для него имело значение не изучение органов, а организм как неделимое целое, который, однако, не является законченным, а подвергается постоянному преобразованию, пребывает в вечном становлении.

Парацельс тем самым приблизился к мышлению Платона и отдалился от Галена настолько, что мог только уничтожить его, Авиценну и их единомышленников. Он символически совершал это при помощи всеочищающего огня. Это произошло в Базеле в 1526 г.

Он уже не говорит о четырех элементах в человеческом теле; вместо них он говорит о трех и притом о совсем других: о сере, соли и ртути; все они являются символами для горючего, растворимого и летучего, т. е. огня, земли и воздуха.

Но сам Парацельс не смог при помощи этих понятий привести свои мысли в полное единство и тем самым прийти к представлению об организме. Ему кое–чего недоставало — того, что позднее, за отсутствием лучших знаний, называли жизненной силой. Парацельс назвал это начало археем и пользовался этим словом в рамках своей физиологии обмена веществ, в использовании пригодного и выделении непригодного. Сам он благодаря этому освободился от многообразия царящих и управляющих сил в организме, описанных в древних сочинениях, и заменил их единственной силой, которая управляет всеми явлениями жизни. Он только упростил для себя этот вопрос.

С этим было связано и то обстоятельство, что Парацельс представлял себе учение о болезнях, т. е. патологию, совсем не так, как древние врачи. Последние рассматривали болезнь как изменение в элементах, в соках, в качествах, как нечто связанное с конституцией по нашим понятиям. Парацельс сравнивал болезнь с самим организмом, который непрерывно развивается и изменяется; поэтому для него также и болезнь была органическим процессом, особым событием в жизни; проявления болезни служат выражением этого ненормального жизненного процесса; но это все–таки жизнь.

Он тем самым высказал мысль, которая нашла свое выражение в разработанной столетия спустя патологической физиологии и тем самым оказалась противоположной патологической анатомии Вирхова. Также и в этом предчувствии столь отдаленного по времени развития медицины нашла свое выражение глубина его ума: «Так как болезни не являются чем–то осязаемым, но их можно сравнить с ветром, то как можно бороться с ними посредством очистительных средств? Возможно ли изгонять их таким способом? Ведь это не тела». Все то, что образуется, — говорил он, — нуждается в семени; так и болезнь имеет семя; но то, что затем развивается, не сама болезнь, а ее продукт. Об этом мы судим по лихорадке, которая сама по себе не является болезнью, причем Парацельс отстаивал правильность этого взгляда главным образом на примере контагиозных болезней, особенно чумы, бешенства и сифилиса. Именно эти болезни он тщательно изучил во время своих многочисленных поездок по разным странам.

А как возникают болезни? Их причиной служит «существо» (ens); Парацельс различает: астральное существо, существо яда, натуральное существо, духовное существо и божественное существо (ens astrale, ens veneni, ens naturale, ens spirituale, ens deale). Что означают эти термины? Астральное существо не имеет никакого отношения к астрологии. Парацельс решительно отвергал это учение. Предлагая указанный термин, он имел в виду влияние светил на воздух, на погоду. Существо яда указывает на яды, которые вводятся с пищей, и если мы сегодня говорим об общей интоксикации в связи с нашим питанием, то это идет гораздо дальше представлений Парацельса. По его мнению, такое действие яда возможно только при условии, что выравнивающая сила архея оказывается недостаточной.

В общем пять форм существа можно уподобить космическим, химическим, диетическим и психическим вредностями, а последнее «существо», божественное, рассматривать как веление в судьбе, как ниспосланное богом. Таким образом, Парацельс охватывает все формы болезней представлениями, которые оказали влияние на лечение болезней и соответствуют действительности в большей степени, чем теории его предшественников.

По его представлениям, тот же архей, который дает силы жизни, осуществляет и лечение болезней. «Ведь врачом, который лечит, является природа; каждая рана заживает сама по себе, если мы будем держать ее в чистоте». Это было сказано в духе Гиппократа.

Но он в то же время был далек от того, чтобы быть врачом, лечащим только на основании сил природы. Арсенал его лекарств был велик. Он полагал, что против каждой болезни существует и соответствующее лекарство. Также и в этом отношении его мышление и искания резко противоположны галеновским: если у Галена принципом теории было «противоположное противоположным»: горячее — холодным, холодное — горячим и т. д., то Парацельса, как и врачей его времени, это уже не удовлетворяло.

Были нужны средства против определенных болезней, специфическая терапия, как говорили впоследствии «тайные средства» (arcana), как их называл Парацельс. Давно известная болезнь чума и недавно появившийся сифилис сделали это необходимым, что укрепило взгляды противников Галена. Ведь ртуть уже давно была таки?,! «тайным средством», хотя применение ее встречало сильные возражения. Парацельс усердно искал такие средства; он находил их в растениях, причем уже их внешняя форма указывала ему, для чего их можно, применять; например, листья, имевшие форму сердца, годились для лечения болезней сердца. Он находил лекарства и в мире минералов, и в народной медицине, причем он всегда старался отыскать действующее составное начало.

От царства минералов, от алхимии, которой он много занимался, он пришел к химии, и с Парацельса, можно сказать, начинается внедрение химии в медицину. Все это не было случайным; это была глубокая мыслительная работа, несомненно гениального человека.

Если Гиппократ некогда учил, что врач — слуга природы, то Парадельс говорил в достойном Фауста сознании своих заслуг: врач — господин природы, он является также и археем и притом вторым археем в тех случаях, когда первый оказался слаб, когда сила природы и жизни недостаточна, чтобы преодолеть заболевание.

Также и у него можно найти высказывания, напоминающие этику Гиппократа. Этого не следует забывать, так как этика всегда занимает важное место во врачебном мышлении: «Из сердца растет врач, из бога происходит он, свету природы принадлежит он, и высшей степенью врачевания является любовь». Таков был его взгляд на деятельность врача.

Но если мы спросим себя, как велико было влияние мыслей И учений Парацельса на врачей его времени и на их последующие поколения, то мы не приходим к единому выводу. Много похвал и много порицаний — такой была также и его судьба; быть может, он прожил слишком мало, чтобы подытожить свое учение, которое в последнем случае могло бы стать археем для врачебного мира. Врачи видели его ошибки, которые отталкивали их. Врачи видели сильные стороны и непомерно преувеличивали их. Его слова не были доходчивы, он не был ни Гиппократом, ни Галеном, ни Авиценной, и, несмотря на все это, был гением, правда, не дошедшим до полной зрелости и поэтому оказавшим на позднейшее врачебное мышление лишь незначительное влияние. Он не стал реформатором медицины, и только по прошествии многих лет было признано, что Парацельс был выдающимся медиком эпохи Возрождения.

Врачам его времени и их новым поколениям была нужна система, так сказать, ящик с отделениями, где они могли бы находить все, что искали. Парацельс не предложил им этого, между тем как Гален это им дал. Что в медицине, в науке о здоровом и больном человеке подобной системы быть не может и быть не должно, врачи не понимали.

Поэтому они мало ценили Парацельса. А когда его значение, в конце концов, было признано, то было уже поздно, тогда он уже принадлежал истории и тем самым ушел из поля зрения преимущественно практически мысливших врачей.

8. Ятромедицинские мышление

Парацельс, внедряя химию в медицину, следовал своему глубокому интересу к царству минералов (ведь он был врачом на рудниках), а также и духу времени, так как в XVI веке врачи обратились к ятронаукам.

Эта наука основана на весьма древнем, можно сказать, врожденном стремлении врачей для всего, что относится к медицине, находить объяснение, теорию, систему. Ятронауку, которая тогда получила развитие, следует разделить на три части — на ятроматематику, ятрофизику и ятрохимию, причем ятроматематическая часть этой триады занимала особое место.