О, не вздыхайте обо мне. Стихи

Тебе, Афродита, слагаю танец…

Тебе, Афродита, слагаю танец, Танец слагаю тебе. На бледных щеках розовеет румянец… Улыбнись моей судьбе. По ночам ты сходила в чертоги Фрины, Войди в мой тихий дом. Лиловый туман пробрался в долины. Луна над твоим холмом. Скольжу и тружусь в заревом бессилье. Богиня! тебе мой гимн. Руки, как крылья, руки, как крылья, Над челом золотистый нимб. Январь 1910

Синий вечер. Ветры кротко стихли…

Синий вечер. Ветры кротко стихли, Яркий свет зовет меня домой. Я гадаю: кто там? – не жених ли, Не жених ли это мой?.. На террасе силуэт знакомый, Еле слышен тихий разговор. О, такой пленительной истомы Я не знала до сих пор. Тополя тревожно прошуршали, Нежные их посетили сны. Небо цвета вороненой стали, Звезды матово-бледны. Я несу букет левкоев белых. Для того в них тайный скрыт огонь, Кто, беря цветы из рук несмелых, Тронет теплую ладонь. Сентябрь 1910 Царское Село

Хочешь знать, как все это было?

Хочешь знать, как все это было? — Три в столовой пробило, И прощаясь, держась за перила, Она словно с трудом говорила: «Это все… Ах, нет, я забыла, Я люблю вас, я вас любила Еще тогда!» «Да». 29 октября 1910 Киев

Я написала слова…

Я написала слова, Что долго сказать не смела. Тупо болит голова, Странно немеет тело. Смолк отдаленный рожок, В сердце все те же загадки, Легкий осенний снежок Лег на крокетной площадке. Листьям последним шуршать! Мыслям последним томиться! Я не хотела мешать Тому, кто привык веселиться. Милым простила губам Я их жестокую шутку… О, вы приедете к нам Завтра по первопутку. Свечи в гостиной зажгут, Днем их мерцанье нежнее, Целый букет принесут Роз из оранжереи. Октябрь 1910 Царское Село

Весенним солнцем это утро пьяно…

Весенним солнцем это утро пьяно, И на террасе запах роз слышней, А небо ярче синего фаянса. Тетрадь в обложке мягкого сафьяна; Читаю в ней элегии и стансы, Написанные бабушке моей. Дорогу вижу до ворот, и тумбы Белеют четко в изумрудном дерне. О, сердце любит сладостно и слепо! И радуют пестреющие клумбы, И резкий крик вороны в небе черной, И в глубине аллеи арка склепа. 2 ноября 1910 Киев

Он любил…

Он любил три вещи на свете: За вечерней пенье, белых павлинов И стертые карты Америки. Не любил, когда плачут дети, Не любил чая с малиной И женской истерики. …А я была его женой. 9 ноября 1910 Киев

Я смертельна для тех, кто нежен и юн…

«Я смертельна для тех, кто нежен и юн. Я птица печали. Я – Гамаюн. Но тебя, сероглазый, не трону, иди. Глаза я закрою, я крылья сложу на груди, Чтоб, меня не заметив, ты верной дорогой пошел. Я замру, я умру, чтобы ты свое счастье нашел…» Так пел Гамаюн среди черных осенних ветвей, Но путник свернул с осиянной дороги своей. 7 декабря 1910 Царское Село

Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король. Вечер осенний был душен и ал, Муж мой, вернувшись, спокойно сказал: «Знаешь, с охоты его принесли, Тело у старого дуба нашли. Жаль королеву. Такой молодой!.. За ночь одну она стала седой». Трубку свою на камине нашел И на работу ночную ушел. Дочку мою я сейчас разбужу, В серые глазки ее погляжу. А за окном шелестят тополя: «Нет на земле твоего короля…» Декабрь 1910 Царское Село

В комнате моей живет красивая…

В комнате моей живет красивая Медленная черная змея; Как и я, такая же ленивая И холодная, как я. Вечером слагаю сказки чудные На ковре у красного огня, А она глазами изумрудными Равнодушно смотрит на меня. Ночью слышат стонущие жалобы Мертвые, немые образа… Я иного, верно, пожелала бы, Бели б не змеиные глаза. Только утром снова я, покорная, Таю, словно тонкая свеча… И тогда сползает лента черная С низко обнаженного плеча. 1910

Сжала руки под темной вуалью…

Сжала руки под темной вуалью… «Отчего ты сегодня бледна?» – Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот… Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: «Шутка Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: «Не стой на ветру». 8 января 1911 Киев

Вечерняя комната

Я говорю сейчас словами теми, Что только раз рождаются в душе. Жужжит пчела на белой хризантеме, Так душно пахнет старое саше. И комната, где окна слишком узки, Хранит любовь и помнит старину, А над кроватью надпись по-французски Гласит: «Seigneur, ayez pitie de nous» [1] . Ты сказки давней горестных заметок, Душа моя, не тронь и не ищи… Смотрю, блестящих севрских статуэток Померкли глянцевитые плащи. Последний луч, и желтый и тяжелый, Застыл в букете ярких георгин, И как во сне я слышу звук виолы И редкие аккорды клавесин. 21 января 1911 Киев

1

Господи, помилуй нас (фр.).

Память о солнце в сердце слабеет…

Память о солнце в сердце слабеет. Желтей трава. Ветер снежинками ранними веет Едва-едва. В узких каналах уже не струится — Стынет вода. Здесь никогда ничего не случится, — О, никогда! Ива на небе пустом распластала Веер сквозной. Может быть, лучше, что я не стала Вашей женой. Память о солнце в сердце слабеет. Что это? Тьма? Может быть!.. За ночь прийти успеет Зима. 30 января 1911 Киев

Белой ночью

Ах, дверь не запирала я, Не зажигала свеч, Не знаешь, как, усталая, Я не решалась лечь. Смотреть, как гаснут полосы В закатном мраке хвой, Пьянея звуком голоса, Похожего на твой. И знать, что все потеряно, Что жизнь – проклятый ад! О, я была уверена, Что ты придешь назад. 6 февраля 1911 Царское Село