О них не упоминалось в сводках

Я внимательно смотрел в бинокль. На склоне бугорка видна маленькая, едва заметная темная полоска — щелочка. Похожа на амбразуру дзота. Из этой амбразуры в любую минуту мог застрочить пулемет. Лубянов заверил меня, что за ночь подготовит временную огневую позицию, а утром откроет огонь по вражескому дзоту.

У нас не было схем расположения огневых точек противника и его траншей. Штаб 21-й дивизии, оборонявшейся до нас на этом участке, почти никаких разведывательных сведений бригаде не передал. Поэтому пришлось начинать все сначала. Мы установили непрерывное наблюдение за передним краем противника.

Бойцы и командиры вскоре приспособились к новым условиям. Орудийные расчеты научились маскировать огневую позицию. Для уменьшения потерь стрельбу по противнику вели обычно два-три номера, остальные находились в укрытии. С каждой временной позиции подавлялась, уничтожалась только одна цель. Для новой цели — другая позиция. Наводчики с каждым днем накапливали опыт быстрого и точного ведения огня.

Стрельбу начинали, как правило, на рассвете, едва только можно было разглядеть цель в оптический прицел. От первого до последнего выстрела проходило полторы-две минуты. Этого времени хватало для того, чтобы послать прямой наводкой шесть-восемь снарядов и добиться одного-двух прямых попаданий. Затем орудие быстро спускали в укрытие. Каждый день, если не было метели или снегопада, наши батареи подавляли или уничтожали таким образом две-три огневые точки противника.

Особенно активно действовал командир 1-й батареи лейтенант Ярош. Он умело выбирал цели и удобные для стрельбы позиции. Вот что рассказывал мне лейтенант Макуров:

— Ярош во взводе часто бывает. Придет и скажет: «Макуров, у тебя противник опять курорт устроил». — «Где?» — «Идем, покажу!» Ведет за собой, показывает новую цель. Понимаете, цель на моем участке, а я не знаю о ней. Стыдно. После таких случаев и командиры взводов и командиры орудий начали инициативу проявлять. Даже вроде бы соревнование между взводами возникло: кто больше целей обнаружит, кто больше потерь врагу нанесет…

Люди дивизиона быстро приобретали практические навыки, закалялись в трудных условиях. Орудийные расчеты, которыми командовали сержанты Л. С. Азенов, А. И. Алехин, Н. Е. Серый, А. А. Ненашев, А. С. Коровин, старшина 1-й статьи А. П. Мирсанов, старшина 2-й статьи А. И. Пашков и старшина П. А. Бычков, стали стрелять отлично. Сержант Азенов после ряда удачных стрельб был послан на совещание снайперов — мастеров огня Волховского фронта. Там его наградили именными часами.

Радовало то, что у нас не было так называемых ЧП. Главная заслуга в этом принадлежала комиссару дивизиона. Василий Дмитриевич Мазуров сумел мобилизовать на выполнение поставленных задач всех коммунистов и комсомольцев, а они составляли две трети дивизиона и являлись его прочной основой. Комиссар был умным и чутким человеком, мог поговорить с каждым бойцом, подбодрить людей, вселить ненависть к врагу. Моряки советовались с ним, читали ему письма, полученные от родственников, от невест. А он всегда готов был выслушать человека, разобраться во всем.

Василий Дмитриевич вникал в детали жизни и быта артиллеристов: проверял, как готовится пища и как она доставляется на огневые позиции, есть ли у бойцов махорка и бумага для писем, навещал больных и раненых, оказавшихся в медсанроте. Всеми своими планами, впечатлениями и переживаниями Василий Дмитриевич делился со мной.

В его душе бил неиссякаемый родник любви к людям. И люди отвечали ему тем же. Когда он появлялся на передовой, бойцы под разными предлогами спешили увести его в защищенное место, чтобы осколок или пуля не задели комиссара.

Младшие политруки Михаил Петрович Бизюков и Никандр Васильевич Заусайлов старались перенять у Мазурова его умение работать с людьми. Политработники проводили большую воспитательную работу среди батарейцев, деля с бойцами все тяготы и лишения фронтовой жизни. Они агитировали не только словом, но главным образом делом. Когда бы я ни приезжал в батареи, политруки находились на огневых позициях. Бизюкова, как наиболее энергичного и опытного человека, выбрали секретарем партийной организации дивизиона. Он успешно справлялся с этой работой. А если возникали трудности, ему тактично помогал Мазуров.

Беспокоил нас с Мазуровым лишь комиссар 1-й батареи. Он проявлял излишнюю осторожность, слишком заботился о своей персоне. Мы разговаривали с ним, пробовали стыдить его — не помогало.

Артиллеристы 1-й батареи снисходительно относились к слабостям своего комиссара. Каждый из них пережил внутреннюю борьбу со страхом, да и не все еще избавились от этого чувства. Одни бравировали напускной храбростью, другие действовали осторожно, осмотрительно, когда появлялась опасность, умели держать себя в руках.

— У нас комиссар еще не переболел. У него просто мания какая-то. Он и в землянке каску не снимает, — говорил лейтенант Ярош. — Ничего, может быть, это и пройдет. Все мы из одного теста сделаны, но разные пироги выходят.

Кроме стрельбы прямой наводкой мы организовали стрельбу с закрытых позиций. Это решение появилось после того, как я с лейтенантом Житником побывал на наблюдательном пункте командира 3-й батареи Лубянова. С высокой могучей ели хорошо был виден ряд целей в глубине обороны противника. Сразу возник соблазн ударить по ним.

— Побольше бы осколочных снарядов, и от наших «игрушек» противнику станет жарко, — сказал Семен Акимович Житник.

45-миллиметровые пушки он называл игрушками.

— Я тут целый склад обнаружил, кто-то забыл в лесу больше сотни ящиков со снарядами, — признался Лубянов. До этого о своей находке он молчал.

— Ну и хитер же ты, Александр Васильевич!

— Вчера только нашел и доложить не успел еще, — улыбаясь, оправдывался Лубянов.

— С твоей батареи и начнем, — решил я. — Только позицию надо найти поближе к наблюдательному пункту. Телефонной связи нет, придется команды по цепочке передавать.

В тот же день на краю поляны разместился огневой взвод лейтенанта И. П. Локтюхина.

Лубянов оказался хорошим стрелком с закрытой позиции, хотя и первый год после окончания Томского арт-училища командовал батареей. Действовал он быстро и грамотно. С первых же залпов артиллеристы поразили несколько целей.

Через двое суток с закрытых позиций вела стрельбу одним взводом и 1-я батарея.

Осколочных снарядов имелось много. Стреляли мы почти каждый день. Били по открытым целям, по скоплениям пехоты и транспорта. Большая начальная скорость не давала возможности противнику услышать приближение снаряда. Взрывы раздавались всегда неожиданно. Хотя и мал был снаряд — весил он всего около трех килограммов, — но при удачном попадании наносил врагу чувствительные потери…

Как-то командиры артиллерийских частей собрались на совещание в штаб бригады. Начали обмениваться новостями. А когда я рассказал о стрельбе из 45-миллиметровых пушек с закрытых позиций, товарищи подняли меня на смех.

— Дробиной по слону бьешь, — сказал командир артдивизиона майор Н. В. Никитин.

— Да, твоим снарядиком противника не испугаешь, — поддержал его командир минометного дивизиона старший лейтенант А. Г. Панфилов. — Пшикалки у тебя, а не пушки.

Я молчал, делая вид, что насмешки товарищей не задевают меня. И очень обрадовался, когда наше начинание поддержал начальник артиллерии бригады подполковник А. Я. Данин.